Дорога неровная - Евгения Изюмова

- Мама, мама, что с тобой? - Антон склонился над Александрой, его лицо было тревожным. - Ты так кричала…

- Извини, Антоша, что перепугала тебя. Сон дурацкий приснился.

Антон вышел из комнаты Александры, а она до утра ворочалась на постели, пытаясь вспомнить сон, зная, что там было что-то важное для нее, но так и не вспомнила. В тот же день она позвонила Лиде, чтобы договориться о поездке в Тавду.

…Александра сидела в прекрасной, хорошо обставленной комнате. А за стеной - другая квартира, где грязно, замусорено. И там живет старуха неопрятного и злобного вида. Александре нужно выйти на улицу, но идти надо именно через чужие комнаты. Страшно, но надо идти, потому что её на улице ждут дети. Она просто обязана спасти их от неведомой беды, какой, она не знала, но чувствовала эту беду. И тогда Александра, собрав всё мужество, шагнула вперед. Старуха приподнялась на локтях. Её синие глаза, казалось, заглядывали в самую душу женщины, губы искривились в жуткой усмешке, а тело приподнималось над кроватью, пока не встало вертикально. И тогда она сделал шаг наперерез Александре. Той бы убежать, но вдруг ненависть накрыла ее, окутала, словно черное, грозовое облако: она узнала свою прабабушку - именно такой она её и представляла - сухой, прямой, с худым лицом, на котором сверкали ярко-синие глаза.

- Так вот ты какая, старая Лукерья! - воскликнула Александра. - Ну, бей меня! Прокляни ещё раз меня, моих детей, внуков! Один раз ты уже это сделала! Прочь! Я тебя не боюсь, - и шагнула навстречу старухе.

Старуха оскалила зубы в усмешке и сделала еще шаг.

Александра сжала кулаки, нагнула голову и приготовилась боднуть старуху головой, но тут разлилось сияние, и в комнате появилась женщина в белом легком одеянии до самых пят. Её лицо показалось Александре знакомым, но где она видела эту женщину, Александра не помнила. А женщина вытянула руку навстречу старухе ладонью вперед, и та остановилась.

- Иди, - мелодичным голосом произнесла женщина, посмотрев на Александру. - Иди и ничего не бойся. А еще никогда не снимай свой крестик, ведь ты же крестилась, и детей крестила, так почему не носишь крестик?

- Он простой, крестильный. Я его храню в шкатулке вместе со свидетельством о крещении, - растерялась Александра.

- Ну что же, - улыбнулась женщина, - купи в любом храме такой, чтобы тебе был по душе, и носи. А теперь иди.

И Александра тихо вышла из комнаты, не услышав, как страшная старуха сказала:

- Смелая, однако, моя правнучка. Лико, как меня отбрила, - и вдруг улыбнулась ясной, доброй улыбкой, её синие глаза потеплели и заискрились:

- А ты не пугай зря, - тоже улыбнулась женщина в белом.

Александра вышла на улицу, но своих детей не увидела, зато приметила во дворе девочку лет двенадцати - тоненькую, хрупкую, неуловимо похожую на неё - такие же разлетистые брови и упрямый взгляд. «Моя не родившаяся дочь, наверное, была бы такой же…» - грустно подумала Александра. Она не стала спрашивать имени девочки, просто взяла за руку и повела со двора, где ей оставаться опасно, потому что страшная старуха могла выйти из дома.

И они зашагали в ногу по горячему асфальту, потом вышли за город и пошли по травянистой тропке через поле, заросшее розовым и белым клевером, над которым роились пчелы. Девочка уверенно вела ее вперед, пока они не пересекли поле, и перед глазами не возник незнакомый посёлок, в котором была одна-единая прямая, как линейка, улица. Они прошли из конца в конец улицу, пока не оказались на окраине возле побеленного кирпичного дома, откуда вышла… Павла Фёдоровна.

Александра охнула и опустилась на колени: ее парализовал страх, но в душе росла радость - мама жива, а её смерть, видимо, просто дурной сон. Мать ласково улыбнулась Александре, кивнула, здороваясь, но, почему-то не бросилась навстречу, не раскрыла объятия. Зато девочку крепко прижала рукой к себе.

- Здравствуй, дочушка, - сказала Павла Фёдоровна, - спасибо, что навестила, я жду тебя всегда. Но сегодня твой путь лежит мимо моего дома.

- Мама! - укоризненно воскликнула женщина. - Я столько лет хотела тебя увидеть, и вот пришла, а ты меня прогоняешь. Позволь, я буду жить у тебя.

- Да, прогоняю. Тебе рано у меня селиться. Иди дальше полем, это поле твоей жизни.

- А она? - Александра показала на девочку. - Ей негде жить, я её возьму к себе: где растут двое, найдется место и для третьего.

- Нет, - покачала головой мать, - она останется у меня. Иди.

И Александра пошла, загребая босыми ногами дорожную пыль. За околицей стояла водяная колонка. Александра нажала на рычаг, и из носика хлестанула мощная струя воды, но не холодной, какая текла из колонки в Тавде на улице Лесопильщиков.

