Наколдую любовь... (СИ) - Константа Яна

- Малая, да что ж ты делаешь со мной?! – прохрипел он над ее ушком, легонько прикусывая мочку.

И, действительно, попытался остановиться, когда вдруг осознал, что ладонь его уже нагло разместилась на мягком холмике Яринкиной груди – сквозь мокрую ткань гладит затвердевший сосочек и тянется к пуговичкам на платье. Он хотел убрать руку, от греха подальше, но Яринка вдруг накрыла ее своей ладонью и тихо прошептала:

- Не бойся. Расстегни.

- Ярин, нельзя, я ж не остановлюсь… Так мы до обряда не дотянем…

- Ну и пусть, - только улыбнулась ему в ответ, задрав голову, и поймала губами его губы. – Никто же не узнает… А свой первый раз не хочу ни с кем делить, Марек… Только с тобой. Сейчас. Пока никто не видит…

Короткий вздох, и последний шанс остановиться. Но нет… Одна пуговичка, вторая, третья… И вот уже ливень под вздох, сорвавшийся с девичьих губ, соревнуется с мужской ладонью за право первым прикоснуться к нежной обнаженной коже, покрывшейся мурашками. Теперь уже, действительно, не остановиться. Ноги дрожат, тело каменное, а виновница этого безобразия, развернувшись, прижимается к мужской груди всем мокрым своим полураздетым тельцем, целует, с лихорадочным блеском смотрит в глаза и тянется стянуть рубашку.

- Малая…

Прижимая к себе Яринку, гладя мокрые ее волосы, Марек судорожно огляделся по сторонам, ища подходящее местечко – но трава кругом, букашки, земля… Дождь проливной.

- Подожди секунду, - отпрянул он и, спотыкаясь, бросился к лодке за покрывалом.

Насквозь промокшая, вмиг продрогшая без его прикосновений, Ярина как в тумане смотрела, как Марек расстилает покрывало прямо на траве, под дождем. Ее трясло от одного только вида парня: от волос его, с которых стекают струйки дождя, от загорелых рук, чуть дрожащих, от прилипшей к телу одежды и от голодного, горящего взгляда, брошенного ей, полураздетой, в расстегнутом платье…

Он первым опустился на мокрое покрывало и потянул за собой Яринку. Она стояла перед ним на коленях, дрожала, но совсем не боялась того, что вот-вот случится между ними, – он видел это в ее глазах, что лихорадочно блестели, смотрели на него по-детски доверчиво, с любовью, нежностью и обожанием. Руки ее стыдливо теребили подол прилипшего к телу платья, а он смотрел, как по обнажившейся ее груди стекает вода, и сходил с ума от желания прикоснуться там губами.

Она дала себя раздеть. Дала ласкать себя, как хочется ему: губами – грудь, руками – ягодицы. Не удержала стон, когда коснулся ниже, когда сквозь мокрые трусики прошелся по трепещущему лону, бесстыже требующему уже совсем не рук его… Короткий рваный вдох, рывок – и вот она уже лежит под ним, вся мокрая, раздетая, горячая; тянется к его лицу и слизывает капельки дождя, собирающиеся на кончике его носа, целует и обнимает, трется щекой о щетинистую щеку, что-то шепчет, дрожит и едва не плачет, когда он резко отстраняется, чтоб самому раздеться. Она приподнимается за ним следом, словно поддаваясь невидимой нити, натянутой между ними, и отчаянно цепляется за мокрые его плечи, когда он возвращается, целует и укрывает ее собой от дождя. Она задыхается от нежности, с которой он ласкает чувствительную кожу, и рвано вздыхает, когда он нетерпеливо стягивает с нее трусики; когда раздвигает ее ноги, и почти сразу же упирается в нее теплой твердой плотью, дурманя и отвлекая от первой боли касаньем губ. Заглядывая в глаза, шепча ей что-то. Внутри все ноет от напряжения, дрожит, и разум мутится от волны неведомых до этой минуты ощущений – она на все готова, ей не нужно больше времени, не нужны его осторожные ласки; ее разрывает на сотни маленьких Яринок, ей кажется, что она вот-вот умрет от этой тяги, и она просит, умоляет сделать хоть что-нибудь, чтобы прекратить эту пытку, чтобы утолить первобытную жажду…

- Будет немножко больно – потерпи, не зажимайся, - спешно предупреждает Марек, и она тут же покорно раскрывается и выгибается навстречу его телу. Только всхлипывает и широко распахивает глаза, когда он удовлетворяет ее мольбу, когда осторожно входит в нее, наполняет, подчиняет… И тут же целует, убаюкивая вынужденную боль, заставляя не терпеть ее, а наслаждаться ею.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Ливень прекратился так же быстро, как и начался – стремительно стихая, словно аккомпанируя арии сплетенных тел, закончившейся с последними каплями дождя.

