Большая охота (сборник) - Борис Касаев

Вздыхая, он открыл красную папку с гербом и пересчитал исписанные листки. Их не прибавилось за ночь и было семь. А требовалось, как минимум, двадцать – чем больше, тем лучше, дело-то святое – 20-летие. Гости из управления, из обкома пожалуют – нельзя осрамиться.

Парамонов обмакнул перо в чернила, аккуратно вывел вверху чистого листа цифру «8» и приступил к теме троцкизма. Но тема не раскрывалась. Он долго морщил лоб после первых слов: «Товарищи! Наша партия…», но ничего не придумал и углубился в тексты газеты «Правда», надеясь выудить что-либо оттуда. В газете было все по-казенному, не от сердца и все не то. Парамонов завел патефон и поставил пластинку. Зазвучала речь Сталина на недавнем пленуме ЦК: «…Надо разбить и отбросить гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперед классовая борьба у нас будет затухать. Неужели мы не сумеем разделаться с этой смешной и идиотской болезнью, мы, которые свергли капитализм и подняли высоко знамя мирового коммунизма!»

– Сумеем, – пробормотал Парамонов. – Хорошее место для цитаты. И только. Не передирать же доклад вождя…

Измучившись и обкурившись, Парамонов собрался уж было бросить на сегодня писанину к черту, как взгляд его зацепился за серый конверт с кривым штампом. Он нерешительно вытащил письмо Страхманюк и сразу отыскал строчки, хорошо «ложившиеся» в тему. Парамонов взял перо и с облегчением написал: «Товарищи! Несгибаемая линия коммунистической партии и лично нашего вождя и учителя товарища Сталина на беспощадную борьбу со всякой вражеской сволочью ведет весь советский народ от победы к победе. Мы решительно избавляемся от разной гнилой нечисти…»

С творческим подъемом и огоньком работал Парамонов над докладом до полудня. Он с сожалением сделал остановку для участия в сеансе оперативной связи с управлением, понимая, что вдохновение после телефонного контакта с начальством может пропасть надолго.

К четырем часам пополудни доклад был вчерне готов, и Парамонов решил пообедать. В райкомовском буфете обед давно закончился, и дверь изнутри держалась на крючке. Парамонов тихо постучал и прислушался. От легких и быстрых шагов за дверью у него перехватило дыхание. Отворила высокая стройная юная женщина, румяная и пухлогубая. Парамонов сказал: «Привет, Маша!» – и снял шинель. Они прошли в полутемную подсобку. В тесноте ящиков, бочек и мешков стоял диван, накрытый шерстяным одеялом. Маша расстелила простынь, сбросила с себя юбку и кофту и легла. Парамонов торопливо стащил хромовые сапоги, снял галифе, швырнул кобуру с наганом в кадушку с гречкой. Присел на край дивана, положил горячую ладонь на Машину грудь, пробормотал ласково: «Здравствуй, тело, младое, незнакомое…»

Отдаваться Парамонову Маша согласилась недавно, после ареста мужа Федора. А была неприступной. Парамонов обещал выпустить Федора к 7 ноября. Потом Парамонов хлебал щи, жевал котлеты с гороховым гарниром, пил компот. Надевая шинель, перехватил вопросительный взгляд Марии.

– Выпущу, я же сказал. Не веришь, что ли?

– Верю, товарищ начальник.

– Тогда жди…

…В шесть вечера Парамонов явился к пионерам. Директор школы объявил ликующе: «Ребята! К нам в гости пришел человек героической профессии, прославленный чекист, герой, кавалер боевых орденов товарищ Парамонов. Встречайте!» После оваций Парамонов рассказал о трудной и опасной службе чекистов и призвал детвору к бдительности…

III …В кабинет вошла невысокая худощавая женщина лет сорока, с приятным лицом, в очках с мощными линзами. На ней было серое суконное пальто с воротником из суслика, в руках она держала черный ридикюль. Парамонов пригласил гостью садиться, предложил закурить и протянул «Казбек».

– Не откажусь, – отозвалась Страхманюк.

Она улыбнулась, показав задымленные зубы, глубоко затянулась и выпустила густую струю синей копоти по-мужицки – через нос.

– Что-то с Чуковским надо делать, – сказала Даздраперма Петровна. – Вы же видите это лучше меня, а мер не принимаете…

– Кто вам сказал? – улыбнулся Парамонов. – Вот наше обращение на имя наркома, вот копии ваших писем. Они в Москве, надо ждать…

Страхманюк обалдела. Узкие глаза ее раскрылись вдруг так широко, что, казалось, еще мгновение – и линзы очков поглотят зрачки.

– Мои письма прочтет сам нарком? – наконец пробормотала она благоговейно.

– Разумеется.

– А товарищ Сталин?

– Возможно, и вождь тоже.

Страхманюк покачнулась, едва не свалившись со стула. Парамонов понял, что переборщил, плеснул в стакан воды. Страхманюк очнулась.

