Пикассо - Анри Жидель

Идея выставки исходила от друзей Пабло. В октябре прошлого года их коллега Рамон Касас представил десятки портретов знатных барселонцев в Зале Паре, одной из наиболее престижных галерей города. Это был настоящий триумф. Впрочем, заслуженный, так как Касас — хороший художник, учившийся в Париже у Каролюса-Дюрана, признанного мэтра этого жанра.

Но поклонники Пикассо считали, что их идол способен соперничать с Касасом. И они убедили молодого художника быстро нарисовать то же число портретов, что и Касас — примерно сто пятьдесят. Они хотели, чтобы это было своего рода вызовом…

Увы, было продано всего несколько работ, и не мудрено: завсегдатаи «Четырех котов» в основном были представителями богемы без гроша в кармане. Непроданные рисунки остались у автора и папаши Ромеу, владельца кафе, который продал еще несколько портретов. Позже его вдова продаст остальные…

Мы знаем только примерно треть из них[41]. Но и то, что уцелело, свидетельствует о блестящем таланте молодого художника: смелость и мощь линий, раскрывающих характер модели, разнообразные техники…

24 февраля 1900 года. После этой неудачи наконец приятная новость: Пабло официально приглашен участвовать в конкурсе художников, которые будут представлять Испанию на Всемирной выставке в Париже. И вскоре он узнает, что отобрана его картина Последние мгновения. Дон Хосе преисполнен гордости: он видит в этом подтверждение справедливости своих советов сыну. По его мнению, это начало блестящей карьеры сына, о которой он так мечтал. К несчастью, этот успех только увеличит пропасть непонимания между отцом и сыном…

На отобранной картине изображен молодой священник с молитвенником в руке, взирающий на женщину на смертном одре, лампа слабо освещает эту волнующую сцену.

Долгое время считалось, что эта работа утеряна. И только в 1978 году с помощью рентгенограммы, проведенной в Музее Кливленда (США), удалось определить, что Пикассо, спустя три года, написал поверх прежней картины новую — Жизнь, один из шедевров «голубого периода».

Многие увидят в этом жесте стремление художника к излишней экономии, забыв, насколько скудными средствами обладал он в ту пору. Но можно также предположить, что это символический жест прощания с академизмом, в рамках которого пытался его удержать отец.

Пабло уже давно мечтал о Париже.

И не он один. «Мы все страстно желали поскорее оказаться в Париже», — скажет Сабартес. Впрочем, многие друзья Пабло жили там более или менее длительное время — Касас, Канале, Сунье или Маноло. Некоторые из них даже не захотели возвращаться.

Несмотря на то, что каталонских художников привлекали и Германия, особенно Мюнхен, и Великобритания, но наиболее желанным был Париж. И в ходе бесконечных дискуссий художников в «Четырех котах» повышенным вниманием пользовались те, кто вернулся из Парижа. Как бы то ни было, Пабло давно сгорал от нетерпения познакомиться с французскими мастерами, так как ранее видел лишь посредственные черно-белые репродукции в журналах по искусству.

Но то, что заставило его без промедления отправиться в Париж, — это непреодолимое желание увидеть Последние мгновения на выставке в Гран-Пале, в городе, о котором мечтали он и его друзья.

В состоянии юношеской экзальтации, вызванной подобной перспективой, он без колебаний написал слова, которые позже можно было обнаружить под некоторыми его рисунками: Я — Король[42].

Просто-напросто.

В ожидании отъезда он проявляет практическую смекалку: создает очень яркие картины и рисунки, чтобы продать их в Париже и обеспечить свое существование. Сюжеты выбирает исключительно испанские: девушки с веером, уличные сцены, традиционные костюмы и, естественно, коррида, которая, по его мнению, должна обязательно понравиться французам.

Часами он обсуждает свои планы с родителями. Сама идея отпустить сына, еще подростка, в это путешествие, о котором у них было весьма смутное представление, вызывала волнение и тревогу. В их воображении Париж был столицей пороков, царством бандитов, где с каждым может произойти что угодно.

В любом случае, это город, где Пабло не сможет добиться известности, так как конкуренция там слишком жестокая. Более того, он рискует никогда не вернуться оттуда, так как Париж, это знает каждый, подобен наркотику.

Пикассо с трудом добивается родительского согласия на поездку. Легче было убедить в этом донью Марию: она боготворила сына и считала: он сам лучше знает, что для него хорошо, а что нет. Инстинктивно она чувствовала, что Пабло, несмотря на молодость, обладает безошибочным чувством реальности. Он прекрасно знает, «куда можно идти достаточно далеко», как скажет позже его друг, которого он пока еще не знает, — Жан Кокто.

