Утраченные звезды - Степан Янченко

— Что же получилось на практике в результате реформ? — ставил вопрос Семен Семенович и отвечал: — А получилось то, что, вероятно, заблаговременно просчитывалось реформаторами, — производство сократилось более чем вдвое. Вспомните, как оголтело демократы скулили и трубили о нерентабельных предприятиях, особенно перерабатывающих отечественное сырье. А рабочие на приватизированных предприятиях тотчас же лишились всяких прав на управление производством и на доходы от него. Доходы от частного производства оказались в руках владельцев заводов, газет, пароходов, а равноправное в советское время население враз вопиюще социально расслоилось на имущих и неимущих, на богатых и бедных, плюс сразу появились безработные — нищие и бесправные, беззащитные даже в суде. Не будем говорить о рабочих нефтяной и газовой отраслей — их олигархи, естественно, должны были прикормить, было за счет чего, с одной стороны, — и тем самым оторвать их от общей массы рабочего класса, с другой стороны, расколоть классовое единство рабочих. Олигархи весьма хитро скрывают, сколько они изымают добавочной прибыли от добавочного труда рабочих нефтегазовых промыслов и еще плюсуют к своим доходам, полученным от труда рабочих, дармовой доход от колониальной и производственной ренты. Вот откуда у них скоропалительно вырос огромный олигархический капитал. Кроме того, капиталисты умудрились через коррумпированных правительственных чиновников и депутатов Госдумы оставить за собой значительную часть доходов за счет того, что сумели добиться уравнения процентной ставки подоходного налога из личных доходов и снижения ставки налога с прибыли предприятий. Далее они не гнушались извлечь выгоду за счет введения платного обучения и здравоохранения, повышения для граждан тарифов на электроэнергию, газ, на коммунальные услуги, на проезд в общественном транспорте, за пользование телефоном, наконец, за счет бесконечного повышения цен на товары. Так грабительски для людей труда обернулось рыночное реформирование экономики. Так выглядит пресловутая мотивация труда по-горбачевски. Хватит, дескать, поживаться из государственных социальных фондов и отчислений из бюджета, берите, уважаемые граждане буржуазной России, на свой карман все обслуживание в порядке саможизнеобеспечения. Таким образом, усиливается наша эксплуатация, усугубляется и без того низкое материальное положение людей труда. А производство материальных и культурно-духовных ценностей предназначается не для удовлетворения человеческих потребностей трудовых людей, а служит источником повышения прибыли частным владельцам капитала. Это еще раз показывает, что рынок превращает человеческий труд, равно как и самого человека труда, — в товар, значит у него и положение — товарное, и ценность его человеческая — товарно-рыночная, то есть конъюнктурная. Вот мы, крестьяне, и спрашиваем, почему рабочие добровольно сдали свои человеческие права, обеспеченные общественной, государственной собственностью, в жадные, ненасытные частные руки? Почему они решили, что замена государства народного на частных хозяев, существующих на прибыли от эксплуатации рабочих, обернется для них более обеспеченной и свободной жизнью? Это решение рабочих для нас, крестьян, — неразрешимая загадка под занавесь двадцатого века.

— Семен Семенович! — раздался из зала громкий голос. Петр Агеевич повернулся на знакомый ему голос. Это проговорил Полейкин Кирилл, член партбюро организации Станкомашстроя. — Что вы все перекладываете на рабочих, а ваше крестьянство-мирянство — что же?

Вопрос Полейкина не понравился Петру Агеевичу своей скрытой дерзостью в защиту рабочих, действительно заслуживающих упрека от крестьян, и как бы перекладывающих ошибку рабочих с больной головы на здоровую. Петр Агеевич вгляделся в Семена Семеновича, опасаясь, что может вспыхнуть некрасивая перебранка, тем более что в зале поднялся сдержанный гул голосов. В президиуме проявилось движение, явно не одобряющее Полейкина.

