Строгий профессор - Надежда Мельникова

А, тогда понятно, зачем ваша подружка надела мокасины и бабулькину юбку на свидание. Думаю, и на голове задумывалась гулька, но ввиду мышиного хвостика получилось, что получилось.

— Иванова! — усмехаюсь.

Блин, вот как с ней можно серьёзно разговаривать? Забавная она всё-таки.

— Всë-всë. Я рыба-сом, больше ни слова. Только лёгкое похлопывание губами.

Она демонстрирует ртом, что делают рыбы, и я снова усмехаюсь, нет, ну чудо какое-то, ей-богу.

— Я всё знаю, я не дурочка, Роман Романович. Я не собиралась никому ничего рассказывать. Мой рот на замке.

Это она тоже показывает соответствующим движением руки.

— Хорошо. И ещё — не нужно больше ничего писать мне.

— Извините, Роман Романович. Это больше не повторится, просто я разозлилась. Я не буду вам больше ничего писать.

— На том и порешим. Разувайтесь.

Послушно кивнув, нагнувшись и отстегнув ремень, Иванова расшнуровывает кроссовки. Даже по внешнему виду понятно, что носки у неё потемнели и полностью мокрые. Точно сляжет с температурой. Ну вот что она делала возле ресторана? Глупая, маленькая девчонка. Хоть бы зонтик взяла. 

— Носки тоже.

Иванова смотрит прямо на меня. Я стараюсь себя вести как на паре, используя строгий и требовательный тембр голоса.

И моя студентка послушно стягивает носки. Надо согреть её. Это то, что делают бойцы МЧС. Это нормально.

— Давайте сюда ваши ноги.

На этот раз Иванова вообще не спорит. И, глядя на меня своими большими широко открытыми глазами, послушно кладет свои ноги на мои бёдра.

— Ну вот, ледяные, так я и думал. Как вы вообще додумались носиться под дождем, когда ещё так холодно?

— Не знаю, — шепчет Иванова, продолжая смотреть на меня во все глаза.

Мне кажется, она затаила дыхание, и хотя я изо всех сил пытаюсь придать своим действиям исключительно деловой характер, замечаю — её взгляд стал блестящим, немного с поволокой, будто у кошки.  Отворачиваюсь  сосредоточившись на том, что делаю. Кожа под моими руками моментально согревается, а студентка начинает ëрзать. Я смотрю на аккуратные маленькие ступни, круглые идеальные розовые пяточки и чувствую, что голова плывёт, а я впадаю в какое-то странное бредово-восторженное состояние.

— Иванова? — получается чуть пьянее и более тягуче, чем я рассчитывал.

Воздух как будто становится гуще. Это всё печка. Я поворачиваюсь к Ивановой, а она ко мне.

— Ммм? — отвечает моя студентка, без зазрения совести уставившись на мои губы.

Она смотрит так жадно. А я так хочу её поцеловать. Я ругаю себя за тот раз, но брежу новым. Ну не идиотизм ли? Теперь и я смотрю на её губы. А она снова на мои.  Секунда, и ушлая красавица-студентка выдергивает ножки из моих рук и оказывается у меня на коленях, лицом к лицу.

— Иванова. — Крепко сжимаю её талию, мотаю головой, но с коленей её не скидываю, даже наоборот — прижимаю к себе. — Нам ни в коем случае нельзя!

— Да, Роман Романович, ни в коем случае! Это последний раз, я вам честно-честно обещаю. Вот просто клятвенно.

Я не успеваю глубоко вздохнуть и набрать воздуха в лёгкие, как получаю порцию чужого: девичьего, сладкого, с привкусом клубники. Из моей груди вырывается хрип, напоминающий голодный звериный рык. Глажу её спину, сгребая одежду, вжимая девушку в себя. С талии мои руки сползают на крепкие девичьи ягодицы. Страстно целую свою студентку, будто от этого зависит вся моя жизнь. Словно сдохну, если остановлюсь. Вся моя правильность и культурная речь летят к черту. Я материться хочу, потому что это просто ох… Охренеть, как с ней хорошо. Как приятно…

— Хорошо, — будто прочитав мои мысли, вторит Иванова мне в губы, ëрзает, пальчиками ласкает мои волосы, жмëтся ближе, со смаком обсасывая мои губы, отдаваясь нашему горячему поцелую полностью, — как же хорошо, Роман Романович.

Согласен. Как же быстро она учится — прилежная у меня студентка — с каждым разом всё смелее. Природа берёт своё. Наш поцелуй невероятен. С того, первого, раза ничего не изменилось. Вру! Стало ещё лучше, слаще и вкуснее.

* * *

Хочу большего. Я взрослый здоровый мужик, и ёрзающая на моем стояке красавица вызывает вполне конкретное желание. Мне нужно сделать её своей. Подчинить, подмять под себя, пометить как угодно. Издревле это простое стремление обладать желанной женщиной делало даже самых смелых и сильных мужчин идиотами, похоже, я не исключение.

А ещё я явно прогрессирую. Ещё полдня назад я не мог даже помыслить о том, чтобы завести отношения со своей студенткой, а сейчас вполне серьезно размышляю о том, достаточно ли галантно поиметь её на парковке между контейнерами с мусором и стойкой для выбивания ковров.

Но Иванова — это красивое и между тем очень юное создание — ожидаемо даёт заднюю. Потому что она только с виду такая роковая соблазнительница. На деле же, когда я начинаю вдавливать её в свои бёдра активнее, пропуская между нами руку и с удовольствием сжимая до одурения упругую девичью грудь, она пугается, деревенея в моих руках.

— Простите меня, Роман Романович, я не могу.

Я, конечно, тут же её отпускаю, я не насильник и ни одну женщину брать силой не собираюсь. Хотя поспорить с этой малышкой хочется так, что аж в глазах темно.

Моя горячая студентка переползает на свое сиденье и начинает тихонько хныкать, расстраиваясь, что подвела, разочаровав меня. И почему я не удивлен такому поведению?

— Простите, Роман Романович, я просто, я думала… Я... мне, мне правда  очень нравится с вами, я просто растерялась.

— Всё хорошо, Иванова, всё нормально.

Несколько мгновений вмиг опечаленное тело активно протестует против такого расклада. Ему хочется продолжения и соответствующего яркого финала, но я беру себя в руки, вспоминая мертвых котов и ненароком раздавленных ботинками хомяков. А ещё голубя с вывернутым крылом и кишками наружу.

— Можно вас кое о чём попросить? — тихонечко шепчет Ивановна, пока я увлеченно разглядываю мертвую мошкару на лобовом стекле.

— Да. — Вцепившись в руль, сжимаю его, чтобы чем-то занять руки.

— Зовите меня, пожалуйста, Наташа. По крайней мере, пока никто не слышит. Мне это нужно.

— Хорошо, Наташа.

— Спасибо, Рома.

Я поворачиваюсь к своей студентке, от этого простого действия с моей стороны в её глазах отражается столько радости, что мне становится не по себе и одновременно приятно. Почему? Понятия не имею.

Отпускаю руль, протягиваю руку и беру её ладонь в свою. Её