Жизнь - Эльдар Бадырханов

Начальником бы не стал, но Элла заставила. Пришлось ему нехотя все свои накопленные на фабрике связи задействовать, напоминать о себе. О, как он этого не любил… Но пришлось. В партию не вступил, но стал завгаром мебельной фабрики «Красный Азербайджан», а позже начальником автоколонны Минлеспрома республики. Все как у людей, с трудом «Москвич 2140» в кредит, цветной телевизор в кредит, с превеликим напряжением долговременные ремонты и перепланировки, сразу после женитьбы «отделился», разделил дом на две части, с двумя отдельными входами, потом прирастал комнатами. Помогала фабрика: то доски, то стройматериал там списал, здесь достал. Все как у людей, ты – мне я – тебе, как разрешил Брежнев-мужик.

На своей половине Рустам и Элла лет пять мучились с третьим ремонтом, окончательно превратившим наше жилище во вполне современную трехкомнатную квартиру.

О некоторой претензии на роскошь свидетельствовали двойные дубовые двери со стальными полированными ручками, предназначенными для кают кораблей; финские обои и кирпичный камин с огромным зеркалом и гипсовой головкой Венеры, которую прилепил утонченный печник Иса, курильщик опиума. Камин Иса соорудил, переделав до неузнаваемости старую «голландку». Раньше ее топили дровами, потом поставили газовую горелку. Печь была обшита листами железа и неплохо обогревала, а камин совсем получился бестолковым.

И как только зажили папа с мамой прилично, с «Москвичом» и ремонтом, так начались события. Время разделилось на «до событий» и после, или, как он стал говорить, до войны.

В феврале 1988 года в Степанакерте началось бурление, вернее, оно тогда докатилось до нас. Армяне автономии требуют выйти из Азербайджана и войти в Армению. Папе это кажется блажью, он рассказывает о невиданных прежде волнениях с улыбкой, но на всякий случай понизив голос.

– Там, говорят, демонстрации, как на Западе. Митингуют, прыгают на месте, кричат, вскидывают кулаки на главной площади. Наши шофера в командировке были, рассказывали на работе. У них флаги, плакаты, прямо как заграница.

В Нагорном Карабахе он бывал в командировках, и не верит, что армян притесняют. Везде армянская речь, все написано по-армянски, от вывесок до табличек на кабинетах – начальники армяне, а немногочисленные азербайджанцы шофера да сторожа.

Степанакертский горисполком митинговать разрешил. Городская власть поддерживает лозунг о воссоединении автономной области с Арменией. Именно воссоединение – Миацум по-армянски.

«Миацум! Миацум!» – скандируют в Степанакерте. Митингующие называют свою автономную область не Нагорным Карабахом, но Арцахом.

Азербайджанское руководство воспринимает новости из Карабаха с нервической агрессивностью. Еще в декабре карабахские армяне собрали подписи за отделение, их поддерживают в Ереване. Несколько армянских делегаций уже побывали в Москве: везут подписи, петиции, документы, встречаются с влиятельными людьми.

– Студенты митингуют на площади Ленина перед Домом правительства. Кричат «Гарабаг бизимдир! Карабах наш», – сказал дома папа еще через несколько дней.

Скоро уже не только разговоры вполголоса, но и пресса и телевидение пишут и показывают, по привычке тарахтя о дружбе народов. Москва против перекройки границы, за то, чтобы Карабах остался в Азербайджане, но в народе этому не верят, пошел слух: Горбачев продал Нагорный Карабах армянам! Появились какие-то перепечатанные листки, подметные брошюры. Разговоры были смелее брошюр и листков. Рассказывали, что генсек еще в бытность первым секретарем Ставропольщины с армянами, которых там, как известно, много, завел знакомства, «дела крутил». Говорили, он подкаблучник и обязан всем супруге – Раисе Максимовне. Ей, элегантно одетой, завидовали, а еще всем было непривычно, что везде жена, баба, сопровождает вождя. Значит, она делает политику, а он еще и подкаблучник.

– Райка за Карабах получила такое кольцо с таким уникальным бриллиантом, что миллионы стоит! Миллионы долларов! А это только начало!

– Да ладно…

– Есть даже картинка в журнале «Шпигель», знаете, это самый главный немецкий журнал. Там рука Райки с кольцом этим над картой Нагорного Карабаха. Мне знакомый сказал, что сам видел, говорит, мен олюм, чтоб я сдох. И интервью там с ней и с Горбачевым, они сказали, что, мол, Армении отдадим Карабах.

В Баку недовольство растет и национальная гордость раскаляется.

