Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Какой?

— Страшный недостатокъ: отсутствіе изящнаго вкуса. Арабелла не любитъ меня.

— Вотъ вздоръ! Она еще сама, вѣроятно, не знаетъ, что она любитъ, — сказалъ м-ръ Бенъ Алленъ презрительнымъ тономъ.

— Можетъ быть, — замѣтилъ м-ръ Бобъ Сойеръ, — но, во всякомъ случаѣ, думать надобно, что она отлично знаетъ то, чего не любитъ, a это, по моему мнѣнію, прескверная статья.

— Желалъ бы я знать, чортъ побери, — сказалъ м-ръ Бенъ Алленъ, скрежеща зубами и выражаясь скорѣе, какъ голодный дикарь, раздирающій волчью шкуру, чѣмъ скромный молодой джентльменъ, разрѣзывающій въ настоящую минуту котлетку изъ телячьяго мяса: — желалъ бы я знать, не завладѣлъ-ли какой-нибудь негодяй сердчишкомъ этой дѣвчонки? Я бы растерзалъ его, какъ собаку.

— Я всадилъ бы въ него свинцовую пулю, — сказалъ м-ръ Сойеръ, отрывая свои губы отъ кружки пива. И если бы онъ остался живъ, я самъ бы сдѣлалъ операцію и доканалъ бы его на мѣстѣ.

М-ръ Бенжаменъ Алленъ нѣсколько минутъ смотрѣлъ разсѣянно на своего друга и потомъ сказалъ:

— Ты никогда не объяснялся съ нею, Бобъ?

— Никогда.

— Отчего же?

— Я видѣлъ, что это будетъ безполезно.

— Вздоръ! Ты долженъ высказать ей все напрямикъ не позже, какъ сегодня вечеромъ, — возразилъ Бенъ Алленъ съ отчаянной энергіей. — Арабелла должна быть твоею, или… или мнѣ придется употребить свою власть.

— Посмотримъ, — сказалъ м-ръ Бобъ Сойеръ, — посмотримъ.

— Да, посмотримъ, — отвѣтилъ Бенъ Алленъ свирѣпымъ тономъ. Онъ пріостановился на нѣсколько секундъ и затѣмъ продолжалъ голосомъ, дрожащимъ отъ внутренняго волненія. — Ты любилъ ее съ дѣтскихъ лѣтъ, мой другъ, любилъ, когда мы вмѣстѣ съ тобой ходили въ приходскую школу. И что-жъ? Эта дѣвчонка даже еще въ ту пору издѣвалась надъ твоими чувствами. Помнишь ли, какъ однажды, со всею горячностью дѣтской любви, ты упрашивалъ ее принять бисквиты и яблочные пирожки, опрятно сложенные въ маленькій пакетецъ изъ оберточной бумаги?

— Помню, — сказалъ Бобъ Сойеръ.

— Вѣдь она, кажется, не приняла этого подарка?

— Не приняла. Она сказала, что пакетъ слишкомъ долго лежалъ y меня въ карманѣ и отъ пирожковъ слышался весьма непріятный запахъ.

— Такъ, такъ. И послѣ этого мы сами ихъ съѣли. Негодная дѣвчонка!

Пораженные этимъ непріятнымъ воспоминаніемъ, друзья нахмурили брови и безмолвно смотрѣли другъ на друга.

Между тѣмъ, какъ продолжалось это засѣданіе и мальчишка въ сѣромъ балахонѣ смотрѣлъ на остатки лакомыхъ кусковъ, долженствовавшихъ послѣ завтрака поступить въ его безконтрольное владѣніе, — по улицамъ Бристоля катился довольно странный экипажъ темно-зеленаго цвѣта, похожій отчасти на бричку, отчасти на карету, запряженный въ одну лошадь темно-бурой шерсти, которою управлялъ на козлахъ странный дѣтина угрюмой наружности, въ панталонахъ грума и въ кучерскомъ кафтанѣ. Старыя леди весьма часто, изъ экономическихъ разсчетовъ, присваиваютъ своимъ экипажамъ наружность этого рода. Въ настоящей колымагѣ тоже сидѣла старуха.

