Журнал «Вокруг Света» №10 за 1977 год - Вокруг Света

Из Южной Америки (Перу и Чили) академик С. М. Букасов привез в свое время дикий картофель. Тот самый, что четырьмя веками раньше завезли в Европу испанцы, так сказать, первозданный предок всех культурных сортов. Растет «предок» на своей родине в трудных горных условиях, отличается дьявольской выносливостью, живучестью. До семи градусов ниже нуля может выдержать! Вот и надо соединить выносливость дикаря и множество полезных качеств культурного сорта, соединить в известном смысле антагонистические (и не всегда соединяемые) начала. И не только соединить, но и от чего-то «дикарского» избавиться. Наш картофельный «предок», например, располагает свои клубни не компактным, знакомым каждому образом, а разбросанно, на многочисленных, длинных, до полутора метров, побегах.

Дикарю это нужно — захватить жизненное пространство, а культурному растению подобное ни к чему. Но этот свой наследственный признак «предок» настойчиво «проталкивает» в гибрид — в будущий северный сорт, и селекционерам приходится изрядно поломать голову, чтобы деликатно отвести неуместные притязания дикаря.

И все же возможно дать культурному растению северную выносливость. Но при условии, что есть выносливый дикарь. А на него дефицит! Исчезает в Андах дикий картофель, оказавшийся главным оздоровителем всех культурных сортов картофеля. Исчезают дикари там, где на нетронутые земли стремительно наступает промышленность. Вот в какой клубок все запутывается сейчас на Земле: комплексное освоение Севера оказывается в зависимости от сохранности флоры в Латинской Америке. Изготовить же на заказ «ген хладостойкости» мы, увы, не можем. Да и не в одной хладостойкости дело! На развитие растения влияют мириады факторов, мы выделяем и практически используем лишь некоторые, вряд ли ведая до конца обо всех тайнах, которые несут в себе «соки земли». Не какой-нибудь, а именно этой земли, данного конкретного участка. Но все эти тайны «знает» растение — знает своими клетками, своими хромосомами, и только оно может передать эти тайны своим более совершенным родичам, прошедшим через лабораторию селекционера.

Этим и занимается сейчас экспедиция Всесоюзного института растениеводства имени Н. И. Вавилова. Именно там, где пролег главный вектор освоения суровых пространств, — в зоне БАМа.

Диалектика идеи

Сейчас ученые более тридцати научно-исследовательских институтов и организаций ведут поиск районов, где может быть создана надежная продовольственная база для населения зоны БАМа (не будем забывать, что климатически это тоже Север!). Когда-то «вавиловцы» начали сельскохозяйственное освоение — на Кольском. Сейчас они снова на самом переднем крае северной целины: проведены испытания овощных культур в районе Усть-Кута — и получены урожаи выше, чем в средней полосе. Северные сорта, созданные на опытной полярной станции ВИРа, будут выращиваться в сельскохозяйственных районах зоны БАМа, включая и такие, где тяжелые природные условия либо не позволяли вообще вести земледелие, либо оно находилось в зачаточном состоянии. А недавно «вступил в строй» опорный пункт ВИРа в Зейском районе, где будет производиться примерно половина всей сельскохозяйственной продукции для зоны БАМа, а в перспективе и для будущих территориально-производственных комплексов, прилегающих к магистрали.

Зейский опорный пункт ВИРа — это семь человек. Руководит всей работой Галина Руденко. Три научных сотрудника — Валентина Ефремова, Надежда Пантелеева, Владимир Фарбер. И три лаборанта. Вот и весь коллектив. Молодежь, комсомольцы...

Амурско-Зейская долина — своего рода оазис. Благоприятные условия: много солнечных дней, достаточно тепла. Поэтому и отводится долине особая роль, с дальним прицелом. У сотрудников опорного пункта задач много — и ближних и дальних. Самое ближнее, неотложное — подготовка сортов для выращивания на зейской земле. Сразу же, с первых дней — максимальная отдача производству. Это главное. Предстоит изучить тысячу образцов: овощи, картофель, кормовые культуры, — ведь до сих пор там выращивался, как правило, лишь картофель, немного моркови. А надо «запустить» весь зеленит конвейер питания.

И еще надо изучить болезни растений, чтобы не терять драгоценный урожай: раз уж появляются здесь новые сорта, то найдутся и опасные для них микроорганизмы, с которыми лучше познакомиться заранее.

Из дальних задач — селекция. Специально с расчетом на конкретные районы, конкретные природные условия именно тех мест, которые станут главными плацдармами промышленного и сельскохозяйственного освоения Севера.