– Наши люди не могут спокойно жить в своей республике. Приезжает культурный молодой человек из района и хочет устроиться на работу. И что?

– Что?

– Ему надо заявление писать только на русском! Он приходит и начинает умолять, язын да заявление мени учун. Умоляет армян, русских. Потому что не может написать, учился на азербайджанском. Это не значит, что он тупой. От него отмахиваются, потом смотришь: какая-нибудь фифа сжалится, опустится до него и напишет за шоколадку.

– У нас государственный русский да язык. Мы в СССР живем…

– А почему у вас в Армении не так? У вас полная национализация, все на армянском.

– Ара, зачем э ты говоришь: у вас в Армении? Мне что эта Армения. Мы все бакинцы, да… Бакинцы – это отдельная нация. Районские бакинцами не станут.

– Районские ‒ это наша нация, азербайджанцы. А что, из-за того что языка русского не знают, их притеснять? Они на своей земле!

– А я не на своей земле? У меня здесь все родились: и отец и дед. Я здесь родился!

– Азербайджанцу трудно карьеру сделать в своей республике, а у вас все армяне на должностях.

– Вот этого не надо, да! Раньше, может, так и было, но в последние лет 15—20 уже не так. Всегда шеф коренной нации, азербайджанец, а его зам – армянин или русский. Потому что шеф – чушка. За бабки институт кончил, за бабки устроился, за бабки должность купил. А ничего в работе не понимает!

Потом зазвучали и резкие упреки.

– Вы готовились к этим событиям заранее, а нас застигли врасплох!

– Я не готовился, мы осуждаем этих горлопанов в Карабахе. Все из-за них, этих националистов, дашнаков.

– Вы наш хлеб кушаете!

– Чей хлеб? Твой я хлеб кушаю?! Я на свой хлеб честно зарабатываю!

– Мы, мои родственники, отдали пятнадцать девушек азербайджанцам по соседним селам в Карабахе, а взяли семь. Как нам быть теперь, что делать? Я из Баку уеду, мне не трудно. Что им делать, этим смешанным семьям?! Представляешь, Рустам, а детям? Дети у них метисы, как они жить будут? К какой нации они примкнут? – громко, раздраженно говорит папин сотрудник, пожилой армянин.

– Рустам, уезжать из Баку надо армянам, и тебе, если с женой жить хочешь. Скоро все будет очень плохо.

– Да ладно, Москва не допустит.

– Вот помяни мое слово.

Куда уезжать? Папа из тех, кто не любит авантюру, он не перекати-поле. У него одна жена, одна прописка, он никогда не менял работу, пошел после техникума на фабрику, где трудились отец и мать водителем грузовика и работницей матрасного цеха.

У него были планы и учиться в России, и уехать по комсомольской путевке на Север, но то все больше планы Эллы, жены, которая не любит Араблинку, тоскливую деревню, с курами, гусями и баранами. Араблинка тоже Баку, а Баку он знает и любит, знает все дороги, повороты, улицы, поселки и закоулки. Но на Араблинке он знает всех и у него свой дом, а в других районах поди попривыкни. И как жить в бетонной клетке? Да и сложно это все: вставать на учет, пускаться на квартирные махинации, а он сложностей не любит.

Азербайджанский язык сближает его с титульной национальностью, среди них в почете профессия шофера, они обожают машины, кухня – пальчики оближешь, гостеприимны, юморные, у них много народной мудрости, пословиц и поговорок и в цене настоящие мужчины. С азербайджанцами он общался и раньше, но это были русскоязычные араблинские ребята, учившиеся в «русском секторе». Они общались на усеченном русском, засыпанном блатным жаргоном 30-х, с вкраплениями азербайджанских слов и армянских междометий. Это основной уличный язык того Баку с дикими для приезжего русского уха интонационными выкрутасами. Местные русские тоже им заражались.

На работе он познакомился с парнями из мусульманских окрестностей Баку, старинных поселков Апшерона. Они говорили дома по-азербайджански, читали книги и газеты на азербайджанском, их матери обильно сдабривали стряпню пряностями, желтили шафраном и сарыкёком, они праздновали Новруз, их женщины пекли шекербюру и вели себя на людях покорно, как тени.

У них есть друзья и товарищи армяне и русские, но мусульманин им ближе. Совсем близким никогда не стать, совсем близкий им родственник и земляк. Они называют себя бакинцами, в отличие от «районских», провинциалов, но для Эллы они все одинаковые, чужаки, чушки, как уничижительно называют таких в центре города. Мусульмане – называют себя они, простые люди, особенно пожилые. Название «азербайджанцы» только в 1930-е получило распространение.