Под псевдонимом Серж - Владимир Васильевич Каржавин

сыскарём Отманом. И всё время ему, Кошелькову, карта ложилась не в масть. Много, много кровушки попортил ему Аркаша Кошко…

– Ты прав, Кошко серьёзный хват, – вздохнул Янька, прервав воспоминания. – Где он сейчас, не знаешь?

Вербицкий пожал плечами, не ручаясь за точность своих слов:

– Ходят слухи, в Крыму он у беляков.

– Чем занят?

– Чем он может быть занят: как и в Москве, ловит таких, как мы.

Кошельков опять задумался. Его обложили со всех сторон, кольцо сжимается. Несколько раз он уходил лишь чудом. Конечно, этим мужичкам и матросикам до Кошко далековато, но работают они всё лучше и лучше. Пора, пора двигать за кордон! Сейчас бы в Крым, а оттуда махнуть на пароходе в Европу, во Францию.

А может, ещё дальше, в Америку? Но для этого нужны франки, нужны доллары – валюта. Да и с Кошко неплохо было бы встретиться в Крыму и рассчитаться по долгам.

О желании Кошелькова уйти за кордон знала только его любовница Анна Савельева, ныне арестованная. С ней он и хотел туда двинуть. Но в произведениях искусства Янька ни черта не смыслил, тут нужен был помощник. Выбор пал на Вербицкого, который слыл своим среди блатных и хорошо разбирался в живописи. Правда, Вербицкий – Хорёк – «тёртый калач», и если речь зайдёт о валюте, он быстро поймёт, зачем она ему, Кошелькову, нужна. Что ж, пусть будет так, без помощника в таком деле трудно.

– Ты что, Янь, спишь?

Кошельков очнулся, встал.

– Ладно, поверим. Но с этого французика не спускай глаз. Я дам тебе в помощь двух молодцев. – И неожиданно схватил Вербицкого за ворот пиджака. – Но, смотри, Хорёк, вздумаешь один взять то, что на кону… без меня… Из-под земли найду и на ремни порежу, что б громче пел!

– Ну что ты, Янь…

– И никому ни слова. Никому!

– Могила!

– Насчёт товара мои заботы. Твоё дело – француз.

Вербицкий понимающе кивнул.

– Замётано… Я могу рассчитывать на 20 %?

– Что-о-о?

– Пятнадцать?

В тусклом свете керосиновой лампы лицо главного бандита Москвы казалось восковым.

– Десять – и благодари меня! – жёстко процедил он. Всё, пора, ноги рисуем.

* * *

Аркадий Францевич Кошко действительно попортил много крови представителям преступного мира, не одному Яньке Кошелькову. Это была уникальная личность самородок, как говорят в таких случаях. Начинал он в Риге инспектором сыскной полиции. Вскоре его стали узнавать на улицах. Тогда Кошко, выслеживая преступников, стал переодеваться то приказчиком, то извозчиком и приклеивать фальшивые бороду и усы.

Когда он возглавил сыскную полицию Москвы, то стал каждый месяц требовать от участковых надзирателей подробного доклада: сколько убийств, грабежей и краж совершено на участке. По этим данным строили графики преступности в городе. Над ним многие тайком смеялись: разве по картинкам поймаешь воров? Но Кошко верил в своё дело. По «картинкам» было видно, где стало больше краж и ограблений. Это означало, что на участке появилась банда преступников. Кошко направлял туда сыщиков из дежурного отряда – своего личного резерва. Через месяц бандиты сидели в тюрьме, а линия преступности на «картинках» шла вниз.

В начале XX века в Москве воровали много и часто. Помимо местных преступников на праздники съезжались и «гастролёры». В 1908 году только за один день перед Рождеством в городе произошло более тысячи краж! Кошко решил, что с этим пора кончать. Ночевали «гастролёры», как правило, на Хитровке. Поэтому Хитровка стала главным объектом предстоящей операции.

Это была облава невиданного масштаба. Полиция и раньше устраивала проверки в ночлежках, но самые опытные уголовники узнавали о них заранее и успевали скрыться. А причина была простая: если в облаве сотня-две полицейских, и об этом известно накануне, за день, за два, то хоть один да проболтается или будет подкуплен. А Кошко сохранял операцию в тайне не до последних дней, а до последних минут. И участвовало в ней не сотня, а более тысячи полицейских, тайно расположившихся в одном просторном особняке и не ведавших, куда их на ночь глядя поведут.

Успех был впечатляющий! До утра к зданию сыскной полиции подъезжали пролётки извозчиков с задержанными «гастролёрами» и местными преступниками, находившимися в розыске.

Кошко понимал, что без быстрой и надёжной идентификации преступника не может быть успешной работы. В этом отношении Россия не отставала от таких передовых в области криминалистики стран, как Англия и Франция. По методу Кошко в учётную карточку, заводимую на каждого преступника, вносили такие данные как длина лица, ширина головы, размеры ладоней; и конечно же отпечатки пальцев – дактилоскопия в российском сыске была на высоте. В результате в 1913 году Международный съезд криминалистов в Швейцарии признал Московскую полицию лучшей в мире по раскрываемости преступлений. А два года спустя Аркадий Кошко был назначен руководителем 8-го делопризводства Департамента полиции – главным сыщиком России.

Ни Февральскую, ни Октябрьскую революции 1917 года Аркадий Францевич Кошко не принял. Особенно возненавидел Февральскую, когда на площадях кипели митинги, а Временное правительство упразднило полицию. Началась настоящая охота на городовых. Издали завидев полицейского, рабочие, солдаты, гимназисты, лавочники бросались в погоню. Полицейских избивали порой до смерти.

Не успела революционная братия нарадоваться победами над стражами порядка, как в городах стали гаснуть уличные фонари: из керосиновых фонарей кто-то воровал керосин, газовые и электрические просто разбивали. По тёмным улицам шатались толпы уголовников в пальто и шубах с чужого плеча. Выпустить всех уголовников распорядился сам Керенский. Но они не только грабили и убивали, они ещё с остервенением принялись громить полицейские участки и суды, жгли архивы и всё, что попадалось под руку.

К осени ненавистного городового будут вспоминать с сожалением. Но грянет новая революция. В отличие от Временного правительства большевики борьбу с преступностью поведут, но без классово чуждых буржуазных спецов. Правда, будут исключения.

В 1918 году Аркадий Кошко окажется в белом Крыму. Будет, как и раньше, ловить бандитов и воров. Потом вместе с войсками Врангеля уйдёт за границу. Умрёт в 1928 году в Париже, обедневший и забытый, но оставивший после себя воспоминания.

…Тяжёлые наступали времена. Уехал Кошко, эмигрировал Батюшин, как и многие другие. Россия теряла лучших профессионалов. На их место приходили другие, неопытные. Учились работать старательно, на совесть. Но потери были велики.

* * *

Москва июня 1919 года внешне значительно проигрывала Москве 1913-го. Шикарные магазины, рестораны, клубы, освещённые гирляндами лунные парки и кафе-шантаны, блестящие экипажи, а вместе с ними весёлые праздные толпы с улиц и площадей, нарядные женщины, галантные офицеры, праздно прогуливающиеся поэты, артисты, чиновники и государственные деятели –