Широкий Дол - Филиппа Грегори

Селия вдруг резко отвернулась, встала и отошла к камину. Видимо, изображенная мною картина того, как Гарри вдали от дома предается всяким развлечениям и удовольствиям, оказалась выше ее сил. Я сидела спокойно, не говоря ни слова и давая возможность хорошенько поразмыслить, пока она стоит, прислонившись лбом к высокой каминной полке, и смотрит на горящие поленья.

– А как, по-твоему, нам следует поступить, Беатрис? – спросила она. Я лишь вздохнула. Бразды правления снова были в моих руках.

– По-моему, нам следует найти хорошего врача, который поместит Джона в свою лечебницу и постарается его вылечить, – сказала я. – Затяжное пьянство – это вовсе не слабость, Селия. Это куда больше похоже на болезнь, с которой Джону самому не справиться. Я бы хотела, чтобы Джон обратился к первоклассному специалисту и согласился на лечение, а мы тем временем сохранили бы в его доме счастье и покой, чтобы, когда он вернется, все мы снова жили так же счастливо, как прежде.

– И ты сможешь снова полюбить его, Беатрис? – В глазах Селии, устремленных на меня, горел вызов. – Я ведь знаю, что ваши нынешние отношения заставляют его невероятно страдать. Именно это для него хуже всего на свете.

Я улыбнулась, подумав о том, какой ежедневной пыткой является для Джона мое постоянное присутствие в его жизни, и сказала, постаравшись придать голосу как можно больше нежности:

– Да, смогу. И отныне постараюсь никогда больше не избегать его.

Селия вновь подошла ко мне и опустилась возле меня на колени, заглядывая мне в лицо своими честными глазами.

– Ты твердо обещаешь это, Беатрис?

Я спокойно выдержала ее взгляд; и лицо мое казалось столь же безмятежным, как и моя совесть.

– Клянусь честью, – торжественно пообещала я.

Селия, совершенно истерзанная тревогой и явно перевозбужденная, не сдержав рыданий, зарылась лицом в шелк моей юбки. Я с нежностью погладила ее по голове. Бедная Селия! Как же мало она понимает в жизни и как много пытается сделать!

Я снова погладила ее, волосы у нее были теплые, мягкие и гладкие, как шелк.

– Глупышка ты, Селия, – любовно упрекнула я. – Зачем ты вчера закатила мне настоящую сцену?

Она чуть приподняла голову и, улыбаясь, посмотрела на меня снизу вверх.

– Я просто не знаю, что на меня такое нашло, – призналась она. – Словно что-то сломалось у меня в голове – так я была сердита. Я просто себя не помнила. Но я действительно очень беспокоилась из-за того, что происходит с Джоном. У меня было такое ощущение, словно все вдруг перестали быть самими собой – и ты, и Гарри, и Джон. И всё вокруг стало чужим, не таким, как прежде, когда мы были так счастливы. Казалось, в нашем доме завелось нечто ужасное, постепенно отравляющее все и вся.

Я ободряюще улыбнулась ей, скрывая вызванное ее словами внезапное потрясение. Я уже слышала раньше нечто подобное. Собственно, Селия сейчас сказала почти то же самое, что когда-то говорила мне мама. Видимо, обе они чуяли существование неких извращенных отношений между мной и Гарри. Видимо, этот страшный грех все же испускал некое зловоние, которое кое-кто из близких мог уловить, не понимая, откуда исходит этот жуткий запах. Чувствуя, что меня охватывает легкий озноб, я наклонилась и зарылась лицом в душистые волосы Селии.

– Может быть, на сегодня хватит подобных разговоров? – устало вздохнула я. – Утром я покажу тебе одно письмо. Я получила от доктора Роуза из Бристоля. По-моему, это как раз тот самый врач, который нам нужен, чтобы вылечить Джона. Если ты согласишься, то за ним можно будет послать, он приедет и прямо здесь его осмотрит.

