Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

бесконечных изъявлений соболезнования.

Не приходится смущаться ни мне, ни людям.

— Я видела ваши фотографии в газетах, но я бы вас не узнала.

— Как и большинство людей. В новостях мелькают другие лица, да и я к тому же стал как-то меньше.

— Меньше?

— Не физически, конечно, а по значению.

Он переменил тему:

— Знаете, я привез некоторые личные вещи вашей сестры. Ваш зять полагает, что для вас это важно. Они у меня в гостинице. Может, поужинаете со мной? Или, если хотите, я привезу их сюда?

— Я буду рада их получить. Я хочу послушать все, что вы можете рассказать мне о Ширли. Я так давно ее не видела — три года. Я все еще не могу поверить, что она умерла.

— Я вас понимаю.

— Я хочу услышать о ней, но — не утешайте меня. Полагаю, вы верите в Бога. Ну а я нет! Извините, если вам это кажется грубым, но так вы лучше поймете, что я чувствую. Если Бог есть, то Он жесток и несправедлив!

— Потому что дал вашей сестре умереть?

— Не стоит спорить. Не говорите мне о религии, пожалуйста. Расскажите про Ширли. Я до сих пор не знаю, как произошел несчастный случай.

— Она переходила через улицу, ее сбил и переехал тяжелый грузовик. Она умерла мгновенно. Она не страдала.

— Ричард так и написал. Но я подумала — может, он Жалеет меня и старается смягчить удар. Это на него похоже.

— Да. Но я не такой. Можете считать правдой, что ваша сестра умерла сразу и не страдала.

— Как это случилось?

— Это было поздно вечером. Ваша сестра сидела в уличном кафе, обращенном к гавани. Она вышла, не глядя пошла через дорогу, а из-за угла вынырнул грузовик и сбил ее.

— Она была одна?

— Совершенно одна.

— Но где же был Ричард? Почему его не оказалось рядом? Это так странно. Я не думала, что Ричард позволит ей пойти одной в кафе на ночь глядя. Я считала, что он о ней очень заботится.

— Вы не должны его обвинять. Он ее обожал. Следил за ней сколько мог. На этот раз он не знал, что она вышла из дома.

Она смягчилась.

— Понятно. Я напрасно его осуждала. — Она стиснула руки. — Это так жестоко, так несправедливо, так бессмысленно. После всего, что Ширли перетерпела, — только три года счастья.

Он долго не отвечал, наблюдая за ней.

— Простите, вы очень любили сестру?

— Больше всего на свете.

— И все же за три года ни разу с ней не повидались.

Они приглашали вас, но вы к ним ни разу не ездили?

— Мне трудно оставить работу, найти замену себе.

— Возможно; но это можно было бы устроить. Почему вы не хотели поехать?

— Я хотела. Хотела!

— У вас были причины, чтобы не ехать?

— Я уже сказала вам: работа…

— Вы так сильно любите работу?

— Люблю? Нет. — Она удивилась. — Но это нужная работа. Эти дети относятся к категории, на которую раньше не обращали внимания. Я полагаю, что приношу пользу.

Она говорила с такой настойчивой серьезностью, что это показалось ему странным.

— Конечно, это полезное дело. Я нисколько не сомневаюсь.

— Здесь была полная разруха, я приложила много сил, чтобы поставить предприятие на ноги.

— Вы хороший руководитель, я это вижу. Вы — личность, вы умеете управлять людьми. Да, я уверен, что вы делаете нужное и полезное дело. Вас это развлекает?

— Развлекает? — Она уставилась на него.

— Это не иностранное слово. Работать может быть весело — если вы любите их.

— Кого?

— Детей.

Она медленно и печально сказала:

— Нет, я их не люблю — так, как вы говорите. Хотелось бы, но тогда…

— Тогда это будет радость, а не долг, так вы чувствуете? А вам нужен долг.

— Почему вы так считаете?

— Потому что это написано у вас на лице. Интересно, зачем это вам?

Он встал и беспокойно заходил по комнате.

— Что вы делали всю вашу жизнь? Это ужасно мешает, ужасно необычно знать вас так хорошо и не знать ничего.

Это… душераздирающее ощущение. Не знаю, как начать.

Его страдание было таким неподдельным, что она молча смотрела на него, выжидая.

— Я кажусь вам безумным. Вы не понимаете. С чего бы? Но я приехал в эту страну, чтобы увидеть вас.

— Привезти мне вещи Ширли?

Он нетерпеливо отмахнулся.

— Ну да, я думал, что это все. Выполнить то, на что у Ричарда не было сил. Но я и не догадывался, что это будете вы.

Он подался к ней всем телом через стол.

— Послушайте, Лаура, вам все равно пришлось бы узнать, так узнайте сейчас. Много лет назад, еще до того, как я приступил к своей миссии, мне были три видения.

В роду моего отца бывали и ясновидцы, видимо, это передалось и мне. Я увидел три сцены так же ясно, как теперь вижу вас. Я видел большой стол и за столом человека с тяжелой челюстью. Я видел окно с видом на заснеженные сосны и круглое розовое лицо с совиными глазами.

Со временем я встретил этих людей и участвовал в этих сценах. Человек за письменным столом оказался мультимиллионером, который финансировал мою миссионерскую поездку. Позднее я лежал в санатории и смотрел через окно на заснеженные сосны, а врач с круглым розовым лицом говорил, что моя жизнь и миссия закончена.

Третьей, кого я видел, были вы. Вы, Лаура, вы. Я узнал вас, как только увидел. Вы были моложе, чем сейчас, но с той же грустью в глазах, с таким же трагическим выражением на лице. Я не различил обстановку отчетливо, только на заднем плане неясные очертания церкви, а потом языки пламени.

— Пламя? — Она вздрогнула.

— Да. Вам пришлось пережить пожар?

— Однажды. Еще в детстве. Но церковь? Какая церковь — католическая, с Мадонной в голубом плаще?

— Ничего столь определенного не было. Ни красок, ни света. Холодно, все серое — да, и купель. Вы стояли возле купели.

Он увидел, как краски схлынули с ее лица. Она сжала виски.

— Это что-то означает для вас, Лаура? Что?

— «Ширли Маргарет Эвелин, во имя Отца и Сына и Святого Духа…» Голос ее прервался. — Крещение Ширли. Я представляла крестную мать. Я держала ее и хотела уронить на камни! Чтобы она умерла! Я хотела, чтобы она умерла. И вот… она умерла…

Она закрыла лицо руками.

— Лаура, дорогая, я понимаю — о, я понимаю. Но огонь? Он тоже что-то означает?

— Я молилась. Да, молилась. Поставила свечку за исполнение желания. А знаете, какое у меня