Война мага. Том 4: Конец игры - Ник Перумов

— Не все. Но те, кто сражался бок о бок с ними?

— Они — да. Но их пока меньшинство.

— Тогда дай права тем, кто сражался. Тем, кто кормил нас, как те же половинчики. Не тяни, Гвин. Орки ведь до сих пор держат семандрийцев на востоке…

— Ты права. Но о милостях принято возвещать после победы. Если б бароны сдались сейчас… а так, боюсь, придётся ждать, пока не сломаем хребет им с Нергом.

«И воплощать в жизнь эти прекраснодушные эдикты придётся уже тебе с Клавдием и Сежес», — про себя, конечно же, только не вслух.

— Не думай так, — жалобно попросила Тайде. — Не надо. Ну, пожалуйста. Представь себе, что всё кончится хорошо. Как в сказках. Мы победим Нерг. Закроем Разлом. Я рожу тебе сына. И ничего, что он — от «богомерзкой данки». Вон церковники вообще как в рот воды набрали, кто на юг не сбежал.

— Мы победим Нерг, — эхом откликнулся Император. — Ты родишь мне сына. Всё верно, Тайде. Просто… надо быть готовыми ко всему. На сколько ещё хватит той силы, что творит во мне новую кровь? Той, что живёт у Сежес в амулете Баламута? Это не наша мощь, мы украли её у врага.

— Нет. — Сеамни отчаянно затрясла головой. — Ты не понимаешь, Гвин. Сила живёт в амулете у Сежес потому, что она впервые в жизни думает о ком-то чуть больше, чем о себе. Вы не украли силу. Вы просто очень хотели вернуться — и не для того, чтобы жить самим. Вы оба возвращались к другим.

— Любовь побеждает смерть, — тяжело усмехнулся Император. Усмешка вышла кривой и болезненной.

— Любовь ни с кем не воюет и никого не побеждает, — возразила Сеамни. — Побеждают легионы, побеждают маги. Но только, если им есть за что сражаться, прости за банальность.

— К чему ты ведёшь, Тайде? Я подпишу эдикты и поставлю печати. Но оглашать пока не стану. Ни к чему смущать моих добрых подданных.

— А ведь кое-где до сих пор держат рабынь-Дану… — тихонько проговорила Сеамни.

— Это нетрудно. Выкупим. Дай только сломать хребет Нергу. После них и с Разломом будет легче управиться. Я уверен.

— Откуда? Почему? Никогда не спрашивала тебя, Гвин, но…

— Разве ты не чувствуешь? Нерг и Разлом связаны. Всебесцветные пытались научиться им управлять. И — при посредстве Радуги — кое-чего добились. У них должен найтись ключ. Может, не ко всему. Хотя бы к части — скажем, к умению сдержать козлоногих чем-то иным, кроме детских жертвоприношений. Ну не могут всебесцветные крутить эту карусель просто так, из одной лишь «любви к знанию». Что-то перестал я верить в их готовность покорно уйти из Мельина куда-то, — он помахал правой кистью в воздухе, — куда-то на астральные пути. Хитрецы наверняка припасли что-то про запас. И так просто не отдадут.

— Но они могли бы потребовать выкуп. Богатства, земли, власть…

— А откуда ты знаешь, что они не требуют? Устами тех же баронов, той же Радуги? Просто привыкли всегда и везде оставаться в тени, эдакими пауками-кукловодами. Вспомни, пока не появилась Белая Тень и мы с тобой не оказались в Эвиале, казалось, что маги присмирели. С той же Сежес мы ездили к Разлому… всё изменилось после баронского мятежа. И здесь не обошлось без Нерга. Всебесцветные наверняка что-то пообещали чародеям, намекнули, дали понять, что выступят на их стороне.

— Почему же ни Гахлан, ни Сежес ничего об этом не сказали?

— Сежес может и впрямь не знать, а Гахлан… этот, полагаю, до сих пор дрожит за собственную шкуру.

Короткое молчание. Тайде замерла над Императором, губы чуть подрагивают, шея по-лебединому выгнута.

— Я послала весть, — вдруг сказала она. — Послала весть моему народу. Хватит отсиживаться во вновь обретённом Друнге. Башня Нерга — совсем рядом. Мои сородичи рождаются с магией в жилах. Может, они что-то почувствовали, что-то поняли?

— Если так — то отчего не прислали депутацию? — буркнул Император.

— Боятся. Поход Деревянного Меча памятен не только среди людей. Мои соплеменники-Дану сейчас едва ли гордятся содеянным. Хотя немногие откажутся от повода скрепить союз совместно пролитой кровью. Подобно тем же оркам.

— Что ж, сейчас мы не откажемся ни от чьей помощи, — кивнул Император. — Будем надеяться, мудрость Дану не окажется лишней.

…Во взятом — или освобождённом? — Ежелине имперское войско не задержалось. Глубокая северная осень, дождливая и холодная, а впереди ещё неблизкий переход ко Всебесцветной башне.

Сежес так и не смогла убедить трёх других гроссмейстеров в «бессмысленности сопротивления», как с горечью призналась чародейка. Где-то за спинами легионов, в окрестных чащах собирались остатки баронского войска. Самые злые, упорные и безжалостные. И ещё — отчаявшиеся. Идеалисты. Те, кто согласен умирать за эфемерные слова, даже не за земли, титулы и золото.

Они пробираются лесными просеками, заброшенными просёлками. Благородные рыцари с гордыми оруженосцами. Баронские дружинники, у кого в замках остались семьи, кто накрепко связан с нобилями и привык есть с их руки. Не верящие в императорскую милость.

Пробираются на северо-восток, к башне Hep га, словно внемля какому-то зову.

И следом за ними, «поспешая медленно», как сказал бы классик, хищным василиском струится имперское войско.

Осенние дни срываются, словно невесомые паутинки, исчезают без следа на стылом северном ветру. Ночами нападают маги, их арсеналы, видать, выскреблены до дна — всё те же оборотни, вампиры и авлары. Попадалась и вовсе наспех вычарованная нежить — крысы, разносящие чуму. Это оказалось бы серьёзно, если б не Сежес — волшебница лишь зло усмехнулась, покрутила в пальцах гномий амулет, и вокруг лагеря вспыхнуло несколько сотен мелких костерков: горели заразные тушки.

Повседневность ускользала и расплывалась. Император передоверил командование армией Клавдию, чародейскими делами занималась Сежес и её молодые соратники. Почти всё время он проводил с Сеамни, глаза в глаза, рука в руке.

Виделось разное, но и человеку, и Дану — одно и то же.

Император то брёл сквозь плотный, мокрый и ледяной туман, почти плыл, с усилием раздвигая руками мглу, поднимался на холм, где приветливо светились окна. Два окна смотрели на него, словно огромные огненные очи, разделённые чёрным крестом переплёта на четыре пламенных зрачка.

Правитель Мельина всё шёл и шёл к этому дому, туман отступал, проглянула дорога, лес, недальнее озеро — всё словно в полумраке; он шагал, ощущая мучительную пустоту — вдруг пропало имя, дарованное ему его Тайде. Пропало — и всё тут. Растворилось, стёрлось, улетело по ветру, как та паутинка.

Однако мгла рвалась, не выдерживая ярости и напора кованых доспехов с василиском. Император выныривал из океана грёз, сталкиваясь с обжигающим взглядом Сеамни.

Гнев — вот, пожалуй, единственное, что выручало и не подводило. И порой, когда Император, сцепив зубы, плечом расталкивал неподатливую хмарь, заслоняя алые окна-глаза на холме, впереди появлялась фигура могучего воина в чёрных латах, за плечами, словно крылья, вился кровавый плащ, хотя никакого ветра не было и в помине.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});