Том 2. Стихотворения 1855-1866 - Николай Некрасов

Памяти Добролюбова*

Суров ты был, ты в молодые годыУмел рассудку страсти подчинять.Учил ты жить для славы, для свободы,Но более учил ты умирать.

Сознательно мирские наслажденьяТы отвергал, ты чистоту хранил,Ты жажде сердца не дал утоленья;Как женщину, ты родину любил,Свои труды, надежды, помышленья

Ты отдал ей; ты честные сердцаЕй покорял. Взывая к жизни новой,И светлый рай, и перлы для венцаГотовил ты любовнице суровой,

Но слишком рано твой ударил часИ вещее перо из рук упало.Какой светильник разума угас!Какое сердце биться перестало!

Года минули, страсти улеглись,И высоко вознесся ты над нами…Плачь, русская земля! но и гордись —С тех пор, как ты стоишь под небесами,

Такого сына не рождала тыИ в недра не брала свои обратно:Сокровища душевной красотыСовмещены в нем были благодатно…Природа-мать! когда б таких людейТы иногда не посылала миру,Заглохла б нива жизни…

Притча о Ермолае трудящемся*

Раньше людей Ермолай подымается,Позже людей с полосы возвращается,

Разбогатеть ему хочется пашнею.Правит мужик свою нужду домашнюю

Да и семян запасает порядочно —Тужит, землицы ему недостаточно!

Сила меж тем в мужике убавляется,Старость подходит, частенько хворается, —

Стало хозяйство тогда поправлятися:Стало земли от семян оставатися!

1858–1865

О погоде*

(Уличные впечатления)

Что за славная столица

Развеселый Петербург!

(Лакейская песня)

<Часть первая>*

I. Утренняя прогулка

Слава богу, стрелять перестали!Ни минуты мы нынче не спали,И едва ли кто в городе спал:Ночью пушечный гром грохотал,Не до сна! Вся столица молилась,Чтоб Нева в берега воротилась,И минула большая беда —Понемногу сбывает вода.Начинается день безобразный —Мутный, ветреный, темный и грязный.Ах, еще бы на мир нам с улыбкой смотреть!Мы глядим на него через тусклую сеть,Что как слезы струится по окнам домовОт туманов сырых, от дождей и снегов!Злость берет, сокрушает хандра,Так и просятся слезы из глаз.Нет! Я лучше уйду со двора…Я ушел — и наткнулся как разНа тяжелую сцену. Везли на погостЧей-то вохрой окрашенный гробЧерез длинный Исакиев мост.Перед гробом не шли ни родные, ни поп,Не лежала на нем золотая парча,Только, в крышу дощатого гроба стуча,Прыгал град да извозчик-палачБил кургузым кнутом спотыкавшихся кляч,И вдоль спин побелевших удары кнутаПолосами ложились. Съезжая с моста,Зацепила за дроги коляска, стремглавС офицером, кричавшим: «Пошел!» — проскакав,Гроб упал и раскрылся.

«Сердечный ты мой!Натерпелся ты горя живой,Да пришлося терпеть и по смерти…То случится проклятый пожар,То теперь наскакали вдруг — черти!Вот уж подлинно бедный Макар!Дом-то, где его тело стояло,Загорелся, — забыли о нем, —Я схватилась: побились немало,Да спасли-таки гроб целиком,Так опять неудача сегодня!Видно, участь его такова…Расходилась рука-то господня,Не удержишь!..»

