Мемуары - Александр Ромашкин

400 квадратных метров жилой площади, пять душевых и десять туалетов все на одного человека! К тому же, мое бомжеубежище находилось в глухом, но живописном уголке Сокольнического парка, откуда было рукой подать до тенистых лиственничных аллей, благоухающего розария, летнего театра, эстрадной площадки, комнаты смеха, тира и прочих прелестей индустрии развлечений. Все свободное время я проводил в прогулках по парку, и в свою бетонированную берлогу возвращался, как правило, далеко за полночь:

слишком неуютно мне было одному на ее необъятных просторах, где от кровати до туалета полста шагов.

Со временем у меня появились друзья из местных ветеранов - бывших фронтовиков. Точнее, это теперь они ветераны, а тогда им, как и мне, было по сорок с небольшим. Я с ними частенько пил пиво в кафе "Сирень".

Они вспоминали свои боевые подвиги, а мне приходилось отмалчиваться: не рассказывать ведь этим простым заводским работягам, как я инспектировал развед-резидентуру рейха в Мадриде или вел двойную радиоигру с Англией!

Однажды я, правда, до такой степени налакался пива, что не вытерпел и выложил своим приятелям историю соблазнения подружки Гитлера - они ржали надо мной, как ненормальные. После этого мне дали кличку Фон-барон, с намеком на знаменитого сочинителя невероятных историй.

Так я беззаботно прожил почти год, пока не познакомился на катке с молодой очаровательной девушкой. Наша встреча произошла при необычных обстоятельствах: я в нее случайно врезался на коньках, когда она в сапожках шла по льду с большим фибровым чемоданом. Упав, она ушибла бедро, и я, как истинный джентльмен, отвел ее в свой дом-крепость, чтобы сделать ей свинцовые примочки, потому что, по ее рассказам, у нее был не муж, а "ревнивая скотина", придиравшийся к малейшей царапине на теле порабощенной жены. Я так увлекся этой румяной барышней с тонкой прозрачной кожей и пухлыми ножками, что даже не спросил, как она оказалась на катке с чемоданом. Наутро Нина - так ее звали - поклялась мне в вечной любви и заявила, что уходит от мужа, чтобы "связать со мной свою судьбу". Оставалось только забрать вещи. Муж был на работе, и мы поехали за ее пожитками на Преображенку. Ключа у нее с собой не было, и мне пришлось залезть по водосточной трубе в форточку, чтобы открыть дверь изнутри. "Пожитки" оказались не такими уж и скромными: килограмма два столового серебра, хрусталь и старинные иконы. Все это мы по-быстрому уложили в четыре чемодана и перевезли на такси в новое "семейное гнездышко".

Медовый месяц пролетел как во сне, а потом опять начались материальные трудности. Нина боялась показываться на работе, потому что там ее подкарауливал муж, а моей более чем скромной зарплаты хватало только на чай с сушками. Пришлось потихоньку распродавать на толкучке нинино приданое. Поутру я завертывал в газету очередную безделушку из трофейного японского фарфора, упаковывал ее в авоську и шел пешком на Рижский рынок. Торговля шла успешно: обычно я возвращался с выручкой уже к обеду. "Не жизнь, а малина" неожиданно закончилась, когда одна из покупательниц, пухлая пожилая женщина в огромных очках на курносом бородавчатом носу, которой я показывал "из-под полы" золотые дамские часики "Слава", вдруг с истошным криком "милиция!" разъяренно вцепилась в мои вихры. Реакция разведчика меня не подвела: я тут же сообразил, что она по каким-то приметам опознала украденную у нее ценность, вынул опасную бритву ("Режут!!!" - "Молчи, дура!"), которую носил в кармане пиджака для самообороны, одним точным движением откромсал себе клок волос и бросился бежать, швырнув бритву и часики под ноги оторопевшей гражданке с зажатым в кулаке светлым локоном.

"Держи! Лови! Бандиты! Женщину! Обокрали! Порезали!" - за мной кинулось человек шесть добровольцев - заступников общественного порядка (сейчас, в конце XX века, в такой ситуации никто из случайных свидетелей и не шелохнется). Перебежав через дорогу, я ломанулся в стеклянную дверь метрополитена. Отрыв между мной и преследователями был довольно значительный, и я рассчитывал уехать от них на метро. Однако поездов как назло на платформе не было и ждать их было рискованно: с одной стороны дорога каждая секунда, а с другой - не час пик, поезда нечасто ходят.

