Наколдую любовь... (СИ) - Константа Яна

Он ушел, и снова она осталась одна, никому не нужная. Вырванная из лап смерти… А зачем? Для чего? Для кого? Полная луна, такая же одинокая на почти черном бархате ночного небосвода, холодным светом ласкала ее, но ни согреть, ни успокоить не могла.

- Агнеша! – тишину наступающей ночи нарушил голос матери, раздавшийся из открытого окна. – Поздно уже, спать иди!

- Иду, - вздохнула девушка и направилась к дому, не испытывая ни малейшего желания возвращаться в их с Яринкой комнату.

Глава 19

Почти полночь. Яринка спала, утомленная последними приготовлениями и переживаниями о завтрашнем дне, и Агнешка, совсем не желая ее будить, тихонько разделась и прошла к своей кровати. Легла, но сон не шел. Девушка крутилась, ворочалась, думая то о Федьке и своем проклятии, то о словах Агафьи про силу, что живет в ней, и знахарстве, к которому совсем не лежит душа, то о сестренке, которой… – да прав Марек, прав! – она завидовала.

Лунный свет сквозь ветви яблонь пробирался в комнату, рисуя на стенах причудливые тени, колыхающиеся от малейшего ветерка за окном, освещая постель, вазу с розами на маленьком столике и белую рубашку на стуле, которую завтра предстоит надеть, провожая Яринку в семейную жизнь. Так и не сумев заснуть, Агнешка встала и коснулась ладонью тонкой ткани. Она надевала эту сорочку всего один раз, на примерке, но тогда ей было наплевать, что будет на ней в ночь обряда, а сейчас… Девушка разделась догола, надела сорочку и подошла к зеркалу. Наряд невесты шел ей…

Она закрыла глаза и представила, как невестой завтра на обряде могла бы быть она. Как такой же «Марек» ждал бы полуночи, чтоб назвать ее своей женой… Как он обнимал бы ее, целовал, шептал на ушко всякие влюбленные глупости… Агнешка обняла себя за плечи, невольно представляя вместо своих – мужские руки; представляя, как кто-то ласкает ее, целует, снимает с нее рубашку… И вдруг резко открыла глаза, когда поняла, что представляет в этой роли не кого-то – а Марека.

Агнешка посмотрела на мирно спящую сестренку и устыдилась собственных фантазий. Только фантазии ее не отпускали.

Ну кто виноват, что только у этого парня нашлись для нее добрые слова? Нашлось желание позаботиться, защитить?

Агнешка помнила, как Марек нашел ее в стоге сена, как успокаивал, футболку свою дал; помнила утро, когда он зачем-то пришел к Федьке и увидел, как тот с братьями издевается над ней; как заступился, как отругал ее потом и велел о проблемах говорить ему, а не лезть на рожон… Как домой потом привел. Умом она понимала, что в той ситуации Марек заступился бы за любую девушку, а уж если дело коснулось сестры его невесты – пройти мимо он тем более не мог. Но как заставить глупое сердечко не биться чаще, когда оно так хочет верить, что дело не только в доброте и порядочности парня и он действительно, если б не любовь его к Ярине, мог бы полюбить и ее? Ведь даже сегодня, спеша домой, он задержался рядом с ней, чтоб ободрить… Коснулся рук ее… Зачем, если она ему совсем безразлична? Если для мужчин она, как женщина, невидима? Обидные слезы побежали по щекам: не ее он жених и никогда им не будет.

Потом она о своем поступке, конечно, пожалеет. Но сейчас невыносимая боль с головой захлестнула Агнешку. Образ хорошего парня Марека ее преследовал. Он будто все раны раскрыл, разодрал своей добротой, и теперь они кровоточили, жгли и убивали. Желание любить и быть любимой, фантазии, где все это сбывалось, отозвались зовом взбудораженного тела и душащей ломотой из-за невозможности на этот зов ответить. Мир потемнел в одно мгновенье, и Агнешка, не понимая, что делает и зачем, выскочила из комнаты.

Она выскочила из дома, выбежала за калитку. Куда бежала – она не знала, босые ноги сами несли ее куда-то к полю, а потом – в лес. Тонкая рубашка и ночная прохлада ласкали взбудораженное тело, а она все бежала, бежала, обдирая ноги острыми ветками, – что-то внутри нее вело ее, указывало дорогу и вскоре вывело на небольшую поляну на берегу реки. Агнешка остановилась, только когда почувствовала, что уже по щиколотки стоит в холодной воде.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тьма обступала. Что-то колдовское, злое поднималось от земли и воды, выползало из леса и окутывало девушку, диктуя ритуал, который, как ей казалось, принесет облегчение. Она же ведьма – что ж, так тому и быть! Она не просила об этом, она предпочла бы умереть, но не мучиться, и раз все решили за нее, раз обрекли ее на одиночество, – она сама себе поможет и счастье выгрызет у судьбы, украдет, наколдует!

