Дорога неровная - Евгения Изюмова

- Ага! Но я только пот иногда им утирал, этим платочком. Он как талисман для меня.

- Талисман… - Александра тоже всегда брала свой платочек с собой в трудную минуту, верила, что, если он будет с ней, то кто-то невидимый, может быть, мама, спасет её. Однажды так и случилось.

Она пришла из больницы - пришлось прервать беременность, когда поняла, что Виталий изменяет. Она ему про то даже не сказала, придумала, что легла на обследование. Вернулась, а к вечеру поднялась температура, медленно и неуклонно подходила к критической отметке. Дети спали, Виталий был на работе. Она погибала, но никто об этом не знал. Вспомнила про то, как у бабушки, болевшей тифом, сбивали температуру обтиранием крепким соляным раствором. Шатаясь, встала, налила в тазик воды, растворила в ней пачку соли, полезла в карман пальто за заветным платочком и обмерла от страха: платочка не было! Прокрутила в памяти последние события назад и поняла, что шла в операционную в халате - там и лежал в кармане платочек, а увезли ее в палату на каталке в рубахе.

- Господи! - простонала Александра. - Потерялся мой платочек, мамино благословение потеряла я, Господи. Спаси и помилуй… Не дай умереть, утром поеду в больницу, найду платочек… - бормотала бессвязно и думала, что, наверное, так и мама неумело молилась, когда лежала в больнице с рожистым воспалением.

Она намочила простыню в соляном растворе, закуталась и легла. Простыня мгновенно стала горячей. Вновь встала и смочила простыню… Так вставала несколько раз, пока не почувствовала, что стало легче, что лоб уже не огненный, сердце бешено не колотится в груди. Она сменила постельное белье, укуталась в одеяло и заснула.

Утром поехала в больницу, рассказала дежурному врачу про то, что случилось и свою крепкую веру, что необходимо найти платок-талисман, и тогда все будет хорошо. Врач не рассердился и даже не удивился, просто вызвал дежурную медсестру и попросил помочь Александре. Медсестра вызвала сестру-хозяйку, пожилую женщину, которая сказала, что попробует отыскать. Прошел мучительный час, наконец, сестра-хозяйка вышла к ней в приемный покой, сияющая - добрые лучики разбежались от глаз:

- Нашла я твой платочек, милушка, нашла! Не верила, что найду. Да счастье твое, верно, такое, что не успели белье в стирку сдать - выходной ведь был, суббота, как ты уходила из больницы! А сегодня - воскресенье!

Александра так пылко обняла медсестру, что та даже ойкнула. И, возможно, была рада больше Александры, что сумела разыскать её платочек-талисман: русские женщины крепко верят в разные обереги, наверное, потому, что это помогает им преодолевать невзгоды. Иной раз человеку хочется, чтобы кто-то его уберег, спас, помог. И если человек из жизненного ненастья выкарабкался, то обязательно скажет: «Оберег помог».

Александра приехала домой, и тут из нее хлынула сгустками кровь. С трудом привела себя в порядок, легла в постель, решив, что на следующее утро пойдет на прием к врачу. Прижала к щеке заветный платочек и заснула: «Мама, помоги!» Но идти к врачу не понадобилось - проснулась совершенно здоровой.

- Да, мне мой платочек однажды очень помог… - повторила Александра, и её плечи непроизвольно передернулись от жутких воспоминаний.

Виктор и Александра долго не спали в ту ночь. Говорили то спокойно, то срывались на крик. Они не знали, что Лида не спит тоже, чутко прислушивается к разговору, всякий раз готовая встать на помощь сестре - она лучше знала взрывной характер старшего брата, его тяжелую руку. Но ярость обуяла обоих лишь один раз, когда Виктор обозвал мать непотребным словом, обвинив её в блуде, после чего родился Толик.

- Ах, ты… - тут Александра уже не могла сдержать ярости. - Она ради вас легла под чужого мужика за мешок картошки, а ты… ты… Это мне надо на неё обижаться, ради меня она ничем не жертвовала, а ты… - она вскочила и потрясла кулаками перед носом брата так гневно, что тот отшатнулся, казалось, даже взгляд протрезвел.

- Ну, я знаю про это… - пробормотал Виктор.

- Знаешь? Так чего ты… - и она выдала замысловатый мат.

Брат так был ошарашен, что несколько минут молча взирал на Александру, и та замолчала, потому в кухне зависла звонкая тишина, нарушаемая лишь обостренными ночными звуками за окном - где-то проехала машина, свистнул тепловоз…

Александра немного «остыла» за время тишины и негромко попросила брата:

- Витя, никогда при мне не говори плохо о маме, как бы вы все к ней не относились, она - мать, и этим все сказано. И про батю плохо не говори. Он, конечно, пил, но ведь и ты, похоже, «не просыхаешь», и обижайся-не обижайся, но батя во многом был лучше многих из нашей родни, умнее, а уж образование высшее только у него было.

