Пикассо - Анри Жидель

А в 1901 году Пикассо, забавляясь, изображает в картине Кружка пива (ГМИИ имени А. С. Пушкина) «поэта Сабартеса», сидящего за столиком кафе. При этом представляет его как романтического мечтателя, что никак не вяжется со строгим персонажем, каким он был в реальной жизни. И Сабартес, хотя и очень чувствительная натура, покорно воспринимает эти насмешки…

Много лет спустя, уже будучи секретарем Пикассо и все столь же преданным ему, он так и останется объектом различных насмешек и розыгрышей. Причем оба, казалось, находили удовольствие в подобных отношениях, которые, по всей видимости, были необходимы как одному, так и другому. Казалось, что они раз и навсегда распределили между собой роли…

Весной 1899 года друзья Пикассо, братья Кардона, ввели его в круг завсегдатаев кафе «Четыре кота».

Какое впечатление производит он на тех, кто знакомится с ним? Критик Фольчи-Торрес вспоминает, как в детстве старший брат показал ему сидящего в глубине зала художника: «Тот, с огромными грустными глазами, — Пикассо»[38]. Грустными? Именно такое впечатление он часто производил на современников. Возможно, это проявление неисправимой меланхолии, присущей темпераменту андалусцев. Но грусть Пикассо более глубока и более специфична. Вероятна, она сродни тем, кого высота их амбиций изолирует от общества. Это цена, которую платили большинство будущих гениев, и Пабло не стал исключением…

После месяцев одиночества в Хорте молодой человек несколько отвык от городской жизни. Но довольно скоро он будет чувствовать себя легко среди клиентов «Четырех котов», в основном художников. Среди них были уже довольно известные не только в Каталонии, но и в Испании. Портретист Рамон Касас[39], Исидре Нонель, Сантьяго Русиньолс, Хоакин Мир или Мигель Утрилло, отец Мориса Утрилло. Но большинство мастеров — Карлес Касаджемас, братья Ревентос, Рамон Пичот или Мануэль Уге, называемый Маноло, Матеу де Сото — были примерно того же возраста, что и Пабло. Многих из них мы снова встретим в Париже, где они сыграют определенную роль в жизни Пикассо. Они образуют так называемую «банду» Пикассо…

Очень скоро его незаурядная личность привлечет внимание и покорит многих, как это произошло с Сабартесом. Он очаровывает людей не своим красноречием или блеском, с каким излагает те или иные теории искусства (к ним он испытывал отвращение). Чаще он молчит. Или, если говорит, делает какие-то саркастические замечания или высказывает мысли как результат глубоких раздумий. Но он выделялся на фоне других, в его взгляде чувствовалась необычайная внутренняя сила, которая неизбежно подчиняла себе окружающих. И очень скоро, причем без всяких на то усилий с его стороны, молодые художники признают этого восемнадцатилетнего парня своим лидером.

Большинство из них практически каждый день проводят в «Четырех котах», где оживленные дискуссии за кружкой пива продолжаются до ночи.

Все это не мешает Пабло заниматься любимым делом. В течение двадцати месяцев, проведенных им тогда в Барселоне, он без устали заполнял альбомы бесчисленными набросками. Какой азарт! Среди сюжетов фигурируют, естественно, корриды. Чтобы заработать на билет, он вставал у ворот арены и продавал свои рисунки.

Более странным кажется его патологическое увлечение отчаявшимися, несчастными людьми. Этой теме он посвящает много работ. Естественно, Пабло мог наблюдать в Барселоне, какую жизнь влачила эта часть населения, и испытывать желание их нарисовать, но в то же время он отдавал дань определенной моде. Чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на работы Канальса или Нонеля[40], которые изображали уродливые головы страдающих базедовой болезнью жителей Пиренеев. Не присоединялся ли Пабло таким образом к традиционным аспектам испанской живописи и ее мрачному видению жизни людей? Это влияние, бесспорно, импонирует определенным свойствам личности Пикассо, причем настолько, что нельзя отрицать искренности пессимизма, отраженного во многих его работах.

Позже то, что назовут «голубым периодом», приумножится изображением печальных сцен, картинами, полными глубокой меланхолии. На первый взгляд все это казалось несовместимым с огромной жизненной силой самого Пикассо. И тем не менее, как можно оспаривать аутентичность этих полотен, когда вспоминаешь его автопортреты — молодого человека «с огромными печальными глазами»?

