Антоша, вставай - Михаил Михайлович Сердюков

божий день? В углу гостиной я обратил внимания на стеллаж из красного дерева, заполненный книгами, и неподалеку от него — кресло-качалка и торшер. На полу той же зоны лежал ковер с высоким ворсом и кальян. Хозяин квартиры знал толк в досуге, и у меня возник вопрос — чем он занимается? Управляет заводом? Тысячи людей горбатятся для того, чтобы он сунул мундштук кальяна себе в рот и выдул дым?

— Ау! — повторил я.

Молчание в ответ. Неловкость охватила меня. От напряжения на спине проступил холодок. Поставив рюкзак на пол, я переносил вес с ноги на ногу, а после и вовсе задержал дыхание. Местный воздух не подходил моим легких. Мне был привычней климат хрущевок, а к таким удобством, как тут, я не привык. Избавиться от заказа и уехать восвояси — вот что меня сейчас интересовало больше всего, а не это лощеные хоромы.

— Модный шлем, — произнес голос за моей спиной.

Я обернулся. На меня смотрел седой мужчина с блестящей кожей на лице. На его широких плечах висела шелковая рубашка с высоким воротником, как у Джеки Чана в фильме "Пьяный мастер”. Он был похож на китайского послушника: просторные штаны и босые ноги. В руках мужчина держал фужер с шампанским — об этом мне сказали пузырьки и цвет напитка. По расслабленному взгляду хозяина было понятно, что за последние часы этот фужер у него не первый.

— Я когда-то носил такой же. В восьмидесятых. Тогда я жил в деревне, — он облокотился на барную стойку.

Задержав дыхание, я представил, что играю в игру "Кто дольше продержится под водой”.

— Елань. Слышал о такой?

Я сжульничал и все же сделал вдох, тихо, чтобы хозяин квартиры не догадался, что я дышу его богатым воздухом.

— У меня была красная "Ява” в цвет твоего шлема. Все девчонки пищали, когда я проезжал мимо, — он отпил из фужера. — И только одну девчонку совсем не заботил мой мотоцикл. Зато она заботила меня. — Он глубоко вздохнул. — Ее звали Юля, и она была моей первой любовью. Эффектная блондинка с голубыми глазами, ну как тут не влюбиться? А ножки? Ммм, длинные, ровные… и грудь наливная, — мечтательно сказал мужчина и одним махом опустошил фужер. — Сейчас таких девчонок уж и не встретишь. Чистая, непокорная. За такими нужно было ухаживать. Приглашать на свидания. Приносить цветы, подарки, а поцелуй, если и заслужишь, то только в щечку, и то на пятой встрече. Но Юля меня так и не поцеловала. — Он поставил пустой фужер на барную стойку. — Под окном у нее пел, у речки с ромашками поджидал, оставлял записки, и хоть бы что. — Он ударил ладонью об ладонь. — Юля была недоступна, как крепость. Не то что сейчас девки пошли. — Мужчина, нагнувшись, открыл бар и достал новую бутылку. — Девицы стали другого сорта, — прозвучал выстрел шампанского, — только покажи им бабки, они тут же пойдут за тобой хоть куда. И в постель, и к черту на рога.

— Изините, изините, это я визила курера. Я еда заказать, — откуда-то из комнаты выбежала низкорослая девушка. — Кушать вкусно, Юрии Борисоч, хоросе? — подходя все ближе, она то и дела кланялась, а потом, кивая на мою сумку, стала выталкивать из квартиры плечом.

Молодая смуглая девушка суетилась, переживая, что ее отругают. Сам Юрий Борисович, сохраняя лошадиное спокойствие, наливал себе игристого.

— Женя, оставь парня в покое, — не сводя глаз с фужера, сказал хозяин.

Меня удивило ее имя. Смуглая домработница с азиатской внешностью совсем не походила на девушку, которую могли бы звать Женя.

— Хоросе, хозяина, хоросе. — Она, соединив ладони перед грудью, попятилась, не упуская возможности лишний раз поклониться.

— На чем я закончил?

Буррата с помидорами по-прежнему оставалась у меня в сумке, будто меня вызвали не для того, чтобы я доставил еду, а выслушать истории выпившего мужика.

— Ах, Юля, — он улыбнулся, и его зубы оголились. Они оказались неестественно белыми, в цвет кафеля с рекламы сантехники. — Юля заставила меня побегать за ней… и, ты знаешь, если бы не она, вряд ли я бы добился всего этого. — Он поднял руку с фужером и покачал головой. — Когда она меня отшила, мне так хотел показать ей, из какого теста я слеплен, что работал как проклятый, — мужчина отпил шампанского, — в шестнадцать стал пахать на комбайне, а потом ребята предложили возить из города печенье на папином "пирожке”. Я вцепился в эту возможность зубами, буквально вгрызся. Не спал сутками. Деньги полюбили меня. Через месяц мы уже перегоняли грузовики. Так в двадцать лет я стал состоятельней председателя местного колхоза. В двадцать два вообще потерял страх и переехал в Москву. Начал крутиться здесь. О Юле уже и не вспоминал, окунулся в бизнес с головой. Как говорится, заводы, пароходы, понимаешь? — он замолк и впервые посмотрел мне в глаза. Его же глаза отражали усталость. — Ничего ты не понимаешь, — махнул он рукой. — Стоишь как вкопанный и слушаешь меня потому, что тебе за это платят. Джамила вызвонила, а я ее привез из Филиппин не для того, чтобы она курьеров вызывала, а чтобы хозяйство вела. Готовила, убиралась, а она вон заказывает салаты из ресторанов, ленивая баба. Вот и кланяется, "изините, изините”. Стоит мне выпить, как все от рук тут же отбиваются, что за народ? Хоть нерусская, а менталитет наш унаследовала, сечешь?

Я молча смотрел на мужчину.

— Тебя как хоть звать?

Я не понял, что хозяин обратился ко мне, поэтому ему пришлось повторить свой вопрос.

— Звать как?

Я замотал головой и тихо произнес свое имя.

Он открыл холодильник и некоторые время копался в нем, пока не развернулся с тарелкой сырных канапе.

— Вот скажи мне, Антон, ты влюблялся хоть раз в жизни? — Мужчина съел порцию сыра и кинул зубочистку на стол.

Я почувствовал, как у меня сводит желудок — он уже смаковал собственный сок. Время шло к обеду, а я не ел со вчерашнего дня.

— Страдал ты по кому-нибудь?

Я столько раз слышал насмешки над моем гнусавым голосом, что не хотел ничего говорить, боясь создать почву для шуток на этот счет.

— Ты вообще хоть раз с девчонкой был? Занимался сексом?

Мое лицо стало горячим, как сковородка на плите. Я съежился и захотел убежать из квартиры.

— Да ладно! — воскликнул он. — Сколько тебе лет? — Хозяин поставил фужер на стойку и подошел поближе. — Ты не разу ни с кем не чпокался? — спросил он, пережевывая сыр.

У меня возникло желание поднять руки и скрестить их перед собой, но вместо