Позиция дона Хосе не изменилась: Пабло должен вернуться в Школу изящных искусств. А в Париже только одному богу известно, какие идеи могут прийти ему в голову!

Но Пабло умеет убеждать… и добивается своего. Он успокаивал отца тем, что в Париже не будет одинок — Касаджемас тоже поедет туда, и Пальярес присоединится к ним. Он сумел даже покорить родителей Касаджемаса, которые сомневались в нужности этой поездки для своего болезненного, нервного сына.

— Напротив, — заверял их Пабло, — смена климата и удовольствие от пребывания в Париже принесут ему только пользу…

Могли ли родители Касаджемаса тогда вообразить, что из-за фатальной цепи событий это путешествие сына закончится трагедией?

За несколько недель до отъезда Пикассо и Касаджемас заказывают по два костюма из черного вельвета в скромном магазинчике Барселоны. Брюки должны сужаться к лодыжке и там застегиваться на две пуговицы: такова униформа художников той эпохи…

— Необходимо, чтобы отвороты пиджака застегивались на шее, — уточняет Пабло.

Он снова проявляет свой прагматизм, предвидя, что предстоят трудные времена и придется, таким образом, прятать грязную сорочку или вовсе носить пиджак на голое тело…

Конец октября, Пабло скоро девятнадцать. Вокзал. Родители покупают ему билет третьего класса до Парижа — это все, что они могут ему предложить, да еще сумму на обратную дорогу… а в кармане дона Хосе останется всего несколько песет. Им будет нелегко дотянуть до конца месяца, но они не сожалеют ни о чем.

Глава IV ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА В ПАРИЖ

Пабло и Карлес прибывают на парижский вокзал д’Орсэ, будущий Музей изобразительных искусств[43]. Сгибаясь под тяжестью чемоданов, мольбертов, папок с рисунками, они направляются на Монпарнас. Почему Монпарнас? Да только потому, что один из друзей, художник Себастия Жуньен, нашел для них свободную мастерскую, в том же доме, где проживал сам, на улице Кампань-Премьер, 8.

Оставив багаж, они спешат навестить своего близкого друга, Нонеля, обитающего на вершине холма Монмартра, на улице Габриэль, 29. К тому времени на Монмартре обосновалась уже целая колония молодых художников из Барселоны. Нонель познакомит их с земляками, что позволит юношам чувствовать себя не столь одиноко в этом чужом городе, который внушал им одновременно восхищение и страх.

— Вы явились вовремя, — заявил Нонель. — Я как раз решил вернуться в Испанию, а вы можете снять эту мастерскую.

К несчастью, Пабло с Карлесом уже оставили залог на улице Кампань-Премьер, 8.

— Какая бредовая идея — выбрать Монпарнас! — воскликнул Нонель. — Ведь именно здесь, на Монмартре, сосредоточились все наши друзья, здесь жизнь бурлит днем и ночью, да и стоит все сравнительно недорого…

Это последнее замечание немаловажно для Пикассо, хотя он знает — Касаджемас, имеющий богатых родителей, всегда придет ему на помощь.

Аргументы Нонеля были настолько убедительны, что юноши решили перебраться на Монмартр. И они возвращаются на Кампань-Премьер, 8, забирают чемоданы, папки, мольберты и совершают нелегкое путешествие, поднимаясь на вершину холма Монмартра. К счастью, им удается вернуть большую часть залога, оставленного хозяину мастерской.

В ожидании отъезда Нонеля они временно останавливаются на улице Коленкур. К несчастью, место оказалось настолько бойкое и шумное, что друзья не могли уснуть до рассвета. К тому же каждый вечер Нонель и компания барселонских друзей приглашали повеселиться то в бар, то в ночное кафе, которые буквально наводняли квартал. Тем не менее молодость помогала друзьям справляться с такой нагрузкой и достаточно много работать.

Чтобы лучше представить себе образ жизни, который вели молодые люди осенью 1900 года, прочтем письмо, написанное Касаджемасом их общему другу Рамону Ревентосу. Это письмо интересно еще и тем, что оно сопровождается рисунками Пабло: «Мы уже приступили к работе, у нас есть натурщица. Завтра мы собираемся работать не покладая рук, так как решили подготовить картины для будущего салона (…). Нам хотелось бы также принять участие в выставках в Барселоне и Мадриде (…). Поэтому в течение всего дня мы не покидаем мастерскую и напряженно работаем (…). Пейо[44] тоже в Париже и (…) пригласил нас в полночь в таверну „Понсе“.