Тень Жар-птицы - Лариса Исарова

Правда, есть в классе исключение — Дора Чернышева. Была бы она чуть симпатичнее на мордочку! Удивительное спокойствие и ровность настроения. Ни о ком не говорит плохо.

Кирюша ее всегда эксплуатирует. То ей поручает отчет за себя писать по внеклассной работе, то она выпускает «Юмористический листок», то какие-то диаграммы по физике чертит. Как все можно успеть, не представляю. Раз меня Нинон-Махно ей дала в подмогу стенд оформлять по истории. Ну я и спросил, почему у нее все получается, а у меня ни на что времени не хватает.

Она объяснила, что со времени своей болезни живет по часам.

— А что у тебя?

— Ерунда, что-то с кровью… — Она улыбнулась небрежно и начала говорить, что я безобразно себя растрачиваю, что при моих способностях коэффициент полезного действия от меня пять процентов, как от паровоза. Дорка считает, что безделье убивает способности, что жить надо с максимальной нагрузкой.

— Как будто каждый час последний!

Другого я бы послал подальше, очень мне нужны их советы, но она так говорит, что себя лучшим ощущаешь, чем ты есть.

И вот когда на нее не смотрю — приятно, а как гляну — плоский большой нос все портит! Хоть бы пластическую операцию сделала.

Она мечтает о мединституте, хочет проблемой боли заниматься и еще увлекается историей медицины, уйму знает о людях, ставивших на себе всякие эксперименты.

Антошке бы с ней подружиться! Хотя меня она не послушается, маленькая, а упрямая как осел. И нахальная, заявила, что хочет стать психиатром, чтобы на земле не осталось психов — их всех можно и нужно компенсировать.

Вот так-то, не больше и не меньше!

Вот кому я не завидую, так это Сашке Пушкину, хоть у него, может быть, и гениальные способности. Самый тихий человек в классе и вечно попадает в дурацкие истории. Он говорит, что является «громоотводом учительских молний». С ним всегда что-то случается из серии «нарочно не придумаешь».

Когда в школе появилась Наталья Георгиевна, пришла она в наш класс знакомиться, услыхала Сашину фамилию и, конечно, спросила:

— Неужели родственник?!

Ему надоело всю жизнь одно и то же отвечать, он мяукнул в ответ, а она решила, что он издевается. С тех пор цепляется к нему как может.

А Оса им восторгается, хотя Сашка так медленно говорит, так нудно, что можно уснуть. Девчонки его «слоном» называют за медлительность, маленькие глазки под бугристым лбом и за висячие уши. А мне его иногда жалко, уж очень тонкая шея для такой башки, да и плечи узкие. Говорят, что таким он стал после менингита.

Но зато, когда у нас математика, Эмилия Игнатьевна на него прямо молится. Он никогда ничего не решает, не доказывает, как принято. Всегда ищет сложный путь. Она однажды сказала, что простые решения изящнее и разумнее, а он ответил, что изучает теорию тупиков в математике, поэтому ему нужны сложности. Елки-моталки! И так запросто… Как-то Оса спросила:

— Почему Некрасов сделал главными героинями своей поэмы «Русские женщины» Волконскую и Трубецкую?

Мы замолчали, а Сашка Пушкин сказал лениво:

— Они были самые богатые, знатные, больше других потеряли, поехав за мужьями в Сибирь…

Ей же ответил, что не любит современную поэзию потому, что пишут ее чаще для заработка, торгуя душой.

— В одной книге я прочла, что в поэзии нет молодых и старых, богатых и бедных, мужчин и женщин, есть только таланты и бездарности. Можно спорить, воевать, я не признаю только нахальство и демагогию, невежество и категоричность. Еще есть вопросы?

У Осы горели щеки, блестели глаза, она даже помолодела, а Сашка Пушкин сжался, а Ланщиков восторженно сказал:

— Хороша оплеуха!

Но Оса на подхалимаж отреагировала неожиданно:

— Вам такая не поможет, Ланщиков, хоть вы по-своему очень способный человек. И это самое трагическое…

Мы ее не поняли, а Сашка Пушкин с тех пор сидел на ее уроках молча, никогда больше не читал посторонние журналы, хотя раньше на всех гуманитарных уроках зарывался в них как крот.

И она же о нем как-то сказала:

— Пушкин — барометр общественной фальши в вашем классе, по его реакции я строю урок…

Сашка никогда к ней не подходил, но всегда на перемене оставался за своей партой, делая вид, что смотрит в тетрадь. Им обоим было интересно друг с другом, и Ланщиков жестоко ему завидовал. Он себя считал самым способным по литературе из мужской половины класса, и ему не верилось, что Пушкин его затмил в глазах Осы. Хотя он писал сочинения на десять страниц, а Сашка — на десять строк.