Александра тщательно вымыла ноги, руки, лицо, и сразу стало легко уставшим ногам. Она прошла немного полем вперед без всякой дороги - она оборвалась, едва женщина вышла из посёлка - и упала ничком на мягкую траву. Глядела в небо и шептала:

- Господи, наш род, наверное, давно уж искупил грех нашей прабабушки, проклявшей нас, прости ее, пожалуйста. Мы заслужили счастье, мы и наши дети, внуки. Мы все теперь одиноки, все наше третье поколение. Так не губи наши души, ты покарал нас, так не карай наших детей, а возлюби нас такими, какие мы есть, ведь мы - создание и подобие твоё. И меня возлюби. У меня первая любовь не сбылась, с мужем, которого уважала и ценила, а потом полюбила, разошлись, так пора свести меня с человеком, которого бы я полюбила, а он - меня. Хватит сыпать несчастья на наш род. Прости нашу прабабушку!..

Поезд весело постукивал колесами на стыках. Александра лежала на второй полке, читала томик стихов Сергея Острового, который недавно подарил ей Лёха Селютин, приятель-журналист. И теперь, как молитва, звучали в ней слова: «Как мне к времени обратиться? Как сказать ему: Вы или Ты? Жизнь моя, ты была многолица. Многоцветна. До густоты».

Устав читать, смотрела в окно, где пробегали знакомые пейзажи - степь, редкие перелески. Долго тянулся путь вдоль Волги у Чапаевска, пока добрались до Самары - так по стародавнему стал называться Куйбышев. Она давно уже не ездила на Урал и с жадным любопытством смотрела, вспоминая, как все было в годы учебы в полиграфическом техникуме. Чапаевск не удивил ее переменами, а вот вокзал в Самаре восхитил - высокое здание из стекла и бетона устремилось ввысь, и на этажи не надо идти по высоким узким лестницам - довезут на любой этаж лифты или эскалаторы. Огорчило одно - Нонна Лесова, которая давно уж Крюкова, не пришла к поезду, а увидеть ее очень хотелось. Но зато предстояла встреча с сестрой Лидией.

Лиду в эту поездку сманила Александра, потому что со дня похорон матери сестра ни разу не посетила ее могилу. Александра, которая все чаще задумывалась о том, что такое - душа, платит ли человек за все свои деяния, добрые и хорошие, убедила Лиду совершить своеобразное «кругосветное» путешествие от Альфинска до Тюмени.

И вот она уже вторые сутки в пути. Миновали Уфу, Челябинск… И с каждым городом у Александры было что-то связано. В Уфе она всегда ждала появления памятника Салавату Юлаеву над кручей, под которой медленно катила свои воды река Белая. В Челябинске был в свое время самый лучший и просторный вокзал, по которому она стремительно пробегала во время стоянки поезда.

Усть-Катав, город мастеров, миновали на второй день поздним вечером, потому к поезду не сбежались толпы продавцов: какая торговля ночью? Александра вышла из вагона, ежась от ночной прохлады, прошлась туда-сюда, сожалея, что не может купить что-нибудь в подарок тавдинским друзьям: чего только не выносили к поезду мастера уральские, когда поезд шёл из Екатеринбурга - чеканки, инкрустированные картины из каменной крошки, ножи, пистолеты…

От Усть-Катава и городка со смешным названием Аша начались Уральские горы, величавые, немного мрачные. Александра забралась на полку и крепко заснула - до Екатеринбурга ехать еще около суток.

… Огромное, неестественно зеленое поле все в белых ромашках лежало у ног Александры. И там, за полем, виднелись аккуратные домики, они - цель долгого пути Александры. Насколько далек и долог ее путь, но ноги в кровь не избиты, сама она не уставшая, просто шла по полю, ощущая босыми ногами утреннюю росу.

Когда дошла до поселка, он был еще пуст и тих, солнце едва выбиралось из-за леса, и Александра поняла, что время - раннее утро. Только не слышала она никаких звуков, словно была глухой, но вскоре глухота стала исчезать, и вот мир взорвался щебетаньем птиц, где-то звучала музыка. И вдруг знакомый голос пропел озорную частушку: «Мы, воронежски девчата, потеряли кошелек, а милиция узнала, посадила на горшок!»

Александра споткнулась: это же любимая песенка Полины, второй жены брата Геннадия, которая ни слухом, ни голосом не обладала и могла петь лишь эту смешную, незамысловатую частушку. Она покрутила головой и увидела, что во дворе одного из домов какая-то женщина поливает розы и поет голосом Полины. Александра подошла ближе: и впрямь - Полина! Тут из дома вышел статный мужчина, одетый лишь в просторные брюки из льняной ткани, босой, и в нем Александра признала своего брата - таким красивым, с пышной волнистой шевелюрой, он был на одной из фотографий в фотоальбоме Павлы Федоровны. Он бросил взгляд на улицу и заулыбался: