Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Викентий замахал руками:
– Уберите отраву!
Варвара хотела обидеться, но тут возбужденно заскулил Фома: он был согласен, он не считал колбасу ядом. Варвара отломила ему кусок.
Викентий выбрал большую стружку, обмакнул в приправу и отправил в рот.
– Знаете, – сказал он, блаженно чавкая, – вам надо забыть о котлетах и прочих пундиках. Будете есть рыбу, сырое мясо и пить кровь. Иначе, однако, с голоду помрете.
– Кровь? – в ужасе произнесла гостья.
– Оленью, – успокоил ее Викентий.
Варвара, поколебавшись, осторожно подцепила двумя коготками, как пинцетиком, небольшой ломтик строганины. Глядя на Викентия, уплетавшего за обе щеки, она боязливо откусила небольшую дольку, ожидая, что будет. Она почувствовала холодок нежнейшей плоти, растаявшей во рту. Вкус был необъясним и загадочен. Будто торопясь разгадать эту загадку, Варвара откусила новый кусок и проглотила – почти не жуя.
Викентий придвинул девушке кусок хлеба.
– Без хлеба нельзя. А то живот… Энто…
Съев несколько ломтей, Варя, к своему изумлению, почувствовала необыкновенный прилив сытости. Она прикинула, сколько бы умяла сейчас сала: с полкило, не меньше, голодала ведь целый день.
Викентий тоже, видать, наелся. Губы у него лоснились. Он вытер пальцы о ватные штаны и достал носовой платок – для чистой обтирки. В руках у него появился большой термос.
– Чай не пил – лишился сил! – веско сказал он.
Лицо у Викентия было широкое, скуластое. Над темными глазами свисала черная челка. А нос был каким-то плоским, словно по нему проехался асфальтовый каток. Заметив Варин взгляд, Викентй потрогал нос:
– На соревнованиях разбили… в армии еще. Когда-то боксом увлекался…
Они попили чаю, собрали мусор в пакет. Викентий засобирался. Свистнул собаке, выпрыгнул из кузова, взялся за дверку:
– Держитесь крепче. Ехать неблизко.
Помолчал, подумал и добавил озабоченно:
– Припозднились мы, да и ветер мне не нравится…
Захлопнул дверь, замуровав Варвару в железной коробке.
Коробка взревела, дернулась и, громыхая гусянками, поплыла по снежным волнам.
II
Сорвался ветер и поднял непроглядную снежную муть. Невидимые в густой молочной пелене волки прошли с подветренной стороны, поднялись на холм и залегли в зарослях карликового березняка.
Ветер бил над землей, метель бушевала внизу. На вершине холма тусклой золотой медалью размером с блюдце блестело солнце и синели небеса. Радужно переливался снег, застрявший в голубоватом мехе хищников. Истекал март, и холода уже не были столь остервенелыми и злыми, как в январе.
Там, внизу, в плотном метельном тумане, стояло стадо. Волки нервно шевелили ноздрями, зримо чуя, в каких местах собаки и люди, в каких важенки, молодняк, быки.
В чумах топили печки. Братья Тибичи, Василий и Петр, втихаря слямзили у райсвязи телеграфные столбы, поваленные бурей на сороковом пикете. Связисты кинулись – нету трех опор, видать, стихия унесла. Столбы, пропитанные креозотом, горели жарко. Смрадный дым залетал на звериную лежку и шибал в нос, забивая сладкие оленьи запахи. Звери недовольно фыркали, мрачно рычали, как бы говоря: «Ну, блин, в натуре!»
Волки, как старые соседи, знали много о хозяйстве братьев Тибичи: об упитанности оленей, о приплоде, повадках собак, характере хозяев.
Главой семейства и бригадиром был Василий – низкорослый широкоплечий мужчина лет сорока с потемневшим от заполярных ветров лицом, на котором выделялись светлые озерца глаз. Всю зиму он носил замызганную малицу цвета мутной морской волны.
Василий был сущим наказанием для волчьей стаи. После каждого кровожадного ее набега на стадо бригадир хватал карабин и пускался по следу. Его трясло от гнева. Не спрятаться было серым от убойных пуль пастуха. Стая таяла.
Когда погиб Вожак, на его место после яростной выборной схватки внедрился Клыкастый. Он первым догадался, что дальше так жить нельзя и додумался до новой стратегии выживания – довольствоваться малым. Переедать приятнее, чем недоедать, но шкура дороже.
Идея Клыкастого не всем соплеменникам пришлась по нутру. Заартачился соперник Клыкастого – Одноухий. В пылу полемики лидер стаи откусил оппоненту второе ухо. С тех пор Безухий присмирел. А на публике льстиво скулил, как бы говоря: «Учение нашего вожака вечно, потому что оно верно!»
Уже как год стая брала у стада незаметную малую дань и жила хоть и не сытно, но без потерь. Василий решил, что волки «ушли, однако», запрятал карабин подальше, на дно кочевого сундука. Там лежало все самое ценное: деньги, ваучер, документы, почетные грамоты, тельняшка, вырезка из газеты «Демократическое Заполярье» с портретами хозяина стойбища.
Брат Василия, Петр, одевался в серую малицу с приколотой к левой стороне груди большой, с блюдце, золотой медалью. В летнюю пору Петр цеплял медаль к брезентовой куртке защитной расцветки. Когда-то Петр стал лауреатом певческого конкурса, привез медаль оттуда.
Подвыпив, Петр выходил на вольный простор, и громовым голосом, пугая животный мир окрестностей, ревел:
«Ах, Настасья, Эх, Настасья,
Отворяй-ка ворота!
Отворяй-ка ворота,
Принимай-ка молодца!»
Волки отлично знали: если Петр, сверкая медалью, запел, то пастух он сегодня хреновый. А собаки, слушая пение лауреата, впадали в такую меланхолическую эйфорию, что начинали истошно выть и теряли в процессе мелодического вытья не только слух и зрение, но и даже нюх.
Вся женская половина семейства с детворой угрозы для стаи не представляла. А вот кобель по имени Сашкин Подарок От Чистого Сердца приковывал к себе пристальное волчье внимание. Подарок был выдающимся сторожем стада и следопытом. Не только Безухий, но и сам Клыкастый лелеял лютую мечту изорвать вражину на мелкие части и сожрать с потрохами. Заслужил Сашкин Подарок такой казни: это он выводил Василия на след убегавших хищников, он был страшным предвестником убойных выстрелов. А силы и храбрости пес был такой, что ни один волк в одиночку не рисковал на него нападать.
Прошлой ночью стойбище утонуло в свете огней, в реве мотора. Волки видели, как прибыло одно из тех чудищ, что ползают, словно медведи, по тундре. Лаяли собаки, галдели люди. Из общего хора голосов выделялся бас Петра. Певец громко прокашлялся и затянул: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты!..»
Завыли собаки.
…Клыкастый и Безухий, лежавшие теперь на макушке холма в березняке, поняли: пора. Плюсы: буран, на стойбище гости. Собаки и люди отвлекаются. Минусы: их не было.
Тусклое солнце, похожее на медаль, играло и переливалось красками, словно обещая успех…
III
Проснулась Варвара от детского плача и от воя пурги. Она лежала под оленьими шкурами и вспоминала. Рядом с ней ночевала собака по кличке Лохматая как Пушица. У Пушицы были щенки. Вчера хозяйка чума Лида, жена Василия, подняла над головой керосиновую лампу «летучая мышь» и показала на ворох тряпья: «Туда ложитесь и на кутят не наступите». Не было сил удивляться. Хоть собака, хоть крокодил – лишь бы добраться до подушки. Но подушки не было – под головой у Варвары оказался зеленый вещевой мешок, набитый чем-то мягким. Она, не раздеваясь, рухнула на постель из шкур и отключилась, проспав до полудня. Перед пробуждением ей приснилось, будто щенки, спавшие у нее под боком, вдруг заплакали детскими голосками – тонко, жалобно. Пушица их баюкала: «А-а-ы-а, а-ы-а!» «Надо же!» – умилилась Варвара и проснулась. Плакал сынишка Лиды.
Вверху чума виднелась дырка с пронзившей ее дымовой трубой, шедшей от печки. Потрескивали дрова, в большой кастрюле с откинутой крышкой варилось мясо. Лида сидела на низком табурете и ворошила в печке дрова. В левой руке она держала плачущий сверток. Бросив кочергу, Лида дала ребенку грудь.
Варвара вспомнила, что лежит в шубе, валенках и озорно улыбнулась: «Вот досада! Не придется щеголять в чуме в ажурных трусах!» Она поприветствовала хозяйку и спросила, где в чуме туалет. Лида сказала, что туалета нет.
– Как?
– Если по-маленькому – вон ведерко, пока мужики в стаде. А если… Тогда надо надевать малицу и ходить в тундру.
– Так пурга! – поежилась Варя.
Лида объясняла, что в малице очень удобно, не поддувает, и пообещала научить девушку основам эксплуатации этого замечательного тулупа на оленьем меху.
По случаю приезда гостьи Василий завел бензиновый движок с генератором и пустил в чум ток. Загорелись две лампочки. Первыми пришли дети Петра, три девочки и мальчик. Они сели возле печки, украдкой поглядывая на Варвару. Дети были похожи друг на друга – румяные, черноглазые, белозубые. Варя раскрыла саквояж и протянула им гостинцы – полиэтиленовые мешки с конфетами «Ласточка» и печеньем «Юбилейное».
– Спасибо, – сказали дети хором и засмущались. Пришел Петр с беременной женой Полиной. Они сели напротив, скрестив ноги калачиком. Петр был навеселе, он подмигнул Варе и пророкотал вполголоса:
- Ядро ореха. Распад ядра - Лев Аннинский - Публицистика
- Хочется плюнуть в дуло "Авроры"... - Юз Алешковский - Публицистика
- Три часа у великого фантаста - Григорий Мишкевич - Публицистика
- Фильм о Рублеве - Александр Солженицын - Публицистика
- Песни ни о чем? Российская поп-музыка на рубеже эпох. 1980–1990-е - Дарья Журкова - Культурология / Прочее / Публицистика
- Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Владимир Марочкин - Публицистика
- Кровь, пот и чашка чая. Реальные истории из машины скорой помощи - Рейнолдс Том - Публицистика
- Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович - Публицистика
- В гости в люд - Мелания Геричь - Публицистика
- Основы метасатанизма. Часть I. Сорок правил метасатаниста - Фриц Морген - Публицистика