Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

что враги постарались восстановить князя против епископа, обвиняя последнего (и отчасти справедливо) в крайне безнравственном образе жизни. В этих действиях явно проглядывал известный преднамеренный план, кем-то внушенный Семашке и другим притеснителям православного духовенства. Возможно, что этот план возник не без участия латинского епископа в Луцке Бернарда Мациевского, одного из деятельных подготовителей церковной унии. Такой образ действия увенчался успехом: честолюбивый, привязанный к роскоши и удобствам жизни, Кирилл Терлецкий не выдержал и сделался поборником унии. Во время Брестского духовного собора 1591 года вдруг появляется грамота, помеченная 24 июня и составленная от имени четырех православных епископов: трое из них, Гедеон Львовский, Леонтий Пинский и Дионисий Холмский, уполномочивают четвертого, епископа луцкого и экзарха Кирилла, заявить королю о своем желании поддаться под власть святейшего Папы Римского, признать его истинным наместником св. Петра и единым верховным пастырем. Но грамота эта не тотчас сделалась известной. Очевидно, происходили какие-то таинственные переговоры, и только в мае следующего 1592 года появился ответ короля на означенную грамоту. Король выражал свою радость по поводу желания епископов, обещал им свое покровительство и всякие льготы. Любопытно, что около этого времени не только прекратились враждебные действия старосты Семашки против Кирилла Терлецкого, но они однажды вместе прибыли в городской Владимирский суд, где заявили о своем примирении и уничтожили все происходившие между ними тяжбы. Со своей стороны, король, руководимый иезуитами, ловко поддерживал взаимные распри православных. Так, обещая Гедеону Балабану, как одному из сторонников унии, всякие льготы и милости, он в то же время в споре епископа с Львовским братством об Онуфриевском монастыре принял сторону братства, чем еще более вооружил их друг на друга.

В 1593 году сторонники унии получили важное подкрепление в лице епископа Потея. Потей происходил от благородных и православных родителей, в молодости служил некоторое время у главы литовского протестантства князя Николая Черного Радивила и принял протестантизм. От Радивила Адам Потей перешел на королевскую службу и впоследствии получил звание брестского судьи, а потом кастеляна и сенатора. Хотя он и воротился в православие, но обнаруживал большую наклонность к унии. Поэтому, когда умер Мелетий Хребтович, епископ Владимирский и Брестский и вместе архимандрит Киево-Печерской лавры, кафедру его предложили Брестскому кастеляну. Переход из светского звания прямо на епископство, как мы видели, в те времена не был редкостью в Западной Руси, соединенной с Польшей. Кирилл Терлецкий постриг Потея в монашество и нарек его Ипатием; а затем он возведен был в сан Владимирского епископа, на что король охотно дал свое согласие. В это время и князь Константин Острожский дружил с Потеем. Князь не только знал его мысли об унии, но и сам поддерживал эти мысли. Он даже побуждал нового епископа выступить в следующем брестском соборе с проектом единения церквей. Только князь Острожский понимал это единение по-своему; он не только требовал сохранения за Восточной церковью всех ее обрядов и имуществ, а также уравнения православных епископов с латинскими в правах политических (участия их в сенате и на сеймах), но считал непременным условием унии, чтобы она состоялась с согласия иерархов греческих, московских, волошских и вообще всех православных. Он мечтал о действительном единении церквей, Восточной и Западной, а не о подчинении только Западнорусской церкви папскому престолу. Он даже предлагал Потею отправиться в Москву для переговоров об этом великом деле. Потей отвечал ему уклончиво; ибо нисколько не разделял подобных утопий, но пока скрывал от него свои настоящие мысли и намерения.

Любопытны происходившие в то время сильные распри Гедеона Балабана с львовским Успенским братством из-за владения некоторыми церквами и имуществами. Духовные соборы, собиравшиеся в Бресте, неоднократно занимались решением сих распрей, но без успеха. Михаил Рагоза, возмущенный тем, что епископ львовский, Гедеон, будучи собственно его викарием, не хотел подчиниться в этих спорах ни его авторитету, ни самому патриарху, призывал Гедеона на суд перед собором 1593 года, но Гедеон не явился. Тогда собор произнес отлучение Гедеона с запрещением архиерействовать. Тот не подчинился соборному определению. На следующем соборе 1594 года митрополит торжественно в храме повторил отлучение Гедеона. Но последний не обращал никакого внимания на эти отлучения, ибо они не были поддержаны какой-либо исполнительной властью: Гедеон, как один их четырех епископов, подписавших свое согласие на унию, находился тогда под покровительством короля.

Со времени сей подписи прошло уже три года, а дело об унии как будто заглохло; на соборах в течение этого времени о ней не было и речи. Но, по всем признакам, втайне происходили деятельные переговоры и совершались приготовления. Эти тайные переговоры велись, конечно, с главными деятелями подготовлявшейся унии, Кириллом Терлецким, Ипатием Потеем и Михаилом Рагозою. Но митрополит, по своему робкому уклончивому характеру, долго не решался выступить открыто под знаменем унии и пока тщательно скрывал от русских вельмож и от народа замышляемое отступничество. Открытый почин в этом деле взяли на себя Терлецкий и Потей. Сначала епископ Луцкий в мае 1594 года, вместе со своими клирошанами (или капитулою), явясь во владимирский городской уряд для залога одного имения своей кафедры, письменно заявил, что этот залог он делает с разрешения короля на путевые издержки, ибо король посылает его, Терлецкого, в Рим вместе с епископом владимирским Ипатием Потеем, дабы они засвидетельствовали святейшему папе свою покорность по поводу совершившегося давно желанного соединения церквей, Восточной и Западной. Этот первый шаг, по-видимому, не вызвал особого противодействия со стороны духовенства и мирян и как будто не был ими замечен. Тогда последовал второй шаг. В декабре того же 1594 года Терлецкий и Потей от имени всех русских епископов написали грамоту, или постановление, о своем соединении с Римской церковью под одним верховным архипастырем, т. е. святейшим папою. Но обоим составителям грамоты потом стоило многих хлопот и усилий, чтобы убедить других епископов подписаться под ней. Позднее всех дал свое формальное согласие на унию митрополит Рагоза, но просил Терлецкого об этом согласии пока хранить молчание. Терлецкий и Потей после того ездили в Краков к королю с условиями и артикулами, на которых епископы принимали унию. Гедеон Балабан также приступил к сему акту. Мало того, в январе следующего 1595 года он собрал у себя во Львове епархиальное духовенство, которое склонил также подписаться на унию. Около того времени он примирился с митрополитом Рагозою, который снял с него запрещение святительствовать и дал ему свою благословенную грамоту.

Как ни старался митрополит Рагоза скрывать свое участие в деле унии, но наконец это участие должно было обнаружиться. В июне 1595 года подписаны