– Как я вам благодарна, – томно сказала она, расплескивая воду. – Вы меня понимаете. Вокруг столько контры. Среди партийцев есть контра…

– Не может быть! – ахнул Парамонов.

– Может! Начальник райпотребсоюза – вор, секретарь райкома – жулик, директор райкоммунхоза – троцкист… Народ зря не болтает. Нет! Они ж такие анекдоты рассказывают! И про товарища Калинина, и про Молотова…

– А про вождя? Говорите смело, мы свои…

– И про него, гады.

Страхманюк достала из ридикюля носовой платок и громко высморкалась.

– Вот что, любезная Даздраперма Петровна, я вам скажу, – начал Парамонов, но тут лампочка под абажуром замигала и погасла. В темноте даже линзы Страхманюк не улавливали никаких дуновений света.

– Гаврилов! – крикнул Парамонов.

– Иду! – отозвался помощник.

Было видно, как очертилась светом щель по периметру двери, – Гаврилов зажег керосиновую лампу. Очки Страхманюк стрельнули лучиками.

– И я знаю, кто враг народа, – торопливым шепотом, словно боясь, что включится свет, сказала она.

– Кто? – перешел на шепот и Парамонов.

– Наш председатель райисполкома. Он…

Тут вошел помощник, неся перед собой лампу с качающимся стеклянным колпаком. Страхманюк умолкла. Запахло керосиновой гарью.

– Вот что я вам скажу, – заговорил Парамонов, подкручивая фитиль и убавляя копоть. – Напишите об этом подробно. Кто, что, где, с кем, кому, как… Понятно?

– Да, товарищ Парамонов!

– Чем больше фактов – тем лучше. Если анекдот – тащите целиком анекдот. Но чтоб ни-ни! Никому. Даже партийцам. Секрет.

– Где мы будем встречаться? – деловито осведомилась Страхманюк и достала из ридикюля листок бумаги и химический карандаш – записывать.

Парамонов поднял брови.

– Ну, на явочной квартире или где?

– Никаких встреч! Когда надо – вас найдут.

…В полночь Парамонов провел инструктаж оперативной группы по задержанию и аресту гражданина Дроздова. Когда-то этот Дроздов служил в Добровольческой армии генерала Май-Маевского, командовал ротой. Перебежал к красным, потом попал к белым… Темная история. Дроздова реабилитировали. В Ныдинске бывший белогвардеец работал в должности ответственного корректора городской типографии. Две недели назад районная газета «Заветы Ильича» напечатала редакционную статью под заголовком: «Если тебе партиец имя». В третьем абзаце перепутали строчки: нижние поставили вверх, а верхние – вниз. Получился аполитичный текст, похожий на теракт: «Наш гениальный вождь и учитель И.В. Сталин прозорливо указывает: гибель мирового капитала сто гектаров картошки на полях колхоза «Родина» имеет всемирное историко-революционное значение, несмотря на недостатки в доставке керосина для тракторов на пахоте марксистко-ленинского учения».

Следствие установило: Дроздов организовал групповую пьянку на производстве по случаю дня рождения. Верстальщику, наборщикам и печатнику объявили строгий выговор, а Дроздова выгнали со службы и упекли в КПЗ, где он и пребывал несколько суток. Потом выпустили, но злоумышленник понимал – ненадолго. Теперь гадал, не пуститься ли в бега?

Парамонов отпустил оперативников и поехал на окраину города, к реке. У самой воды стояло одинокое строение, огороженное забором. Парамонов вышел из «эмки» и поймал всей грудью порыв свежего ветра, дувшего с реки. Подмораживало. Река, вобравшая в себя все звездное небо, была такой же неведомой и жуткой, как и весь Млечный путь. Перед грандиозностью мироздания все то, чем занимался Парамонов, блекло и меркло – так ему показалось. «Ничтожно и глупо. И это хорошо, – подумал Парамонов. – Чем глупее, тем незаметнее…»

Он толкнул дверь – дохнуло душистым теплом и музыкой фокстрота – играл патефон. Вышел босой банщик, без рубашки, в коротких байковых портках.

– Заждались, товарищ начальник! – весело воскликнул он.

– Дела, дружок, заботы! Людмила на месте?

– Здесь! Чай заваривает, закуску готовит.

– Послезавтра гости, – сказал Парамонов, стягивая командирские штаны. – Смотри, не осрамись. Не дай Бог что не так!

– Слушаюсь.

Парамонов разделся, обмотал себя простыней:

– Ну, я пошел. Через часок заглянешь попарить…

IV

«Воронок» телепался по безлюдному Ныдинску, прокладывая себе дорогу желтыми лучами фар. Сидели молча. Маньшин крутил баранку, сосредоточенно вглядываясь в рытвины и кочки. Старший группы Космаков надвинул козырек фуражки на нос и делал вид, что дремлет. Оперативники Железнов и Костарюк были настроены игриво: после взятия Дроздова они вместе с Маньшиным должны были ехать в Медвежье урочище – бить кабанов и глушить рыбу на озерах толовыми шашками.