Однажды в платяном шкафу - Патти Каллахан

уезжать.

– Это дело давно решенное. Мы все уладили, еще когда была жива ваша мать.

С этими словами отец быстро вышел из комнаты, оставив сына сидеть в мягком кожаном кресле. Джек закрыл глаза. Он чувствовал себя беспомощной соломинкой в бурном потоке событий, уносящем его куда-то, где ему совсем не хотелось оказаться.

Так, лишившись мамы и права выбора, Джек сложил свои вещи в дорожный сундук и чемоданчик и отправился навстречу будущему, в новую, неизвестную жизнь. Он понятия не имел, чего от нее стоило ожидать, и наверняка знал только одно: там будет его брат.

Это было большим утешением.

Первым испытанием на пути в Англию стал неудобный – и к тому же невыносимо колючий – шерстяной костюм, который казался Джеку, привыкшему к уютной домашней одежде, по меньшей тяжелым рыцарским доспехом. Всю дорогу до Белфаста Джек, сидя рядом с отцом, задыхался в тугом воротничке, пока их экипаж подбрасывало на каждой кочке. Добравшись до порта, они пересели на большой быстрый паром до Ланкашира.

Стоя на борту судна, преодолевающего волны Ирландского моря, Джек вспоминал, как глядел на гавань из окна на чердаке и мечтал, как когда-нибудь взойдет на большой корабль с высокими мачтами и отправится в великое путешествие. Ему казалось, что тот мальчик по-прежнему сидит на подоконнике, провожая уходящий паром взглядом. От отрывистых звуков английской речи, лишенной ирландской певучести, на душе делалось тоскливо и пусто, а доносившиеся отовсюду голоса пассажиров уже заставляли его чувствовать себя чужим.

Причалив в Ланкашире, путники пересели на поезд с маленькими грязными окошками. Затем последовала пересадка в Лондоне, потом – еще один поезд, на этот раз до города под названием Уотфорд. Ехали молча, тишину нарушал только стук колес. Джек всю дорогу сидел, не двигаясь, и смотрел, как за окном постепенно растворяется знакомый мир, где всегда можно было рассчитывать на мамину поддержку и заботу, а на смену ему приходят покатые холмы, которые сменяются очертаниями промышленного пригорода, за которым снова начинается череда холмов. С каждой пересадкой, с каждым городом, который они проезжали, Джек понемногу прощался с детством.

Теперь он должен был заботиться о себе сам. Пока же вся эта история со школой походила на самую настоящую ссылку.

* * *

Сжимая ручку чемодана, Джек нахмурившись стоял перед школой Виньярд. Она размещалась в унылом и приземистом кирпичном здании, которое глядело на улицы Уотфорда девятью окнами, неравномерно раскиданными по обеим сторонам от входной двери. Над крышей торчали две трубы, но над ними не было ни намека на дымок. С первой секунды было ясно: теплом и уютом тут и не пахло. Когда Джек наконец заставил себя подойти к воротам, сердце у него заколотилось где-то в горле. Даже серые облака, казалось, выглядели особенно зловеще и будто придавливали к земле.

Попрощавшись с отцом, Джек занялся распаковкой вещей. Ему выделили место в безликой общей спальне, где отовсюду разило уборной, сыростью и затхлостью. От отвращения Джека передернуло. Он надел школьную форму, накрахмаленную до хруста. Прошел час. Джек стоял в скупо меблированной холодной комнате – кабинете директора. Сам директор – англиканский священник, к которому следовало обращаться «отец Кэпрон» – за спиной все называли его Стариком, – восседал за деревянным столом. У него были седые волосы, зачесанные назад, высокий лоб, и тонкие, почти бесцветные губы. Толстые, широкие руки лежали перед ним, как два куска мяса на прилавке.

– Ты брат Уоррена Льюиса, не так ли? – директор говорил неровным голосом, скачущим вверх-вниз на каждом слове.

– Да, сэр.

Джек сложил руки за спиной, чтобы не было заметно, что они дрожат. Вот бы Уорни был рядом…

Старик встал из-за стола, и его одутловатое, рыхлое лицо колыхнулось в такт его движениям.

– Еще один Льюис, – он покачал головой. – Заруби себе на носу: я ваших ирландских выходок не потерплю. Понятно?

– Да, сэр.

Так началась учеба в школе Виньярд.

Через пару дней, когда Джек наконец освоился с местным распорядком и научился избегать столкновений со Стариком, расхаживающим по коридорам, Уорни взял брата с собой на игру в крикет. На грязном поле уже собрались другие ученики, одетые в спортивную форму: черные шорты, высокие темные гольфы, белые рубашки-поло и мягкие кожаные ботинки. Быстрыми, уверенными движениями мальчики передавали друг другу мяч – Джеку о такой ловкости оставалось только мечтать.

Захлебываясь от восторга, Джек бегал по полю рядом с братом. Он был счастлив, что вырвался на свежий воздух из надоевшей классной комнаты, где изо дня в день корпел над учебниками. Но легкость, с которой Джеку давалось письмо, отличная память, его сообразительный, живой ум и способность схватывать на лету – все то, что помогало ему в стенах школы, оказалось совершенно бесполезным на спортивной площадке.

Мальчишка постарше дал Джеку пас. Джек растерялся, не смог отбить и, поскользнувшись, упал. Барахтаясь в грязи и пытаясь встать на ноги, Джек поднял глаза и увидел, как над ним нависают лица игроков, столпившихся вокруг. Эти лица, в которых вдруг проступило что-то звериное, скалились, гримасничали и корчили рожи, сливаясь в одно мутное пятно. Они смеялись. Они смеялись над ним – и что-то у него внутри екнуло. Он никогда не будет хорошим спортсменом.

Никогда.

Меньше всего на свете ему хотелось быть похожим из этих мальчишек.

Джек почти поднялся, но поскользнулся, потом поскользнулся опять – а потом все-таки встал.

Когда игра закончилась и все разошлись кто куда, Уорни задержался на лавочке, чтобы поговорить с Джеком. В раздевалке пахло потом и грязью, всюду валялись мячи, биты и спортивная форма. Наступало время обеда, но братья не торопились – они обреченно сидели на скамье, обсуждая свое печальное положение. Но тут к ним сзади подкрался мальчик с плоским, словно отутюженным лицом, и тусклыми голубыми глазами, в которых читалось что-то недоброе. Он внезапно ударил Уорни по голове торцом биты. Раздался жуткий треск.

Джек вскрикнул; Уорни застонал и схватился рукой за голову: у него шла кровь. Джек вскочил, готовый было наброситься на обидчика, но Уорни его остановил.

Мальчик рассмеялся и убежал. Джек вырвался из цепкой хватки брата.

– Почему ты меня остановил?

– Этого дьявола зовут Уин. Он сын Старика. Если дашь сдачи, потом придется намного хуже.

Джек посмотрел на брата.

– Сколько осталось до каникул?

– Ровно девяносто два дня, – ответил Уорни, присев на жесткую скамейку в раздевалке. По щеке у него стекала кровь.

– За что он тебя так?

– Такая у него обязанность – следить за тем, чтобы все пришли на обед вовремя. А я медленно переодевался.

Джек был вне