Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И я не без любви жила, - прошептала Александра, стараясь успокоиться, потому что мгновенно вспыхнули воспоминания о своих былых встречах - и желанных, и просто для «поднятия тонуса», когда потом отворачивалась от партнера и закусывала губы, чтобы не расплакаться, что рядом был не Виталий, а посторонний человек, хотя и давно знакомый.
Незаметно её мысли свернули от воспоминаний на другую тропу. Лежала, смотрела в темноту. Мысли были о будущем: своём, своих детей и внуков. Выросло четвертое поколение, в ком есть кровь Фёдора Агалакова. Подрастает пятое поколение - его правнуки, внуки Александриных братьев и сестры. Как сложится всё у них? Ослабнет ли проклятие прабабки-староверки, посулившей несчастье потомкам своего сына «до седьмого колена»? Кто знает, ведь судьба только-только начала писать страницы их жизненной книги…
Шел девяносто седьмой год с начала века…
Глава XIV - Небесный поселок
Только солнце размашисто брызнет -
Снова спрячется гром у ворот…
Как извилисты линии жизни,
Если б все это знать наперед.
Я верю в них, небесных граждан.
Средь малых звезд или больших
Они отыщут нас однажды,
Как мы найдем однажды их.
Сергей Островой
Не стыдись, страна Россия!
Ангелы - всегда босые…
Марина Цветаева
Александра шла вдоль реки, а за ней струился длинными полосами туман, обгонял ее и клубился в сумраке, который становился все гуще и темнее: наступала ночь. Александре страшно идти, но назад дороги нет. Впрочем, она всю жизнь шла только вперед или, если случалась неудача, останавливалась и ждала, когда завершится черная полоса, и двигалась дальше. Уж такой она уродилась - целеустремленной и настырной.
Туман уже совсем загустел, стал похож на плотное облако. Александра смело вступила в это облако - влажное, теплое и совсем не страшное. Но все равно шла очень осторожно, ощупывая ногой почву, чтобы не попасть ногой в рытвину и не упасть. Было очень тихо, словно на свете не существовало вообще никаких звуков, Александра даже испугалась: не оглохла ли? Потому крикнула громко: «Эй!» - вскрик взметнулся рядом и заглох, завяз в тумане. Ощущение времени потерялось, и Александре казалось, что она идет в тумане целую вечность, ну, не вечность, но всю жизнь - наверняка. И вдруг туман расступился, будто занавеску кто-то отдернул, и она вышла на полянку, в центре которой горел костерок, и возле него виднелись неясные силуэты людей. Одни сидели, другие стояли или ходили, видимо, просто прогуливаясь, вокруг костра. Далеко еще до костра, но таким уютом и теплом от него потянуло, что Александра вздохнула облегченно всей грудью: наконец-то дома! Знала, что поляна не может быть домом, и все-таки радовалась: дома!
Она подошла к костру и даже не удивилась, увидев Геннадия, мать, Смирнова, еще каких-то людей, среди них были и знакомые лица - Евдокии, жены старшего брата Виктора, их детей Сашки и Татьянки. Возле Евдокии вертелся крохотный мальчишка, которого Александра не знала, но потом сообразила, что это, наверное, их с Виктором первенец - Коленька. И бабушка Валя грелась возле костра.
- О, Пигалица! Привет! - увидел ее Геннадий и махнул призывно рукой, мол, двигай к нам: здесь хорошо.
Александра вступила в призрачный свет от костра и, наконец, разглядела всех, кто тут собрался: ее родные и любимые люди, даже Изгомовы - Анатолий с Владимиром присутствовали. Ей стало жутко: все люди, которые грелись сейчас у костра, уже давно умерли, а тут - живые. Зомби, что ли?
- Да не зомби, - рассмеялся заливисто Геннадий. - На земле нас нет, только бренные останки в могилах, а мы - души людей, которых ты знала. А что такие вот живые, так ведь ты про нас, как про живых думаешь. Верно? - Александра согласно кивнула.
Это так: никогда она не вспоминала об умерших родственниках в момент похорон, они в ее памяти - живые. Как с живыми порой разговаривала, представляя, что они могут ей ответить. И во сне виделись они Александре чаще всего молодые и красивые, такие, какими сейчас предстали они перед ней на поляне.
- Вот, и я говорю, что мы для тебя - не мертвые, - вновь угадал ее мысли Геннадий.
Александра окинула взглядом приветливые лица и сразу увидела мать, удобно сидевшую в легком камышовом шезлонге, и кинулась к ней:
- Мамочка, родная, как ты? Легче тебе стало? - мать полгода лежала парализованной. Не могла принимать пищу и разговаривать. - Мамочка, прости, что не стояла рядом с тобой в смертный час! - не дождавшись ответа от матери, Александра опустилась перед ней на колени. - Мне было очень страшно!
Павла Федоровна погладила ее по голове почти невесомой, прохладной рукой:
- Я знаю, милая. И правильно сделала: нельзя умирающего человека тревожить - ему тогда труднее умирать. Душа цепляется за тело, и ей тяжело, хочется поскорее вырваться из ненужной оболочки, а не может. И я не виню тебя, ведь ты и сама всю жизнь винишь себя, а это намного труднее, чем попросить прощения и забыть о своей вине… Вот ты сейчас Ремарка перечитываешь, - Александра кивнула, соглашаясь и вместе с тем удивляясь, откуда мама это узнала, ведь ее не было рядом. - Так вот, он в своей книге написал очень верные слова: «Совесть обычно мучит тех, кто не виноват». Да и само название книги, как мудрая цитата - «Время жить и время умирать». Так что совестливым всегда труднее жить.