И вот здесь, на этом витке идеи, я понял диссонанс сочетания слов «убогая земля». «Убогая земля!» — мысленно повторил я, и перед глазами почему-то встали феерические сполохи заката над тундрой. «Убогая!» Дескать, должны помочь ей... Должны? В природе никто никому ничего не должен. Должен — понятие исконно человеческое. Должен — это задача для нас. Вот с этого и начался путь идеи.

Первый ее виток тонул в розовых облаках дерзкой романтики. Растопить вечную мерзлоту и превратить Север в цветущий сад! Были такие соображения и даже проекты... Их оптимизм проистекал из благих намерений, помноженных на незнание северной экологии и пренебрежение к жестоким законам экономики. Но идея будила и озаряла, пока не появился безымянный скептик, произнесший единое слово: «Зачем?» Зачем на Севере сад? Это был второй виток в развитии наших представлений, как бы диаметрально противоположного характера.

Но исходил из того же посыла — «убогая»!

И так было, пока не вышел на старт БАМ и идеи Николая Вавилова не обрели второй молодости. Северная земля должна стать плодородной. Не садом, конечно, но житницей...

Для этого надо сделать еще один виток в осмыслении проблемы и полностью отрешиться от концепции «убогой земли». Это ведь более образ, аллегория, нежели истина в последней инстанции. Не будем впадать в ложный пафос, настроимся на деловой лад, чуть-чуть позаимствовав от «витка № 2» предельно реалистический настрой. Это не страшно — потерять перспективу нам не даст БАМ. Реалистически же надо бросить на чашу весов не только плодородие. Ведь не земле плодородие нужно, а нам.

Что же касается земли, то будем откровенны: ей нужна стабильность, устойчивость природных связей. И значит, требуется от нас — без всяких аллегорий — простое и честное уважение к этой земле, мудрость и осмотрительность во всяком в нее вторжении, дабы наряду с плантациями, полями и огородами цвели ее цветы, росли ее плоды-ягоды, ее мхи и травы, посылающие, кстати, с арктическими ветрами перенаселенному Центру и Югу мощные потоки кислорода. И пусть будет тайга со всем своим зверьем, и болота со своей персональной и подчас неповторимой микроэкологией, и чистые реки — на радость нам и, главное, нашим потомкам. В этом и сила НТР, что она не только вкладывает нам в руку новое, более могучее орудие труда, но и высвечивает новые горизонты знания. Гармония рудников, плантаций и первозданных, диких пространств — наша цель, сотворенный Север.

П. Короп, наш спец. корр.

«Это еще не настоящий мед…»

Несколько лет назад мне довелось встретиться с представителем древней и, как казалось тогда, редкой профессии. Энергичный, подвижный Борис Богдасаров совсем не походил на традиционных неторопливых и мудрых дедов, какими я представлял себе пасечников.

Руководил он тогда крупнейшей в Туркмении и одной из самых больших пчелоферм в Союзе. В его рассказах пасека представлялась полем сражения, где новые методы хозяйствования давали бой прошлым.

— Старик в широкополой соломенной шляпе, удалившийся от суеты людской, — говорил Богдасаров, — это по книжкам, это из Гоголя... Сейчас я не всякого молодого возьму: вялый-квелый на пчельнике не справится! У меня, например, все пасеки кочуют. А это значит — ночью, пока пчелы спят, все сто двадцать семей на машину погрузи, километров за двести перебрось, на новом месте до восхода солнца аккуратненько расставь. Контрольный улей — на весы, и глаз с него не спускай: не подвел ли «информатор», совпадает ли его сбор с твоим? А медогонка, обеспечение пчел водой, наконец, палатка, продукты... Пока все развернешь, глядь — снова на колеса...

Дело у Богдасарова было поставлено блестяще. В разных районах республики среди пчеловодов-любителей он набирал «информаторов»: эти люди регулярно сообщали на ферму сведения о медосборе в их краях. Как полководец перебрасывает войска на лучшие позиции, так он перекидывал свои пасеки из районов, где цветение медоносов кончалось, в те, где оно набирало силу.

Борис Богдасаров «заразил» меня своим увлечением. С тех пор я невольно стал коллекционировать любые упоминания о меде. Так, недавно перелистывая «Отцы и дети», я обратил внимание на некую безымянную тетушку, которая в целях экономии пьет чай только... с медом. Объяснялось это, конечно, не столько дешевизной меда, сколько дороговизной фабричного продукта — сахара.