Я стал болтлив, как девчонка. В писанину втягиваешься, как в алкоголь. А может, дело в том, что надо выболтаться, и не с кем. Митьку теперь вижу редко, Антошка — в глухой оппозиции, а родителей я не ахти как интересую, лишь бы был здоров.

Вчера Оса отвела нас после уроков в вестибюль, ее урок был последним, мы с ней стояли, пока все одевались, я показывал ей книжку «Декабристы рассказывают», мне ее дядя Гоша прислал. И вдруг мы услышали голос Сашки Пушкина. Странный голос, точно ему на шею накинули петлю.

— Как вы смеете!

Мы бросились к вешалке. И я остолбенел. Он орал, оказывается, на Наталью Георгиевну.

— Я давно за тобой наблюдаю, не притворяйся, — не поможет. Я тебя за руку схватила, когда ты по карманам шарил.

Сашка белел с такой быстротой, точно его покрывали сметаной, он только открывал и закрывал рот без слов.

Наши толпились вокруг, совершенно ошалелые. Даже Варька молчала, переводя глаза с завуча на Пушкина и обратно.

— Обыщите меня! — наконец выдавил Сашка.

— Конечно, обыщем. А ну разожми кулак!

Он протянул вперед руку. Она не дрожала. И когда он открыл кулак, я увидел, что в глазах Натальи Георгиевны заметалось беспокойство.

— Спрятал? Ничего, найдем! Проверьте его карманы!

Никто не шевельнулся.

— Я кому говорю! Антошка вскрикнула:

— Вы ошиблись, честное слово, он не мог…

— Почему? Что он святой? Ну если вы такие непринципиальные, мямли, я сама…

Саша Пушкин стоял неподвижно, пока она, привстав на цыпочки, шарила в его карманах. Ничего не найдя, она вскрикнула с раздражением:

— Что же ты тут делал? Я тебя видела между чужих пальто…

— Он очень рассеянный… — пояснила Зойка Примак, — он никогда свое пальто не узнает, по метке его находит, как в детском саду. Вот, видите, ему мама вышила на подкладке буквами — «Разиня».

— Ладно, расходитесь, на нет и суда нет. — Завуч смутилась и хотела выйти из круга девятиклассников, но Саша Пушкин вдруг стал перед ней.

— И все? — Лицо его выражало невероятное удивление.

Наталья Георгиевна в недоумении на него посмотрела.

— Вы оскорбили меня, назвали вором, обыскивали и не считаете нужным извиниться?

Варька дергала его за рукав, Ланщиков присвистнул. А Сашка стоял с таким растерянным видом, точно его внезапно разбудили.

— Это еще что за глупость?

Она махнула рукой, собираясь отойти, и тогда он сказал:

— Я не буду ходить в школу, пока вы не извинитесь!

И пошел к двери.

Наталья Георгиевна так растерялась, что сказала Осе:

— Как вам это нравится? Наглость…

— Но ведь он прав. — Голос Осы был абсолютно спокоен.

Наталья Георгиевна прицельно на нее посмотрела, потом на нас. Я подумал, что она похожа на панночку из «Вия», когда та верхом на Хоме Бруте ездила, и нечаянно усмехнулся. Она это заметила и сразу переключилась на меня.

— Ах, тебе смешно, Барсов, ты уверен, что сдашь все двойки, что тебя переведут в десятый?!

Спрашивается, а я при чем?! Вот так невинные люди и гибнут!

Сегодня засек Митьку. Он, оказывается, Антошку ждет после школы за углом, где табачный киоск. Специально вышел раньше меня, буркнул, что «некогда», а сам там застрял, сигареты изучал, как таблицу умножения. А когда она пошла в его сторону, спрятался и появился перед ней неожиданно. Я все видел, я возле подъезда школы застрял, Оса попросила меня ей тетради домой отнести, и я ее минут семь ждал.

Смешно, мы же с Митькой друзья, зачем из такой ерунды секреты устраивать?!.

Интересное кино! Вызвали нас сегодня на педсовет. Ветрову, как члена комитета, Стрепетова, как комсорга, Рябцеву — старосту, а Ланщикова и меня — ни за что ни про что, вместо греческого хора.

Сашки Пушкина не было, только его отец и мать. Они у него такие молодые, что я удивился. И совершенно не солидные, хоть и физики, пришли оба в костюмах тренировочных, шерстяных, точно на лыжную прогулку.

Наталья Георгиевна рассказала о случае в вестибюле, честно, как было, ничего не передергивая. Хотя взрослые иногда переиначивают, как им выгодно. Потом попросила учителей высказываться.

Первой вылезла Кирюша, теребя платок и никому не глядя в глаза. Она говорила неестественным голосом, что Саша Пушкин слишком высокого о себе мнения, для него нет авторитетов…