Как получаются французы. Личный опыт русской мамы, которая знает о французском воспитании все - Екатерина Семина-Мак Фарлан

В тот момент, конечно, невозможно было представить что-либо иное (ну, или если только совсем отказаться от ужина и сидеть с Сашей в комнате). Но многолетний опыт тесного общения с французами заставил в конце концов засомневаться. Конечно, плачущего ребенка оставлять одного нельзя. Но наверняка в течение первых месяцев жизни Саши можно было сделать так, чтобы к девяти уже не было необходимости так ее опекать («Просто курица какая-то!» – сказал бы мой свекр).

Но вернемся к «Урагану Марусе». В тот год мы провели во Франции все лето и почти всю осень. Дети ходили во французскую школу. Французская система позволяет отдавать детей в école maternelle, когда им еще нет трех лет. Это не просто детский сад, а настоящая школа для маленьких, со своей программой, уроками, проверкой знаний и каникулами. Оценок тут, правда, не ставят – выдают только раз в триместр ведомость с пометками по разным предметам: «усвоил», «в процессе закрепления», «в процессе усвоения», «не усвоил».

Дети учились, играли с друзьями, посещали разные кружки и мероприятия. Я наблюдала за ними, сопровождая то в бассейн, то в музей, читала книги и смотрела передачи о воспитании. Мы все больше включались во французскую систему образования – и я стала находить в ней все больше плюсов.

Когда мы вернулись в Москву, Марусю было не узнать: милая, послушная, добрая девочка, с сильным, но веселым и легким характером. Теперь Марусе семь, учителя ее обожают, родственники (в том числе французские!) души не чают. Мы не можем нарадоваться: отличница, спортсменка, да еще к тому же и юмористка (я уже третью тетрадку исписала ее перлами). Так что на русской почве французские методы дали прекрасный эффект. Какие же они? Пора поделиться моими наблюдениями.

Разумеется, эта книга – результат не только моих наблюдений и личного опыта. Я опрашивала родителей, учителей, врачей, психологов, социологов и, конечно, детей во Франции и в Москве – всего получилось несколько десятков интервью. А еще я проштудировала немало книг и статей, посвященных воспитанию во Франции, прослушала и просмотрела массу радио– и телепередач, посещала веб-сайты. По моей просьбе группа психиатров и психотерапевтов организовала семинар на тему «Воспитание по-французски» (они как раз собрались на свою ежегодную конференцию в Бордо)… Словом, перед вами – некий синтез точек зрения, мнений, суждений, убеждений… Мне было безумно интересно работать над этой книгой. Надеюсь, вам будет так же интересно ее читать.

Вступление

Почему мы не французы?

Представьте сцену на пляже. На песке устроились несколько пар и группа оживленно щебечущих дам бальзаковского возраста. Рядом подростки играют в волейбол. Неудачно отбитый мяч летит сначала в сторону одной из пар, хлопает парня по голове, а потом приземляется на живот загорающей дамы. Дальше возможны два варианта развития событий. Русский: поднимается парень: «Ты что, очумел?! А ну, пошел отсюда…»; затем вступает дама: «Ах, вы такие-сякие, идите своим родителям по голове стучите…» – и т. д. Подростки забирают мяч и удаляются, бурча: «Сам ты очумел… дура старая». Французский (клянусь, сама была свидетелем тысячу раз!): парень подбирает мяч и бросает его мальчику, который произносит: «О, простите, мадам, мы не нарочно». Мадам ласково кивает: «Ничего страшного». Подростки сдвигаются чуть в сторону, чтобы никого не задеть, и при этом все улыбаются!

Почему во всем мире считается, что «лягушатники» – галантные и воспитанные, а «русскофф» – грубые и неотесанные? Ведь в наших системах образования довольно много общего (мы явно в этом ближе к французам, чем, скажем, к японцам или южноафриканцам). Может, французские мамы (или папы?) знают какие-то волшебные секреты?

Секрет номер один: Франсуаза Дольто

Сами французы, кстати, считают, что сегодня никакой устоявшейся системы у них нет. Многие опрошенные мной учителя, психологи, социологи и родители в один голос утверждали: французская система образования и воспитания находится в поиске. Невозможно утверждать, что существует только один метод, общепринятая точка зрения, общие для всех правила. Хотя они, похоже, существовали еще в начале прошлого века. Считается, что в те времена никто особенно не задавался вопросом, как воспитывать детей. В семье царила жесткая дисциплина, и до Второй мировой войны дети просто не имели права голоса, все за них решали взрослые.