— Мартынъ! — сказала старуха, обращаясь къ угрюмому джентльмену на козлахъ.

— Что прикажете? — отвѣчалъ угрюмый джентльменъ, притрогиваясь къ полямъ своей шляпы.

— Ступайте къ м-ру Сойеру.

— Я туда и ѣду.

— Ну, хорошо. Такъ ступайте же.

Кучеръ воодушевилъ темно-бураго коня тремя ударами огромнаго бича съ нахлесткой, и черезъ нѣсколько минутъ колымага остановилась y воротъ квартиры м-ра Роберта Сойера, преемника Нокморфа.

— Мартынъ!

— Чего изволите?

— Попросите мальчишку постоять здѣсь на улицѣ и покараулить.

— Я самъ буду караулить ее, сударыня, — отвѣчалъ Мартынъ, укладывая бичъ съ нахлесткой наверху экипажа.

— Нѣтъ, нѣтъ, этого я не позволю ни подъ какимъ видомъ, Мартынъ, — сказала запальчивая леди, — ваше личное свидѣтельство будетъ очень важно, и вы должны идти со мной въ этотъ домъ. Въ продолженіе всего свиданія вы должны безотлучно стоять подлѣ меня. Слышите?

— Слышу.

— Ну, такъ Что-жъ вы еще стоите?

— Ничего, сударыня.

Сказавъ это, угрюмый джентльменъ потихоньку сошелъ съ колеса, на которомъ стоялъ нѣсколько минутъ, придерживаясь лѣвой рукою за верхъ колымаги, подозвалъ къ себѣ мальчишку въ сѣромъ балахонѣ, отворилъ дверцы, спустилъ подножки и, засунувъ руки во внутренность экипажа, вытащилъ оттуда старую леди съ такою же безцеремонностью, какъ будто она была коробочкой или сундукомъ.

— Ахъ, Боже мой, какъ я взволнована, Мартынъ! — воскликнула старая леди. — Я вся дрожу теперь.

М-ръ Мартынъ кашлянулъ и крякнулъ, но ничѣмъ больше не выразилъ своей симпатіи. Старушка оправилась мало-по-малу и взошла на крыльцо въ сопровожденіи м-ра Мартына. Завидѣвъ ее изъ окна, м-ръ Бенжаменъ Алленъ и Бобъ Сойеръ поспѣшили убрать на скорую руку спиртуозные напитки, опрокинули скляночку съ духами для истребленія табачнаго запаха и затѣмъ выступили оба съ полною готовностью свидѣтельствовать глубочайшее почтеніе и преданность вошедшей гостьѣ.

— Васъ-ли я вижу, милая тетушка! — воскликнулъ м-ръ Бенъ Алленъ. — Какъ это великодушно съ вашей стороны, что вы рѣшились удостоить насъ своимъ визитомъ! Имѣю честь представить вамъ, тетушка, м-ра Сойера, друга моего, Боба, о которомъ я уже давно говорилъ вамъ по поводу, знаете…

Тутъ м-ръ Бенъ Алленъ склонился надъ ухомъ своей тетки и шопотомъ произнесъ имя своей сестры, такъ однакожъ, что всѣ и каждый явственно могли разслышать слово "Арабелла".

— Любезный Бенжаменъ, — сказала старушка, задыхаясь отъ внутренняго волненія и трепеща всѣмъ тѣломъ съ головы до ногъ, — не тревожься, мой другъ, житейское дѣло, но ты долженъ оставить меня на нѣсколько минутъ съ м-ромъ Сойеромъ. Мнѣ надобно переговорить съ нимъ.

— Бобъ, не угодно-ли тебѣ отправиться съ моей тетушкой въ аптеку? — сказалъ м-ръ Бенъ Алленъ.