Тем временем преследователи показались на платформе, с примкнувшим милиционером впереди. Мне ничего не оставалось делать, как сигануть на шпалы и скрыться в тоннеле. Теперь за мной бежал один только "мент", остальные не рискнули спрыгнуть с платформы, испугавшись, очевидно, высокого напряжения на рельсах. Впереди показались огни приближающегося поезда - мент с воплем "назад!" с еще большей прытью бросился в обратную сторону. Но я не привык отступать! Удача приходит к тем, кто рискует.

Очертя голову, я понесся навстречу "свету в конце тоннеля", свято веря в то, что из самого безнадежного положения в последнюю секунду должен найтись хоть какой-нибудь выход.

И выход нашелся! Когда расстояние между ослепительными огнями грохочущей стальной махины и горящими волей к жизни глазами загнанного в тупик живого существа сократилось до нескольких десятков метров, в свете бегущих по шершавому бетону косых лучей сверкнула искрой надежды металлическая ручка спасительной дверцы. Да, это был ВЫХОД! И вместе с тем вход в новую жизнь. Но о последнем я еще не догадывался, когда под рев и свист проносящихся на расстоянии вытянутой руки высоких колес буквально ввалился в раскрывшуюся в стене сумрачную нишу.

Я отдышался и огляделся: передо мной зиял темнотой дальнего конца узкий коридор. Собутыльники-работяги частенько травили байки про секретный подземный город, в который можно попасть из метро - неужели передо мной вход в эту святая святых государственной безопасности?! Кровь предков-первооткрывателей взыграла во мне (мама рассказывала в детстве, что моим пра-в-энной-степени дедушкой был Кристобаль Коломб, как она произносила это имя), и я бесстрашно ринулся в разведку. Городом это, правда, трудно было назвать - скорее, сеть сооружений на случай ядерной войны: командные пункты, склады продовольствия и медикаментов, госпитальные палаты, столовые и даже конференц-залы для проведения партсобраний. Но больше всего меня в этом подземном царстве поразила не широта его просторов, а никудышняя охрана. Ну нельзя же оставлять без присмотра стратегический объект гражданской обороны! Меж тем, сколько я ни плутал по бесконечным лабиринтам, мне за несколько часов всего два раза попались на глаза караульные солдаты, да и тех мне удалось незаметно обойти стороной благодаря разветвленности проходов.

Впрочем, каждый, кто попадал без схемы в это хитросплетение ходов и лазов, должен был неминуемо в нем заблудиться. Чем советские архитекторы в погонах хуже доморощенных мудрецов - строителей пирамид! К вечеру мне уже смертельно надоело слоняться по холодным подземным катакомбам, но я не имел ни малейшего представления о том, где искать выход. Жутко хотелось есть, но продовольственные склады охранялись сигнализацией.

Клонило в сон, но на дверях спальных помещений висели увесистые замки. В этом "городе" мне не было жизни...

Как заблудшему страннику, мне оставалось лишь тыкаться во все двери.

Поистине "метод научного тыка"! После нескольких часов бесплодных шатаний по неисчислимым коридорам я наконец увидел массивную железную дверь с горящей над ней красной лампой. Под дверью дремал, обняв автомат и прислонясь спиной к стене, сопляк-мальчишка, тощий курсант со штык-ножом на поясе. Скорее на волю! Я потихоньку перешагнул через ноги горе-часового и дотронулся до двери... В это время паренек шумно пошевелился во сне у меня за спиной, я дернулся вперед и ввалился в душную накуренную комнату. В глаза ударил яркий электрический свет, я заслонился ладонью, прищурился и невольно отстранился в неприятном удивлении: посреди комнаты стоял большой дубовый стол, за которым на высоких стульях восседало человек двадцать, большинство в военной форме и при погонах с крупными звездами, трое даже со слишком крупными, генеральскими. Произошла немая сцена. Они в набыченном удивлении рассматривали меня как марсианина. Не растерявшись, я проявил смекалку - сильно качнулся и пьяным, заплетающимся голосом спросил:

- Му... мужики! Зак-курить не найдется?

Взгляды потеплели, собравшиеся расслабленно закряхтели и заухмылялись:

перед ними был не злостный американский шпион, а свой родной придурковатый алкоголик.

- Часовой! - закричал грузный человек в штатском, сидевший во главе стола. - Спишь, твою мамашу!

В комнату вбежал перепуганный паренек с красными глазами и помятой об автомат щекой.

- Под трибунал сучкиного сына, - пробубнил генерал с багровой рожей.

- А чо... Чо вы тут делаете-то? - осторожно поинтересовался я, обводя всех косым, под алкоголика, взглядом.

- Забрать! - рявкнул главный. - Отвести в караулку. Я лично допрошу этого кадра. Перерыв на полчаса.