Расслабленные, они лежали на мокром покрывале, грели обнаженные тела в лучах палящего солнца и молча, прижавшись плечами, смотрели в небо, ища благословения и набираясь сил после такого же стремительного, как и прошедший дождь, безумства. Возле своего бедра Марек нащупал Яринкину ладошку – крепко сжал ее и улыбнулся, счастливый, как мартовский кот, добравшийся до кошечки. Ярина заулыбалась ему в ответ и густо покраснела, только теперь осознав, что случилось с ними несколько минут назад.

- Привыкай, малая… – Марек затащил ее на себя и крепко-крепко обнял, зарываясь пальцами в мокрых рыжих прядках.

Дело осталось за малым – сообщить родителям о свадьбе. Пока сохла одежда, лежали Марек с Яринкой и думали, как лучше это сделать.

Марек предложил сегодня же начать с Яринкиных, чтоб все как подобает было: мол, прошу руки вашей дочери, клянусь и в горе, и в радости… Ну и так далее. Но Яринка испугалась за сестру – вот как Агнешка отреагирует, узнав о свадьбе? Ей-то точно сейчас не до веселья и не до обрядов. Да и внутренний голос упрямо твердил, что лишний раз не нужно маячить своим счастьем перед переживающей сердечную травму Агнешкой. Марек все это тоже понимал, конечно, но с другой стороны, тянуть-то некуда, нужно уже готовиться – до заветной ночи всего две недели осталось, а надо ж и наряды подготовить, и деда Митяя предупредить, чтоб распорядился для обряда подготовить тут все. Он-то еще вообще не знает, что в этом году брачующаяся пара в деревне появилась.

- Ярин, мне очень жаль, что так вышло с твоей сестрой. Но мы-то в чем виноваты?

- Ты не понимаешь, - вздохнула Яринка, - она сейчас в таком состоянии… Марек, я, наверно, скажу глупость, но я боюсь, что однажды она меня возненавидит за мое счастье.

- Она же сестра твоя, Ярин, не накручивай. Ну пойми ты, нельзя постоянно оглядываться на других. И Агнешка… Она же любит тебя! Неужели она не порадуется за свою сестренку? Не верю!

- Я не знаю. Ей тяжело сейчас. Она очень изменилась, замкнулась после того случая… Марек… А обряд никак нельзя перенести? Хотя б на месяц, пока Агнешка немного успокоится?

- Сколько себя помню, обряд всегда проводился строго в ночь на девятнадцатое августа, и я не слышал, чтоб когда-то его переносили. Я не знаю, почему именно в эту ночь, но этой традиции уже лет сто, если не больше. Да даже если б и можно было перенести – куда? В сентябре ночи уже холодные. И как ты людям объяснишь причину? Расскажешь, как Федька поступил с твоей сестрой? Вряд ли Агнешка тебе за это спасибо скажет. Ярин, вот пусть на нашей свадьбе она хоть немного развеется и забудет уже этого Федьку! А мы сегодня же пойдем к твоим родителям, - заявил Марек, давая понять, что решение принято и обсуждению уже не подлежит. – У нас времени совсем мало осталось, а ждать потом еще целый год – я просто не выдержу!

Глава 17

Когда Ярина с Мареком сказали, что собираются пожениться, Ася с Андриком попросту растерялись. Они понимали, конечно, глядя на загулявшую счастливую дочь, что к этому у них с Мареком все и идет, что рано или поздно этот час настал бы, и, в общем-то, за девочку свою они радовались – парень хороший, дочь счастлива... Что еще родителям нужно? Но не ожидали они, что это случится так скоро – всего месяц какой-то прошел с тех пор, как закрутился у них роман, – а потому и не успели подготовиться к такому заявлению влюбленных голубков. Не знали, что делать-то теперь, как свадьбу-то играть…

Все в Хомячинках женились по местному обряду. Во-первых, это традиция. А во-вторых, до города попросту далеко. Всей деревней туда не рванешь, а отправлять одних молодоженов тоже не дело: здесь принято в семейную жизнь провожать всем миром, и если не позовешь кого – люди попросту не поймут.