Но после войны многие ученые заинтересовались детской психологией. Большое впечатление на научное сообщество произвели эксперименты доктора Рене Шпица. В одном из американских городов он наблюдал за грудными детьми в двух детских учреждениях: в тюремных яслях, где матери-заключенные заботились о своих детях, и в доме малютки, где за новорожденными, отлученными от матерей, ухаживали опытные нянечки. Результаты оказались неожиданными для самого Шпица: дети, которые оставались с матерями в тюрьме, чувствовали себя значительно лучше. В доме малютки дети чахли и даже умирали, несмотря на интенсивный уход: какими бы квалифицированными ни были нянечки, они просто не могли окружить всех детей лаской и вниманием, заменив мать.

Результаты опытов доктора Шпица заставили задуматься: какую роль в развитии ребенка играют нежность и любовь родителей?

Важнейшую роль в воспитании нескольких поколений французов сыграла Франсуаза Дольто (кстати, ее мужа звали Борис Иванович Дольтович, он родился в Крыму, эмигрировал во Францию и стал известным специалистом по лечебной гимнастике). Откройте сегодня любую французскую книгу на тему воспитания или психологии детей, и вы найдете в ней цитаты из ее трудов. Она первая констатировала (а было это в 1946 году): дети – бесправные существа, к ним не прислушиваются, их не уважают.

Говорить с ребенком – главное, учила родителей Дольто. Говорить обо всем: о важном и неважном, с большими детьми и даже с младенцами.

«Если вы говорите с ребенком, как с собакой: “Ешь, замолчи, иди спать”, – у ребенка не будет стимула выражать себя, разговаривать. Все очень просто: дети, которым только приказывают, в 2,5 года начинают приказывать родителям! Те удивляются: «Почему он такой грубый?» Но ведь дети считают, что, разговаривая с ними таким образом, взрослые ведут себя нормально. Значит, говорить: «А ну давай-ка, делай живо!» – это и есть вежливость»[1].

В середине 1970-х Франсуаза пять раз в неделю выступала на государственном радио Франс-Интер. Ее программа пользовалась бешеной популярностью: «Каждый день в 15.15 мы с бабушкой (родители были на работе) садились у приемника и слушали», – вспоминает мой муж. Ему тогда было лет семь.

Однако все чаще детские психологи не то что оспоривают учение Дольто (кто осмелится спорить с гуру?), а скорее осторожно предупреждают: некоторые ее идеи были либо поняты слишком буквально, либо не поняты вовсе. Даже психоаналитики порой ошибочно трактуют ее мысли. Дидье Плё, доктор психологии и психоаналитик, говорит: «Франсуаза Дольто стала глашатаем новой философии – “права ребенка на счастье”. Но за последние десятилетия это “право” превратилось в “требование”: ничто не должно препятствовать удовольствию ребенка, и родитель – гарант этого счастья». Выросло целое “поколение Дольто”. Она постоянно повторяла: “У детей есть только права, у родителей – только обязанности”. Но к ней на прием приходили дети, раздавленные, уничтоженные суровым воспитанием или недостатком любви. Тогда было важно признать, что ребенок – это человек. Но сейчас эпоха изменилась. Франсуаза Дольто умерла в 1988-м. И я готов поспорить, что сейчас она рассуждала бы по-другому…»

Секрет номер два: «Запрещено запрещать»

«В 1968 году целое поколение взбунтовалось против “верховной власти” во всех областях жизни, – пишет психоаналитик Клод Альмос. – Потому что эта власть мешала людям свободно существовать, творить, иметь сексуальную жизнь. Это было подавление во всем. И целое поколение поднялось против этого подавления и разоблачило последствия авторитаризма».

1968-й вбил последний гвоздь в крышку гроба старой системы воспитания. «Запрещено запрещать» – таков был главный лозунг новой воспитательной модели. Прошло 45 лет, и результат, как говорится, налицо. «В конце XIX века и в первой половине XX детям не хватало удовольствий, – продолжает Дидье Плё. – В это время было слишком много трудностей – профессиональных, семейных, социальных, было мало места для гедонизма. Но в 1970–1980 годы маятник качнулся в другую сторону. Все встало с ног на голову. Появился новый девиз: “Наслаждайся жизнью, будь собой”. В то время, возможно, это было спасительным движением, но оно зашло слишком далеко. Чтобы выстроить свою личность, ребенку нужна любовь. Но нужна и неудовлетворенность. Он должен сталкиваться с действительностью. С правдой о себе (“я не самый лучший”), с правдой о других (“люди вокруг не обязаны исполнять мои прихоти”), с правдой о том, что жизнь полна ограничений и неожиданностей». Если этого не происходит, если родители исполняют любые желания ребенка и даже предугадывают их, если ребенок никогда не испытывает разочарования и никто ни в чем ему не отказывает, он превращается в ребенка-короля, в ребенка-тирана.