— Съ большимъ удовольствіемъ, — отвѣчалъ Робертъ Сойеръ съ докторскою важностью. — Пожалуйте сюда, сударыня. Не бойтесь ничего. Мы васъ мгновенно поставимъ на ноги, сударыня, не сомнѣвайтесь въ этомъ. Ну-съ, прошу покорно.

Съ этими словами м-ръ Бобъ Сойеръ усадилъ старую леди въ кресла, заперъ дверь, сѣлъ подлѣ нея и расположился выслушать терпѣливо исчисленіе болѣзненныхъ симптомовъ, представлявшихъ его воображенію перспективу существенныхъ выгодъ для докторской его профессіи.

Послѣ кратковременнаго молчанія старушка нѣсколько разъ покачала головой и заплакала навзрыдъ.

— Это ничего, — сказалъ Бобъ Сойеръ успокоительнымъ тономъ. — Маленькое разстройство нервовъ. Это вздоръ, сударыня. Мы дадимъ вамъ камфорной водицы, по три раза въ день, на ночь — успокоительная микстура.

— Охъ, я не знаю, съ чего и какъ начать, м-ръ Сойеръ, — сказала старая леди, — ужасно, ужасно!

— Вамъ нѣтъ надобности начинать, сударыня, — отвѣчалъ молодой докторъ. — Я могу и безъ вашего объясненія понять сущность вашей болѣзни. У васъ не въ порядкѣ голова, сударыня.

— Нѣтъ, м-ръ Сойеръ, сердце не въ порядкѣ,- сказала старая леди съ глубокимъ вздохомъ.

— Плевое дѣло, сударыня, опасности ни малѣйшей, — отвѣчалъ Бобъ Сойеръ. — Засоренъ желудокъ.

— М-ръ Сойеръ! — вскричала старуха, привскакивая съ мѣста.

— Безъ всякаго сомнѣнія, — подтвердилъ врачъ. — Стоитъ только благовременно принять медицинскія мѣры, и все какъ рукой сниметъ.

— М-ръ Сойеръ, — сказала старая леди, проникнутая величайшимъ негодованіемъ, — или вы рѣшились заранѣе нанести мнѣ дерзкое оскорбленіе, или поведеніе ваше объясняется тѣмъ, что вы не понимаете цѣли моего визита. Никакая медицинская сила, всѣ ваши порошки и микстуры не въ состояніи были предупредить того, что случилось въ недавнее время на моихъ глазахъ. Нечего терять словъ съ вами, молодой человѣкъ, я позову племянника, — заключила старушка, судорожно повертывая въ рукахъ свой ридикюль и вставая съ мѣста.

— Остановитесь, сударыня, — сказалъ Бобъ Сойеръ, — кажется, я дѣйствительно васъ не понялъ. Не угодно-ли теперь объяснить, что такое случилось?

— Племянница моя, м-ръ Сойеръ, — сказала старая леди, — сестра вашего пріятеля…

— Такъ, сударыня — сказалъ Робертъ, пожираемый на этотъ разъ величайшимъ нетерпѣніемъ, потому что старая леди, несмотря на внутреннее волненіе, говорила протяжно, съ разстановкой, какъ и всѣ старухи. — Такъ, сударыня, такъ.

— Моя племянница, Арабелла, за три дня передъ этимъ отпросилась навѣстить мою сестру, другую свою тетку, содержательницу женскаго пансіона въ трехъ миляхъ отъ города. Передъ заведеніемъ ея вы можете увидѣть ракитовый палисадникъ, замѣчательный въ своемъ родѣ, и нѣсколько старыхъ развѣсистыхъ дубовъ.

На этомъ мѣстѣ старушка пріостановилась, чтобы отереть слезы.

— Ахъ, сударыня, пусть чортъ ихъ поберетъ, эти ракитовые кусты! — вскричалъ Робертъ, совершенно забывая свою докторскую сановитость и осанку. — Говорите скорѣе, ради Бога.