Соседи (СИ) - Коруд

ещё и не одно и то же. Зашибись! В любом случае, внимать он будет каждому слову, только пусть говорит. Вот-вот выяснится, двинулся ли он рассудком или это другое. Рехнулся ли или это она?

— Но это не значит, Егор, что каждый непременно должен чувствовать себя именно так, — это «должен» Уля буквально подчеркнула выдохом. — У каждого, наверное, всё-таки немного по-разному. И я даже задумываться не хочу, зачем ты спрашиваешь, мне от этого больно.

— Почему? — почувствовав пробежавший по спине холодок, на автомате спросил он. Вопрос сам вырвался — реакцией на признание.

— Потому что ты прожил почти полжизни, а не знаешь, — на мгновение вскидывая на него глаза и вновь поспешно их пряча, пробормотала Ульяна. — Потому что я помню, как однажды ты сказал мне, что некоторые вещи останутся для тебя недоступными… Поэтому.

Егор кивнул. Всё же верное это было решение, хоть и мазохистское абсолютно — идти за ответами к ней: вряд ли кто-то другой в его окружении оказался бы способен мгновенно, без попыток устроить ему допрос или сеанс психотерапии, увидеть суть.

— Рассказывай. Пожалуйста, — попросил он сдержанно, застывая в тянущем жилы ожидании.

Сердце готово было вылететь. Если это не сумасшествие, то что тогда сумасшествие? Хотел смотреть на неё неотрывно, ловить каждую эмоцию, все выражения лица, глаз. Коснуться. Хотел отвести взгляд, прекратить эту пытку. Загрести в охапку. Бежать прочь! Это же настоящее безумие, ну!

— Тебе очень надо, да?.. — выцветшим голосом уточнила Уля.

«Очень»

Готовясь падать, Егор уставился в стенку, в незримую точку над её плечом.

— Да. Давай.

В следующую секунду плечо поехало куда-то вниз — это Ульяна сползла вдруг на пол. Обхватив руками ноги, уткнулась лбом в коленки, как маленький, желающий от всех спрятаться, а может, ищущий защиты ребенок. Стянула с волос резинку, и волосы заструились по рукам, скрывая лицо. Кажется, этот разговор и ей непросто дастся. Может, на эту тему людям в принципе тяжело говорить? Ему вон из себя буквально каждое слово приходится выталкивать, хотя никогда за ними в карман он не лез.

Егор остался стоять на месте.

— Если человек влюблен… — спустя вечность начала она приглушенно, — он тонет в своей нежности. Он постоянно думает о другом человеке… Днём, ночью, засыпая, просыпаясь, работая, на бегу — всегда. У него происходит фиксация на объекте влюбленности. Если влюблен взаимно, чувствует себя окрылённым, вокруг буйство цвета. Он весь мир любит, всех и каждого. Проблемы отходят на задний план, есть только другой человек и всё, вся жизнь сосредоточена на любимом. Если не взаимно, может потерять аппетит, испытывает огромную душевную боль, терзается, мучается бессонницей, иногда даже кошмарами, — на мгновение Ульяна замолкла. Послышался глубокий вздох, но головы она не подняла. — Хотя, знаешь, не совсем так: человек может чувствовать и то и другое, независимо от того, взаимно это или нет. Его швыряет из стороны в сторону, как щепку в штормовых волнах. Чуть что не так, давно не виделись — всё, жизнь тебе не мила. Улыбнулся тебе? Больше ничего и не нужно. Вообще. Другой становится смыслом… Всем… — прошептала она, прерывисто выдыхая.

«Смыслом…»

Егор весь обратился в слух, напряженно внимая каждому слову. Взгляд расфокусировался, а извилины в мозгу, наоборот, неожиданно зашевелились: мозг обрабатывал информацию, сравнивая с собственными состояниями. Пока похоже. Фиксация на другом, буйство цвета, терзания, душевная боль… Он и чувствует себя щепкой, никак иначе. И ничего ему, кажется, от этой жизни не надо, кроме того, чтобы она улыбалась. И была рядом.

— Ты готов сделать для человека всё, чтобы тот ощущал себя самым счастливым, — продолжила Уля сдавленно. — И себя рядом с ним чувствуешь самым счастливым… Наполненным… Для тебя больше никого вокруг нет: ты сам и твой избранник. Ты как будто познаешь суть вещей, мир вокруг меняется безвозвратно, душа словно заново рождается, взлетает к небу.

Вот оно что… Это душа перерождается… И ведь правда: чувствуешь себя совсем другим человеком, новым. А он-то подозревал, что шизофрения постучалась, что личность начала двоиться. На данный момент версия о поехавшей кукушке проигрывает с разгромным счетом: ноль — пятнадцать примерно.

Егор едва дышал. Сокрушительные удары обрушивались на темечко один за одним, связи с прежним миром истончались и исчезали. Прямо сейчас рождались новые миры и связи. Сидя на полу, а вовсе не в его голове — хотя там она уже давно обустроилась — Ульяна с невероятной точностью объясняла ему его же чувства. Подсказывала, определяла. Подбирала простые слова, давала красочные, исчерпывающие описания состояний, которые он не мог опознать и понять. Стала его проводником в этом дремучем лесу из эмоций, взяла за руку и повела. И, слушая её, Егор начинал верить, что Кто-то сверху всё же над ним сжалился. Что на его тридцать первом году жизни Кто-то решил позволить ему узнать, что это такое. Что всё это действительно происходит с ним. Происходит! Реально…

Уля дарила надежду, и она же её отбирала. Но он должен знать всё. Он не уйдет отсюда, пока она не расскажет всё.

«Продолжай»

— Хочешь окружить его заботой, дарить тепло, отдать всё, что у тебя есть, — к этой минуте её голос совсем осип, плечи подрагивали, и в целом впечатление складывалось такое, словно говорить она себя заставляет. — К другому тянет, как магнитом. Ищешь любой повод, чтобы побыть рядом… Расстраиваешься, когда не получается. Радуешься, если получается. Смотреть готов вечно. Чувствуешь постоянную потребность в общении, тебе интересна о другом каждая мелочь, хочешь знать о нем всё… А остальное теряет смысл, забываешь обо всех, даже о близких. Все эмоции отдаются туда… Ты зависим.

«Всё так»

— Это всё? — в наступившей тишине подал голос Егор. И сам его не узнал. Такой же севший, как и у неё, совсем чужой.

Уля отрицательно замотала головой, по-прежнему пряча лицо в коленках.

«Нет?!»

— Если веришь в Бога, то постоянно просишь Его, чтобы у любимого человека всё было в порядке в жизни и со здоровьем. Даже если не веришь, всё равно… — прерывистое дыхание участилось, теперь уши улавливали еле слышное шмыганье носом. — Переживаешь за него… Другой соткан из достоинств. Недостатков не существует, не замечаешь ты их, не веришь, что они вообще найдутся. Ты ослеплён, оглушен, опьянён… Иногда не знаешь, как с собой справиться. Эти чувства не дают тебе свободно дышать… Его ты идеализируешь, а сам в этот момент очень уязвим… Ревнуешь к каждому столбу…

«Точно…»

Послышался еще один сдавленный вздох. Уля вскинула голову: огромные, блестящие от воды глаза смотрели прямо на него, и в них