Тень Жар-птицы - Лариса Исарова

Когда мы разбирали в классе сочинения о «Девичьей гордости и мужской чести», Ланщиков крикнул, что главное — не давать девчонкам наступать себе на ноги.

Я сказал, что некоторые девчонки не умеют себя поставить с нами, позволяют хамство, Варька Ветрова заспорила, что это не зависит от пола. Главное — сила характера, а все остальное — сироп.

— Тратим время на «мужскую честь», «женскую гордость», а с чем это едят сегодня?! — Ланщиков был в своем репертуаре. И вдруг Антошка заявила с вызовом:

— Конечно, для тебя эти термины — пустой звук, они недоступны твоему пониманию…

Ланщиков круто обернулся к ней, сузив разноцветные глаза.

— Это ты о женской гордости зачирикала?!

— Эй, прекрати! — Митька выбежал вперед и стал перед партой Антошки, точно закрывал собой амбразуру. Даже выше ростом показался.

— Ясненько! — улыбнулся Ланщиков. — Теперь мужская честь заговорила, защитник невинных девиц?

Митька хотел броситься к нему, но Антошка вцепилась в его рукав двумя руками.

— Не пачкайся!

Голос Антошки, всегда громкий, сейчас даже зазвенел как колокол в притихшем классе. Многие обернулись.

Ланщиков секунду щурил свои разноцветные глаза, лотом сказал с угрозой:

— Спасибо, Лапа, сочтемся!

Я покосился на Митьку, он опустил голову и молчал… Скажите! А сама говорила, что для нее парень начинается только от метра девяноста. Мне стало смешно и чуточку обидно, и я ушел, его не подождав. Пусть сами разбираются в своих делах!

Интересное вышло кино! Сегодня было собрание в классе. Выбирали бюро, последнее в жизни, как сказала Наталья Георгиевна, она всегда приходит, как завуч по воспитательной работе. Я вдруг заметил, что у нее тонкие и кривоватые ноги, а у кого-то читал, что такие женщины всегда лицемерны.

Мы с Митькой играли в морской бой, и отчет Стрепетова я пропустил мимо ушей, только отметил, что наш класс занял последнее место по сбору макулатуры, потому что я, видите ли, предпочел сдать макулатуру для себя за талоны. Ланщиков вел собрание, он у нас неизменный председатель, в прекрасном темпе за час провернул и доклад, и прения, начали выдвигать кандидатуры, я спросил Митьку, пойдет ли он в кино, и вдруг услышал фамилию Глинской и какой-то шепоток. А потом задушевный, проникновенный голос Ланщикова:

— С болью и горечью, но я хочу отвести кандидатуру Глинской, потому что она недостойна носить звание комсомолки.

На лицах ребят было написано удивление, интерес и насмешки. Ланщиков в роли защитника комсомольской чести!

— Глинская противопоставляет себя коллективу, отличается анархистскими выходками, встречается с легкомысленными юнцами…

— Вопросик? — поднял руку Стрепетов. — Ты о себе?

— Факты? — крикнула Ветрова.

— Глинская всех презирает, высмеивает, работа культсектора запущена, когда я предложил повести класс на кинофильм, получивший международную премию, на «Андрея Рублева», она заявила, что фильм модный, но фальшивый, и нечего тратить на это время. Было это, Глинская?

— Было! — с вызовом сказала Антошка, и Наталья Георгиевна укоризненно покачала головой.

— И еще вспомните, как она заявила, что Любовь Яровая не женщина, а робот, что ей больше нравятся герои «Дней Турбиных»…

— Ну и что из этого? — крикнул Пушкин, но Наталья Георгиевна стала еще строже смотреть на Антошку, а Кирюша тут же добавила:

— Да, она девочка не очень организованная, я поручила ей делать политинформацию, а она только живым уголком занималась, от всего остального отказалась…

— Очень тревожное явление вскрыл Ланщиков, — сказала Наталья Георгиевна, — я даже не уверена, что такой можно давать характеристику для поступления в институт…

— Да чего его слушать! — вскочил вдруг Митька с яростью. — Влюбился в Глинскую, а она ему от ворот поворот. И сводит счеты!

Антошка повернулась в нашу сторону, но смотрела не на него, а на меня. Она уже не раз так смотрела, странновато, точно что-то хотела сказать, попросить, и глаза ее потемнели.

Наталья Георгиевна спросила Антошку, что она думает о словах Ланщикова.

— Не собираюсь оправдываться! — Она пожала плечами. — Думайте, что хотите, много чести отвечать такому…

— Много чести… — протянула Наталья Георгиевна, — да ты не уважаешь не только товарищей, но и учителей…

— В суде принято, чтобы человеку доказали его вину, а он не обязан оправдываться… — нахально перебила Антошка, и Наталья Георгиевна пропела:

— Ах, ты уже и Уголовный кодекс выучила? Предусмотрительно…

И тут вскочила Варька Ветрова.

