Богоматерь Нильская - Схоластик Мукасонга

что у монахинь и месячных не бывает. Зачем они им?

– Нет, я уверена, что у сестер такие же месячные, как и у всех женщин. Моя двоюродная сестра живет у сестер Бенебикира[3], она говорила, что им раздают гигиенические средства, как и нам.

– Во всяком случае, я не хочу становиться такой, как моя мать, чтобы со мной обращались так же, как обращаются с ней. Мой отец, с тех пор как снова стал хуту, стыдится ее. Он ее прячет. Она больше не выходит за пределы нашего дома. Когда к отцу приходят друзья, пиво им подает не мать, а мои младшие сестры. Он разрешает ей разве что сходить в воскресенье на мессу, и то только на раннюю, не на главную. Он даже попытался отыскать у нее в роду какого-то прапрапрадедушку хуту, вождя, умухинза. Все страшно веселились, когда он стал это рассказывать. Мои старшие братья ненавидят мать, потому что из-за нее их называют мулатами, хутси. Жан-Дамаскин – военный, он говорит, что из-за нее он так и останется в лейтенантах, потому что ему никогда не будет доверия. Я одна с ней еще разговариваю, но тайком, как с тобой. Для меня она не хуту и не тутси, а моя мать.

– Может быть, придет такой день, когда в Руанде не будет ни хуту, ни тутси.

– Может быть. Но осторожно, вон идет Глориоза, только бы она нас не увидела вместе.

– Ну, иди скорее к своей лучшей подруге, Модеста, иди же.

Гориллы

Господин де Деккер выделялся среди остальных учителей благодаря двум примечательным особенностям. Во-первых, он был единственным, у кого имелась жена. Остальные были либо холостыми, как, например, молодые французы, либо их жены остались в Европе, не пожелав следовать за мужьями в это горное захолустье. В некотором роде госпожа де Деккер была единственной действительно белой женщиной в лицее Богоматери Нильской, поскольку сестра-настоятельница и сестра-экономка были и не совсем женщинами, и не совсем белыми: они были монахинями. Они не могли выйти замуж, не могли иметь детей, у них не было больше груди. Они так давно жили в Руанде, что все позабыли, какого цвета у них кожа. Не мужчины и не женщины, не белые и не черные, они представляли собой некий гибрид, к которому в конце концов привыкли, как привыкли к плантациям кофе или полям маниоки, которые нас заставляли выращивать во времена бельгийцев. Что касается мисс Саус, она, должно быть, была все же женщиной, но не белой, а рыжей: она была англичанкой.

Жена господина де Деккера не все время оставалась в бунгало вместе с мужем. Она подолгу жила в Кигали, но когда она была дома, об этом знали все. Тогда бой-прачка развешивал под навесом за виллой одежду мадам, а лицеистки бродили вокруг бунгало, любуясь ее гардеробом. Они удивлялись количеству висящих там нарядов, считали их, сравнивали между собой, некоторые старались как следует запомнить фасон, чтобы потом заказать такой же своему портному. Приезда госпожи де Деккер в лицее ожидали всегда с нетерпением и заранее горячо его обсуждали. Все словно испытывали облегчение оттого, что в лицее Богоматери Нильской появлялась наконец белая женщина, что не требовало доказательств, поскольку госпожа де Деккер была блондинкой.

Другой отличительной особенностью господина де Деккера были его уроки. Он преподавал естественные науки. Его класс напоминал Ноев ковчег. Там водились все животные планеты. На куске белого полотна, прикрепленном к классной доске, он демонстрировал диапозитивы. Без лишних комментариев господин де Деккер показывал девочкам перуанских лам, тибетских яков, полярного белого медведя, корову фризской породы, верблюда из Сахары, ягуара из Мексики, носорога со склонов кратера Нгоронгоро, быков из Камарга, бенгальского тигра, китайскую панду, австралийского кенгуру… Затем в конце первого триместра наступал великий день: господин де Деккер показывал собственные фото, которые снимал, рискуя жизнью, в бамбуковых лесах, на заоблачной высоте, на склонах вулканов, – фотографии горилл. Про горилл господин де Деккер мог говорить без конца. Тут он был специалистом, единственным в своем роде. Ради наблюдения за гориллами, к великому отчаянию своей жены, он каждый уик-энд взбирался на вулкан Мухавура; ради них в этом году он не поехал на летние каникулы в Бельгию. Можно было подумать, что он прожил вместе с ними всю жизнь. Он был в прекрасных отношениях с доминантным самцом, который даже позволял ему пересчитывать своих самок. Вылечив детенышей одной из них, он заслужил ее благодарность. Напрасно проводники напоминали ему об осторожности, пытались удержать его от опрометчивых поступков, – он считал, что ему нечего бояться этих гигантских обезьян, он знал характер каждой особи в стаде, предвидел их реакции и даже умел с ними общаться. Впрочем, в проводниках он больше не нуждался. Гориллы, считал он, – это счастье, сокровище, будущее Руанды. Их следовало охранять, расширять по мере надобности их территории. На Руанду возложена священная миссия: спасти горилл! Спасти для всего мира.

Рассказы господина де Деккера о гориллах выводили Горетти из себя.

– Как же так? – возмущалась она. – Опять белые, теперь они открыли горилл, как и Руанду, и Африку, и вообще всю землю! А что же мы, народ бакига, разве мы не жили всегда рядом с гориллами?! А наши пигмеи тва, они что, боялись горилл, когда охотились на них со своими крошечными луками? Можно подумать, что гориллы теперь принадлежат одним базунгу. Только белые, видите ли, могут на них смотреть, приближаться к ним. Они обожают горилл. А в Руанде, кроме горилл, нет ничего интересного. Все руандийцы должны прислуживать гориллам, думать, заботиться только о них, жить ради них. Одна белая женщина даже поселилась вместе с ними. Она терпеть не может людей, особенно руандийцев, и круглый год живет среди обезьян. Открыла для них медицинский центр. Все белые в восторге. Ей шлют много денег на горилл. А вот я не хочу отдавать горилл белым. Гориллы – тоже руандийцы. Нельзя отдавать их иностранцам. Мой долг – съездить и посмотреть на них. И я поеду. Учителя говорят, что обезьяны – наши предки. Отец Эрменегильд от этого приходит в бешенство. А мне мама по-другому рассказывала. Она говорит, что гориллы раньше были людьми. Им пришлось жить в джунглях, поэтому они стали огромными и покрылись шерстью, но когда они видят невинную девушку, они вспоминают, что были когда-то людьми, и стараются ее похитить, а самки – их законные жены, которые, естественно, их ревнуют, – всячески мешают им это сделать.

– Я это в кино видела, – перебила