Александра опять кивнула: да, труднее… До сих пор корит себя, что, вероятно, не все сделала, чтобы продлить жизнь матери, хотя знала - покинет мама мир живых все равно; корит, что не все сделала, как положено по обряду погребения, но это произошло просто от незнания. Эта вина однажды привела ее в храм, чтобы поставить свечу за упокой души своей матери и Смирнова. С тех пор она в каждом городе стремилась побывать в церкви. Но лишь в двух чувствовала себя как дома, легко и свободно, откуда никуда не хотелось уходить - в Иверской часовне возле Кремля и в храме Донского монастыря. Дорога к Богу у каждого своя.
- Я помню, ты сказала, что будешь сниться мне перед неприятностью, а не снишься. Почему? У меня их - полно.
- Ну, это еще не страшно, - улыбнулась мать. Улыбка была удивительно красивая и молодая. И сама она тоже была молодая, точь-в-точь, как на одной из старых фотографий - черные косы лежали короной на голове, только одета в белые просторные одежды, словно дева Мария. За спиной шезлонга стояли двое, и Александра узнала в одном Смирнова, тоже черноволосого, молодого. Он выгнул дугой правую бровь, и взгляд его сверкал по-орлиному остро и задиристо. А второй… Максим Дружников, точная копия старой-престарой фотографии, которую когда-то Павла Федоровна увеличила и вставила в рамочку. Впрочем, иным Александра родоначальника рода Дружниковых и не представляла. Вот и сейчас он стоял строгий, прямой, слегка насупленный, в солдатской шинели, перепоясанной ремнем. «Интересно, с кем сейчас мама? - подумалось Александре. - С Максимом или батей?» - так она звала часто Смирнова.
- Доченька, браки свершаются на небесах, - сказала Павла Федоровна, и Александра так и не поняла, с кем же заключила мама небесный брак.
- Мам, так почему же ты сейчас мне не снишься? - повторила Александра. - Не снилась даже тогда, когда я разошлась с Виталием.
Павла Федоровна вновь улыбнулась и ответила:
- Это не было бедой. С одной стороны - да, беда, но с ним ты не добилась бы того, чего достигла потом. И я знала, что ты справишься с этой невзгодой. Прости его, да и все, пусть живет, как ему можется. Еще Мохандес Ганди сказал, что «умение прощать - свойство сильных. Слабые никогда не прощают». А ты у меня сильная, - Павла Федоровна сказала это с тихой гордостью, ласково глядя на младшую дочь.
- Да я уж давно простила. Ты же знаешь, я не умею долго злиться - от этого душа выгорает, свет становится черным.
- Правильно понимаешь. Это, действительно, так.
- Кстати, почему ты сказала, что все мои недоброжелатели будут наказаны через два года? - это, как ни странно, сбывалось. Бывает иногда, что человек не может находиться рядом с другим: словно задыхается при нем, тоска наваливается, из рук все валится, а тот словно чувствует это и давит, давит, загоняет жертву в угол… Но благосклонная судьба Александру с такими людьми всегда разводила по сторонам. И всегда… через два года.
- Потому что ты любишь все время гадать чёт-нечет, - Александра удивилась: и впрямь она с детства загадывала о чем либо на числа. Идет мимо состав с лесом - считает, и радуется, что вагонов четное число. Сложит-перемножит автомобильный номер, получится «чёт» - опять радуется. Но никому она об этой своей странной привычке не рассказывала, даже матери. А она вот знает…
- А что наказаны, - продолжала мать говорить, - так потому, что никому не позволено влиять на человеческую судьбу, кроме Бога. Каждому предстоит преодолеть свой путь, и счастлив тот, кто его угадает. Перед каждым человеком всегда два пути, и он должен выбрать тот, какой ему совесть подскажет. Ты никогда не думала, что ты всю жизнь стоишь, словно на перепутье? Даже тогда, когда спорила со мной и отцом, какую выбрать квартиру - на первом или третьем этаже, это уже был выбор. Мы настояли на первом, и путь твой пошел по правильному пути. А если бы ты переспорила нас, и мы жили бы на третьем этаже, наверное, мне, когда ты вышла замуж, было бы легче: курила бы на балконе, а не стояла ночами у форточки, боясь вас потревожить. Но это все же было отклонение от твоей дороги - небольшое, но отклонение.
- Баклажаны - Сергей Заяицкий - Советская классическая проза
- Цветы Шлиссельбурга - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Суд идет! - Александра Бруштейн - Советская классическая проза
- Жил да был "дед" - Павел Кренев - Советская классическая проза
- Мы стали другими - Вениамин Александрович Каверин - О войне / Советская классическая проза
- Товарищ Кисляков(Три пары шёлковых чулков) - Пантелеймон Романов - Советская классическая проза
- Сегодня и вчера - Евгений Пермяк - Советская классическая проза
- Незваный гость. Поединок - Виктор Андреев - Советская классическая проза
- Суд - Василий Ардаматский - Советская классическая проза
- Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1» - Антон Макаренко - Советская классическая проза