— Да что же это получается? — У нее даже голос задрожал от возмущения. — Мы вдруг стали разбирать Глинскую, которая никогда ничего плохого не делала, из-за Ланщикова, от которого можно ждать любую пакость?!

Она крутила во все стороны головой, как нырок, я вчера видел этих птиц по телевизору и сразу заметил их сходство.

— А вы молчите?!

Многие стали опускать глаза.

— Что, трусость заела, страх за характеристику?!

Антошка опять на меня оглянулась, долго смотрела, точно гипнотизировала, потом тряхнула косой, она ее уже давно стала носить за спиной, без прически, и уставилась на Варьку, не мигая.

— Спорить о доброте и черствости вы можете, а за человека заступиться лень?!

Варька разошлась, глаза блестели, брови прыгали, порозовела. Все-таки огневая девчонка, иногда ей море по колено.

— Помните. Наталья Георгиевна, как мы хотели исключить Ланщикова из комсомола, когда он счеты сводил чужими руками, вы не дали. Говорили о жалости, о перевоспитании, а теперь считаете — он исправился?

— Во всяком случае, он стал принципиальным человеком, чего нельзя сказать о вас, Ветрова.

Наталья Георгиевна расцвела на глазах. Ей бы в кино сниматься, живой ангел с золотыми волосами, вместо этого она сказала, что наш класс давно ей не нравится, он высокомерный, снобистский, с душком…

Антошка тут же стала демонстративно обнюхивать соседей, и в синих глазах Натальи Георгиевны блеснули грозовые искры.

Спрашивается, зачем зря нарываться? Ведь Наталью Георгиевну не переделать, она человек прозрачный. С первой минуты знакомства любому ясно, что школу она не любит, учеников ненавидит, учителей презирает. Одно мне непонятно, зачем она у нас сидит? Ведь по образованию она химик. Саша Пушкин сказал, что, наверное, она из честолюбцев-неудачников. Ученая не получилась, вот и цепляет всех, кто способный.

Как-то Кирюша спросила в классе:

— Что вам надо для счастья?

И Лисицын ляпнул:

— Чтоб в школе не было Натальи Георгиевны.

Она его два часа отчитывала.

А больше всего завуч злится на директора нашего, на Зою Ивановну, которая не дает ей развернуться. Но с Зоей Ивановной ей не справиться, руки коротки. С ней нам определенно повезло, не во всякой школе директор — летчица, да еще Герой Советского Союза. В прошлом году в День Победы как надела она все свои ордена, мы закачались!

Потом я снова вслушался в монолог Натальи Георгиевны.

— Ну не буду влиять на ваше решение, я надеюсь, что в этом классе найдутся здравые головы… — Потом она нежно всем улыбнулась и выплыла, как Снежная королева, оставив после себя холодину.

Короче, Глинскую в бюро не ввели, а после уроков, когда я решил подойти к Антошке и поздравить, что она легко отделалась, она задрала голову и ядовито сказала:

— Ах, наш умненький-благоразумненький Барсов! Решился подойти к прокаженной не на глазах администрации?!

И такая ярость билась в ее глазах, что я просто обалдел. Что я-то ей сделал? Другое дело — Ланщиков. Потом, правда, дошло, что она ждала моего выступления, но почему я должен за нее заступаться? Сама в их компанию полезла, со мной не советовалась, сама и расхлебывай!

Потом она выскочила из школы без пальто, и Митька побежал за ней, передал пальто, что-то сказал, но она пальто не надела, а пошла по улице, неся его на руке. Бешеная тигра, а не девчонка! А чего злится? Никто Ланщикова всерьез не принимает, а если из-за характеристики, так тебе нечего паниковать. Наталья Георгиевна не будет портить отношения с родителями Глинской. У нее же отец — фигура!

Сегодня на урок Осы явилась Наталья Георгиевна. У нас положено, что утром, если учительница приходит, а нянька забыла открыть класс, она бежит, находит ключи и открывает его. А мы стоим и ждем и очень довольны, потому что иногда так пол-урока проходит.

Первый урок был Осы. Подошли мы к нашему кабинету — заперто. Она спокойно отошла к окну и стала в него смотреть! Сначала никто ничего не понял, а потом Рябцева вежливо напомнила, что у нас урок.

— Да? — удивилась Оса. — А почему же вы не в кабинете?

— Но он заперт…

— Что же делать?

— Надо поискать ключ…

— Мне? — Оса усмехнулась. — Я учитель, а не девочка на побегушках. До сих пор я считала, что подготовить помещение к уроку обязанность старосты или дежурных.