Селия покорно встала, собираясь идти к себе. Судя по ее виду, она испытывала огромное облегчение. Я сняла с нее бремя власти, всего лишь воспользовавшись собственным умом и смекалкой, а также – ее доверчивостью. И она снова чувствовала себя свободной, готовой быть любящей женой и любимицей всего дома. Она легким шагом направилась к двери, шепнув мне на прощанье: «Спокойной ночи, да благословит тебя Господь!», и ушла. Я улыбнулась, села у огня и поставила ноги на каминную решетку. Селия, правда, несколько встревожила меня своими речами, но теперь она снова была у меня в руках. Я позвонила своей горничной Люси и попросила:

– Принесите мне, пожалуйста, бокал порто – из той корзины, которую сегодня доставили из Чичестера. И отнесите бутылку в спальню мистера МакЭндрю.

Я грела ноги у камина, маленькими глотками прихлебывая порто, пока меня не позвали ужинать. А потом до полуночи читала в гостиной и лишь после боя часов, в самый ведьмин час, пошла к себе, легла в постель и мгновенно уснула.

Всю неделю я была очень занята. Я написала доктору Роузу и попросила его приехать вместе с помощником и осмотреть Джона. Если они сочтут, что лечение пойдет ему на пользу, писала я, то он сможет сразу же и отправиться в лечебницу вместе с ними. Собственно, если бы все зависело только от меня, Джон вполне мог бы оказаться в публичной психбольнице, где такие, как он, плавают в собственных экскрементах, а потом, забравшись в угол, как обезьяны, лопочут что-то непонятное. Но лечебница доктора Роуза была совсем иной. Он устроил ее в собственном особняке в пригороде Бристоля и одновременно принимал всего полдюжины пациентов. Его способ заключался в том, чтобы медленно снижать дозу алкоголя или наркотиков, и в итоге больные были способны встретить очередной день лишь с самой маленькой дозой, а в некоторых случаях научались обходиться и вовсе без нее и обретали возможность вернуться к семье и друзьям совершенно исцелившимися.

Едва успев отправить это письмо, я получила письмо от наших лондонских юристов, которые сообщали, что готовы предпринять определенные шаги по изменению права наследования, если я полагаю, что мне уже в ближайшее время удастся собрать сумму, необходимую для выплаты компенсации Чарлзу Лейси. Моя фамилия по мужу – МакЭндрю – явно вызывала в Сити должное уважение, и письмо юристов носило не просто положительный, а скорее подобострастный характер. Однако они писали, что не начнут действовать, не получив от меня соответствующих указаний, и предупреждали, что выкуп прав на наследство обойдется примерно в 200 000 фунтов. Я покусала кончик пера и улыбнулась, хотя неделю назад я, пожалуй, пришла бы в отчаяние, увидев такую цифру. Но теперь с помощью милой Селии я надеялась, что, возможно, сумею найти такую сумму уже в течение месяца. Так что я написала юристам осторожный ответ и сказала, что они могут начинать переговоры с Чарлзом, стараясь, разумеется, сделать стоимость выкупа как можно ниже.

Затем я получила письмо от одного лондонского купца, к которому наши солиситоры обратились с вопросом о получении закладной – эта сумма была нужна нам для оплаты текущих юридических услуг. Состояние Джона не могло покрыть все издержки, и нам в любом случае необходимо было заложить часть наших земель, чтобы впоследствии мой сын владел всем поместьем. Если мои расчеты были правильны, я надеялась выплатить полученную под залог сумму еще до совершеннолетия Ричарда. А при условии дополнительной прибыли за счет той пшеницы, которую удастся вырастить на бывших общинных землях, и при увеличении арендной платы, да еще если удастся собрать все несобранные долги, Широкий Дол сможет раза в два увеличить свой доход. Но если мы действительно прибегнем к подобным мерам, то зиму простым людям будет пережить очень трудно. В своем письме тот лондонский купец, мистер Льюэлин, выражал готовность приехать в Широкий Дол и собственными глазами осмотреть предлагаемый ему участок земли, так что я отправила ему вполне любезное приглашение посетить нас в течение ближайшей недели.