Тьма улыбнулась ее мыслям, зная, что одержала победу, зная, что еще одна душа вот-вот навеки останется с ней.

Сквозь слезы взглянув на луну, Агнешка отступила на шаг и спустила с плеч рубашку. С легким шелестом упала ткань на траву, обнажая девичье тело перед лунной ночью и природой – второй матерью, подарившей жизнь. Молодая ведьма шагнула в воду. Ледяная, остывшая река обняла ее щиколотки, поднялась по голеням к бедрам, под рваный вздох коснулась изнывающего от возбуждения лона, живота, сосков, плеч… Агнешка с головой ушла под воду, а через несколько секунд с шумом вынырнула и всей грудью вдохнула ночной воздух. Глаза ее потемнели, жар не обласканного мужчиной тела лишь усилился, как усилились и жажда, и нестерпимый голод по прикосновениям.

Агнешка вышла из воды и надела сорочку. Осмотрелась невидящим взглядом и, заметив неподалеку огромный камень, будто специально оставленный здесь для нее, направилась к нему. Что делать – она уже знала. Пальцы выдрали клок травы и ловко – минуты не прошло – скрутили подобие человеческой фигурки: головка, тело, ручки, ножки… Слова сами собой вырвались из сердца:

- Наколдую любовь, наколдую любовь…

Шепот стелился по поляне, растворяясь в безмолвной тишине леса. Девушка склонилась над камнем, шепот ее стал громче, голос сорвался… Она сжала самодельную куклу и зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, представить образ желанного мужчины. Длинный черный волос старательно опутывал жертву; передавленные ножки и ручки беспомощно повисли, головка с тоской взирала на ведьму…

- Наколдую любовь, наколдую!

Уже не шепот – отчаянный слезный выхрип сорвался с губ, а волос все окутывал фигурку, обматывал прочной паутиной. То и дело вспыхивал перед глазами образ Яринки, и тогда Агнешка с еще большим остервенением наматывала свой волос, с еще большей ревностью вопила, поднимая заплаканные глаза к бледной луне, молила, чтоб забыл Марек о своей невесте, чтоб ничто не всколыхнуло его сердце, когда увидит ее…

Острый конец ветки впился в запястье, алые капли упали на безмолвную куклу… Ничто не должно помешать наколдованному счастью – их с Мареком теперь разлучит только смерть.

- Наколдую любовь, наколдую!

Закричала Агнешка сквозь слезы, и ночная птица, встревожившись, слетела с насиженных мест, вторя в глухую черноту леса: «Наколдую любовь, наколдую…»

***

Проснулась Агнешка в собственной постели, от яркого солнца и раздающихся внизу голосов. Солнышко сияет, легкий ветерок колышет занавеску, а за окном чирикают синички… Красота!

Девушка сладко потянулась и улыбнулась – едва ли не впервые за последнее время на душе было легко и спокойно. Даже несмотря на странный тревожный сон, где она в белой сорочке на голое тело бродила по лесу, купалась в ледяной воде и… Агнешка нахмурилась, вспоминая странный ритуал, и тут же подумала, как хорошо, что это был всего лишь сон – наяву она бы никогда не пошла на такое. Откуда ж взяться такой ненависти к сестре? Нет к ней ненависти – напротив, сегодня Агнешке хотелось отыскать Яринку, извиниться за равнодушие, с которым отнеслась к ее свадьбе, обнять и поговорить, наконец, по душам. Но Ярины в комнате не было – неугомонная пташка уже с утра порхала и ждала, когда же начнется обряд, когда же начнется шествие на брачную поляну, когда же отправятся они в поле собирать цветы и плести венки.

Что ж, пора вставать. Агнешка привстала, и вдруг с удивлением почувствовала, как ломят у нее ноги – будто километры исходила. Но она же не ходила нигде – все дома и дома… Она стянула с себя тонкое покрывало – и увидела царапины на голенях; взгляд упал на руку – а на запястье зияет рана с запекшейся кровью. Агнешка вспомнила свой «сон», и ее будто ледяной водой окатило: неужели это была явь? Неужели действительно все это было?!