Необходимо привыкнуть к сбивающим с толку контрастам, которые присущи личности Пикассо. Надо ли говорить, что они порой стоили ему друзей? Это также объясняет подчас столь противоречивые суждения тех, кто вспоминает Пикассо как человека и как художника.

В начале 1900 года Пабло, уже трижды сменивший мастерскую, находит новое, более просторное помещение на Риера-де-Сант-Жоан, 17, которое он разделяет с новым другом, художником Карлесом Касаджемасом, его ровесником. Этот молодой человек из состоятельной семьи практически полностью оплачивает ателье, что Пабло, уже избалованный успехом, считает совершенно нормальным.

Молодые люди развлекаются тем, что рисуют на стенах то, чего не могут себе позволить: широкие кровати, глубокие мягкие кресла, шкафы, украшенные резьбой, буфет, заполненный деликатесами, сундуки с золотом, лакея, горничную с пышным бюстом. Последняя, вне всякого сомнения, нарисована Пикассо, которого всегда отличало исключительное пристрастие к этой части женского тела.

Касаджемас был интересной личностью. Сын консула Соединенных Штатов в Барселоне, родившийся на двадцать лет позже своих сестер, он, как и Пабло, вырос в атмосфере женского обожания. Психологически неустойчивый, экзальтированный, он с энтузиазмом подхватывает анархические идеи отца, не боясь участвовать в демонстрациях в Барселоне. Он осмелился даже ударить полицейского, выхватив у него дубинку. Он — наиболее политизированный из друзей Пабло, который не участвует в манифестации и только издали наблюдает за бурлящими событиями в городе. Самое важное — его живопись. Пикассо рисует Касаджемаса высоким, худым, с мрачным взглядом. Естественно, он участвовал в модном тогда литературно-художественном движении: объявлял себя, не без снобизма, декадентом и модернистом, что провоцировало не раз насмешки Пабло, рисовавшего с удовольствием на него карикатуры.

Кроме того, в отличие от Пикассо, Касаджемас, по-видимому, страдал из-за проблем с женщинами: действительно ли он был импотентом, как говорили? Не было ли это следствием чрезмерного употребления алкоголя и опиума, столь распространенного тогда в декадентских кругах? Даже когда друзья увлекали его в бордели Баррио, он всегда находил повод, чтобы избежать близости с дамами, несмотря на ироничное подстрекательство товарищей.

Тем не менее Пабло очень любил его, считая более умным и утонченным, чем большинство его друзей. К тому же Карлес настолько боготворил Пабло, что был всегда готов поддержать его в любых начинаниях.

В течение нескольких месяцев, каждое воскресенье Касаджемас собирал богему в роскошной квартире родителей, которые проявляли должное понимание и не опасались, что гости запачкают или сломают что-либо. Компания развлекалась не только чтением стихов, друзья делали рисунки (dibujos fritos), затем поджаривали их на масле, чтобы придать антикварный вид. При этом необходимо было следить за температурой масла на сковороде, так как «произведение» могло обуглиться. Если такое случалось, это вызывало бурю эмоций веселой компании.

В ходе этих веселых tertulias они пели во все горло бунтарские песни, требующие независимости Каталонии, как, например, «Косцы».

Пикассо был счастлив…

Желая овладеть различными техническими приемами, молодой художник решил заняться гравюрой. Под руководством друга, Рикардо Каналса, он изображает пикадора, держащего пику в правой руке: к сожалению, Пикассо не учел, что при тиражировании печатается зеркальное отображение… Ну что же, тем хуже! И он называет гравюру EI Zurdo (Левша)… И все-таки слишком огорченный происшедшим, он вернется к этой технике по настоянию Каналса только через четыре года.

Барселона, кафе «Четыре кота», 1 февраля 1900 года. Полдень, но дюжина молодых людей, друзей Пабло, трудится в одном из залов. На столе стопка рисунков, в основном портреты завсегдатаев заведения. Рядом коробка с тонкими гвоздями и кнопки, чтобы прикреплять рисунки на стену… Застучали молотки. Эта выставка портретов, выполненных Пикассо, подготовлена наспех: работы не вставлены в рамки, расположение заранее не спланировано. Все свидетельствует об импровизации…

Идея выставки исходила от друзей Пабло. В октябре прошлого года их коллега Рамон Касас представил десятки портретов знатных барселонцев в Зале Паре, одной из наиболее престижных галерей города. Это был настоящий триумф. Впрочем, заслуженный, так как Касас — хороший художник, учившийся в Париже у Каролюса-Дюрана, признанного мэтра этого жанра.