Полгода — и вся жизнь - Элизабет Хауэр

— Все это действительно очень странно, — подтвердила Грета Ахтерер, — но в серьезных случаях, наверное, следует делать как говорят.

— Я так не думаю, — сказала Ирена, — это мой дом, и если что-нибудь случится, то это будет касаться только меня. Я прибрала чердак, и хватит. Ты бы только видела, какие твари помогали мне убирать — одна злее другой, просто гиены. Особенно жадной оказалась Лангталер, дрянь такая. Этого следовало ожидать, ведь я прекрасно знаю ее. Она постоянно что-то прятала, когда думала, что я не гляжу на нее: то бросит что-нибудь в угол, то спрячет под юбку. Но у меня глаза, как у рыси. Меня не так-то просто провести. «Я думала, что госпоже это не нужно», — ничего лучшего ей не могло прийти в голову, когда я ловила ее с поличным. Это повторялось много раз в тот несчастный вечер. Бергер я тогда подарила пару мелочей из старого хлама, а ей нет. Ты бы только видела, как она стояла рядом, кипя от гнева, но молчала.

Лицо Ирены раскраснелось от этой пылкой речи. Она встала, чтобы выпить воды.

— Ты не любишь Лангталер, — сказала Грета.

— Да, не люблю. Это еще мягко сказано. Я просто не выношу ее. Она противна мне.

— Почему ты не увольняешь ее?

— А как? Муж на фронте, а ее дочери исполнилось только пятнадцать. Нет, это произвело бы плохое впечатление. Когда-нибудь наступят лучшие времена, война кончится, тогда и решение найдется. Я, собственно, хотела тебя спросить, Грета, не могу ли я привезти к вам мои меха и драгоценности. Я думаю, у вас они будут в безопасности.

— Этого я гарантировать не могу. Но у нас в любом случае надежнее их хранить, — сказала Грета.

Со двора доносилось бряцание колокольчиков и мычание коров, возвращавшихся с пастбища. Потом загремела колодезная цепь, зажурчала вода, льющаяся в жестяные корыта, и наконец послышалось равномерное сопение пьющих животных.

В кухню вошел старший сын Ахтереров, пятнадцатилетний Петер. Он запыхался, его лицо и даже коротко подстриженные волосы были мокрыми от быстрой ходьбы. Мальчик пожаловался на жару и слепней, так измучивших его и животных на пастбище.

— Тетя Ирена, — спросил он, — когда Рената снова приедет?

— Может быть, я отпущу ее к вам на каникулы, — сказала Ирена. — Куда же еще? Я надеюсь, что муж отвезет меня отдохнуть на Вертерзее [1]. Мне обязательно нужно сменить обстановку. Вы здесь не представляете, что значит прожить все лето в городе. Ренате вряд ли захочется ехать со мной. Во-первых, я не смогу все время заниматься только ей. Мне нужен покой. И, во-вторых, ей самой лучше у вас. У меня нет иллюзий на этот счет.

— Конечно, привозите ее сюда, — сказала Грета. Потом она обратилась к сыну, который с хрустом ел яблоко, и потребовала, чтобы он наконец вымылся.

Во время ужина обе супружеские пары молчали. Даже Ганс Ахтерер не шутил, как всегда. Приближалось время расставания.

Наконец инженер с женой сели в машину. В этот раз Ахтерер не сказал свое обычное: «Присматривай за моей красоткой Иреной!» Только инженер нарушил молчание, когда машина уже тронулась: «Ну, значит, все будет как мы договорились». Ганс Ахтерер кивнул. Его жена не вышла провожать гостей. Перед домом стояли два украинца и смотрели, как отъезжал автомобиль, поднимая за собой тучи пыли. В их глазах не было злости, но и равнодушными их тоже нельзя было назвать.

Было еще светло, солнце стояло над ельником, который начинался сразу за деревней. Руки инженера в перчатках из лайки спокойно и уверенно лежали на руле. Он ехал медленно, осторожно объезжая выбоины. Дорога была не асфальтирована, иногда машина застревала в глубоких лужах. Тогда лицо Ирены искажалось гримасой и она судорожно хваталась за ручку на боковой дверце.

— Тебе не помешает, если я закурю? — спросил инженер у жены.

— Как хочешь, — ответила она. — Если ты закуришь, мне нужно будет открыть окно, и тогда эта ужасная пыль запачкает мою юбку.

— Хорошо, не буду, — не возражал муж. Эти три слова он говорил своей жене чаще других.

— Все погрузили? — спросил он немного спустя.

— Кажется да, — ответила Ирена.

— Ты присутствовала при погрузке?

— В этом не было необходимости, — ответила она раздраженно, — я почти никогда не присутствую, ведь всегда все было в порядке. Как тебе вообще пришла в голову мысль, что у твоих таких замечательных и надежных друзей что-то может быть не в порядке? Что тебя беспокоит?

— Меня? Ничего, — сказал инженер. Но через несколько метров он остановился и открыл багажник. Проверив груз, он опять сел в машину. — Дрова уложены очень искусно, — сказал он.

— Ты боишься проверки? — спросила жена.

— Этого всегда нужно опасаться, ты ведь знаешь. Я прочитал в газете, что сейчас контроль на дорогах будет усилен.

— Ну тогда мы выбрали благоприятный момент, чтобы приехать сюда.

Муж ничего не ответил ей. Его часто раздражал ее дешевый сарказм.

* * *

Когда Густав Бухэбнер познакомился с Иреной, его сразу же привлекла и даже очаровала ее ироническая, насмешливая манера держаться. Она казалась ему ослепительным, остроумным существом, и с самого начала он бессознательно ей подчинился. Однако после одиннадцати лет семейной жизни он должен был признать, что ее ирония и насмешки, которые уже не казались ему такими остроумными, как прежде, направлены преимущественно против него. Сначала он пробовал бороться с этим, но, когда понял, что это бесполезно, смирился. В компаниях она вела себя сдержанно, хотя и там, случалось, подсмеивалась над мужем, правда вовсе не с целью обидеть его, а как бы прощая его недостатки.

— Ты отхватил настоящую красотку, — сказал Ганс Ахтерер, когда инженер впервые появился у него с Иреной. — Мне бы такую.

Ахтерер к этому времени уже давно был женат. Он очень уважал свою жену, их связывала глубокая симпатия друг к другу. Но Грету с ее крепко сложенной фигурой, спокойным неприметным лицом и просто подстриженными русыми волосами вряд ли можно было назвать привлекательной. Дочери крестьян никогда не отличались особой красотой, а о ком-то другом, кроме крестьянки, Ганс и не помышлял. Поэтому он питал слабость к красивым девушкам. Ирена со своей стройной фигурой, пышными каштановыми волосами и большими светлыми глазами произвела на него неизгладимое впечатление. Восхищение друга льстило Густаву, который прежде из-за учебы и работы ни с кем не завязывал тесных отношений. Теперь он в первый раз был влюблен по-настоящему и без оглядки. Потеряв голову, он находил в Ирене все те качества, которые хотел видеть в будущей жене. Она, казалось, также отвечала ему любовью, и он не замечал или не хотел замечать, что в их отношениях она заняла выжидательную позицию. Ирена согласилась стать его женой только тогда, когда его успехи по службе стали для нее залогом обеспеченной и приятной жизни.