- Ну и у тебя есть! - гордо поправил ее брат, словно и сам закончил институт.

- Да, конечно, я вторая в этом плане, но из его поколения больше ни у кого не было.

- Дед, конечно, башковитый был, это так, - признал, наконец, Виктор. У него уже прошел боевой запал, потому говорил спокойно. - А вообще ты права, я и сам не пойму, чего Зойка с Розкой вязались к мамке и деду, он же, и правда, помог мамке тебя выучить, ведь у неё пенсия была маленькая. Есенина, помню, здорово читал. Ты не обижайся, что я тебе тут всякого наговорил, обиделся на тебя из-за той курвы, что сказала про мамкин архив. А ты, правда, не сожгла? - и крепко схватил Александру за руки.

- Вить, больно же, мои руки - не кирпичи…

- Ну, прости, я привык кирпич так брать, иначе же выскользнет. Правда, не сожгла?

- Не сожгла, - Александра глянула на часы - время подступало к четырем часа утра, за окном уже рассвело. Она обняла брата, положив руки на его худые угловатые плечи, и сердце пронзила жалость: из высокого широкоплечего здоровяка брат превратился в маленького и щуплого старичка, ростом не выше ее. - Пойдем-ка спать, Витя.

- Нет, я еще посижу, а ты, Пигалица, иди, - назвал её, как обычно звал Гена младшую сестренку.

- Ладно, сиди, только не пей больше, Витя, ты и так себя почти загубил, - попросила Александра брата. - Зачем тебе это надо? Ты посмотри, сколько всего на свете есть, чего ты еще не видел! Раскрой глаза, вон - солнце встает, красиво ведь, а у тебя солнце - бутылка. Посмотри, небо голубое, а у тебя один цвет - портвейн в стакане. Ты же умный, я же помню, как вы с батей разговаривали, он же уважительно с тобой всегда говорил, а ты загубил себя… Ты мог, наверное, уже своим стройуправлением командовать, а ты - кто? Не пей, Витя.

Брат слушал, кивал, соглашаясь, и вдруг засмеялся, точно так, как однажды и Гена, сказал удивленно:

- Пигалица, а ты, оказывается, совсем не пигалица!

Александра тоже рассмеялась. Вновь обнялись, и она тихо вошла в комнату, легла рядом с Лидой, которая спокойно сопела во сне, и тотчас уснула.

И Лида, которая не раз хотела вскочить и броситься мирить Александру с Виктором - уж очень свирепо ругались - но что-то останавливало: чувствовала, что ее вмешательство будет лишним, тоже спокойно заснула. А до того лежала, слушала их спор, когда в кухне начинали кричать, удивляясь, как выдерживает этот спор младшая сестра, и как, может быть, неожиданно для себя, принимает ее аргументы, старший брат.

Чувство уважения к младшей сестре впервые неожиданно затеплилось в сердце Лиды: гляди-ка, а ведь и впрямь, Шура - молодец. Не побоялась её, Лиду, отругать, когда она после двадцатилетней разлуки приехала «прощаться» - бездарь-врач напророчил Лиде страшную болезнь. Александра выслушала ее и не запричитала, как бы сделала это Роза, а расхохоталась. Лида сначала обиделась на шалопутную и бессердечную младшую сестру: приехала к ней больная и немощная перед смертью, а она ржет, как кобыла. Даже засобиралась обратно в Новороссийск, но потом остыла: права ведь Шурка, нечего раньше времени себя хоронить. Потому и отважилась на такое дальнее путешествие из Новороссийска в Тюмень, и чувствует себя прекрасно. Нет, зря Зоя Александру дурой называет. Младшая сестра умная и порядочная выросла, а порядочность у Дружниковых означает: честность, правдивость, незлобливость, правда, упрямы все, но это лишь в том случае, если уверены в своей правоте.

Виктор так и не заснул, сидел до полного рассвета, лишь под утро лег, но все равно лежал без сна, пока не поднялась Лида, чтобы приготовить завтрак.

Второй день гостьи провели в Тараскуле у Тамары.

«Тараскуль» стал международным курортом, его совладельцы - болгары и турки: там богатые природные источники. Прискорбно, но факт, что иностранный капитал стремительно проникал во все российские сферы деятельности, накладывая «лапу» на то, что сулило большие прибыли.

Тамара в «Тараскуле» работала поваром и не собиралась оттуда уезжать - чистейший воздух, термальные воды, жизнь без шумной городской суеты. А захотелось искупаться в речке - так она в тридцати минутах езды. Вот туда и отвез гостей на мотоцикле Андрей, младший сын Тамары.