Такие словаГоворила бездушно и звонко,Подбежав к мертвецу впопыхах,Провожавшая гроб старушонка,В кацавейке, в мужских сапогах.«Вишь, проклятые! Ехать им тесно!»— «Кто он был?» — я старуху спросил.«Кто он был? да чиновник, известно;В департаментах разных служил.Петербург ему солон достался:В наводненье жену потерял,Целый век по квартирам таскалсяИ четырнадцать раз погорал.А уж службой себя как неволил!В будни сиднем сидел да писал,А по праздникам ноги мозолил —Всё начальство свое поздравлял.Вот и кончилось тем — простудился!Звал из Шуи родную сестру,Да деньжонок послать поскупился.„Так один, говорит, и умру,Не дождусь… кто меня похоронит?Хоть уж ты не оставь, помоги!“Страх, бывало, возьмет, как застонет!„Подари, говорю, сапоги,А то, вишь, разошелся дождище!Неравно в самом деле умрешь,В чем пойду проводить на кладбище?“Закивал головой…» — «Ну и что ж?»— «Ну и умер — и больше ни слова:Надо места искать у другого!»— «И тебе его будто не жаль?»— «Что жалеть! нам жалеть недосужно.Что жалеть! хоронить теперь нужно.Эка, батюшка, страшная даль!Эко времечко!.. господи боже!Как ни дорого бедному жить,Умирать ему вдвое дороже:На кладбище-то место купить,Да попу, да на гроб, да на свечи…»

Говоря эти грустные речи,До кладбища мы скоро дошлиИ покойника в церковь внесли.Много их там гуртом отпевалось,Было тесно — и трудно дышалось.Я ушел по кладбищу гулять;Там одной незаметной могилы,Где уснули великие силы,Мне хотелось давно поискать.

Сделав даром три добрые круга,Я у сторожа вздумал спросить.Имя, званье, все признаки другаОн заставил пять раз повторитьИ сказал: «Нет, такого не знаю;А, пожалуй, примету скажу,Как искать: Ты ищи его с краю,Перешедши вот эту межу,И смотри: где кресты — там мещане,Офицеры, простые дворяне;Над чиновником больше плита,Под плитой же бывает учитель,А где нет ни плиты, ни креста,Там, должно быть, и есть сочинитель».

За совет я спасибо сказал,Но могилы в тот день не искал.Я старуху знакомую встретилИ покойника с ней хоронил.День, по-прежнему гнил и не светел,Вместо града дождем нас мочил.Средь могил, по мосткам деревяннымДовелось нам долгонько шагать.Впереди, под навесом туманным,Открывалась болотная гладь:Ни жилья, ни травы, ни кусточка,Всё мертво — только ветер свистит.Вон виднеется черная точка:Это сторож. «Скорее!» — кричит.По танцующим жердочкам прямоМы направились с гробом туда.Наконец вот и свежая яма,И уж в ней по колено вода!В эту воду мы гроб опустили,Жидкой грязью его завалили,И конец! Старушонка опятьНе могла пересилить досады:«Ну, дождался, сердечный, отрады!Что б уж, кажется, с мертвого взять?Да господь, как захочет обидеть,Так обидит: Вчера погорал,А сегодня, изволите видеть,Из огня прямо в воду попал!»Я взглянул на нее — и заметил,Что старухе-то жаль бедняка:Бровь одну поводило слегка…Я немым ей поклоном ответилИ ушел… Я доволен собой,Я недаром на улицу вышел:Я хандру разогнал и смешнойКаламбур на кладбище услышал,Подготовленный жизнью самой…

27 декабря 1858

II. До сумерек

1

Ветер что-то удушлив не в меру,В нем зловещая нота звучит,Всё холеру — холеру — холеру —Тиф и всякую немочь сулит!Все больны, торжествует аптекаИ варит свои зелья гуртом;В целом городе нет человека,В ком бы желчь не кипела ключом;Муж, супругою страстно любимый,В этот день не понравится ей,И преступник, сегодня судимый,Вдвое больше получит плетей.Всюду встретишь жестокую сцену, —Полицейский, не в меру сердит,Тесаком, как в гранитную стену,В спину бедного Ваньки стучит.Чу! визгливые стоны собаки!Вот сильней, — видно, треснули вновь…Стали греться — догрелись до дракиДва калашника… хохот — и кровь!

2