— Ваше замечание по моему выступлению, дорогой товарищ, — тотчас отвечал Семен Семенович, а Полейкин подсказал: Полейкин, и Семен Семенович повторил: — Дорогой товарищ Полейкин, меня не смутило, так как оно естественно в этом зале, и я его ожидал. Я скажу и о крестьянах. Впрочем, о крестьянах я уже частично сказал. То, что в селе задаются вопросом, почему город доброжелательно, или, по крайней мере, пассивно воспринял приватизацию, как самый гвоздь рыночной реформы, и сам оказался на самом острие реформы, на горбачевской игле мотивации труда, — это как раз сообщение о настроении крестьянства. То, что крестьяне недоумевают по поводу того, что рабочие равнодушно и по существу сторонне отнеслись к свержению советского строя и замене его на капиталистический, — разве это не о крестьянстве разговор? Сообщил я вам об этом не для того, чтобы кого-то из здесь сидящих упрекнуть. Я знаю, что вы лично, товарищи, в негативном, неклассовом поведении рабочих, при оценке реформ неповинны и не в ваших силах было повернуть поведение рабочих. Но теперь наша задача — разъяснить очевидную ошибку рабочих, рассказать доходчиво, что они обманулись в своих расчетах на то, что буржуазные реформы по замене советского строя улучшат благосостояние простых тружеников. Сумеем мы это довести до сознания рабочих — произойдет поворот их мышления в нашу сторону, вернутся рабочие в лоно пролетарской идеологии. А крестьяне всегда будут союзниками в борьбе за восстановление социалистического строя, за возвращение в Россию Советов, как органов народной власти. Не в обиду будет сказано, именно рабочие слишком легко сдали буржуазии свою рабочую, народную власть. Как не покажется странным, но именно крестьяне недоверчиво, скорее, враждебно восприняли сначала пресловутую перестройку, а потом и рыночное реформирование экономики, а значит, и либерально-буржуазную политику. Они сразу поняли, как только разогнали Советы и запретили Компартию, что реформы направлены против общественной собственности, а значит, против крестьянского общинного пользования землей. За этим стоит насильственное изменение родового общинного, артельного образа жизни селянина, принудительное насаждение помещичьих владений и батрацкой эксплуатации безземельных мужиков. И крестьяне сплотились в молчаливом сопротивлении реформам. Они не устраивают традиционных крестьянских бунтов, но упорно игнорируют ельцинскую политику фермизации, направленную против колхозов. Самыми изощренными методами колхозы, как социалистическое ядро в деревне, удушаются вот уже 15 лет, а они все живут, чахлые, правда, но живут, и с ними все еще дышат российское сельское хозяйство и русский мужик. И этот героический подвиг русского мужика, бессомненно, будет оценен в истории нашего народа. России без своего сельского хозяйства не прожить, да и деревня еще держится, ее никуда не денешь, и в социальном отношении она живет благодаря колхозам, удерживающим традиционный, родовой общинный образ жизнеустройства. Колхозы обеспечивают крестьян всем необходимым — от трудоустройства до воды и света. А государство оставило колхозы насовсем, более того, угнетает непомерными ценами на сельхозмашины и другую технику, на удобрения и химикаты, на горючесмазочные, строительные материалы и запасные части. А с другой стороны, вопреки рыночным правилам, устанавливаются низкие закупочные цены на сельхозпродукцию. Комбайн зерноуборочный стоит миллион с лишним рублей, а тонна ржи или пшеницы — в пределах 600–800 рублей. Чтобы купить комбайн колхозу надо сбыть почти весь сбор зерна и продать все поголовье скота, что уже и сделано в большинстве колхозов. Одновременно с этим крестьянину по существу недоступен со своей продукцией городской рынок. Здесь у него на пути стоит дороговизна транспорта, на воротах рынка — монополист с импортным товаром, а по всей дороге к рынку сторожит перекупщик. Преодоление этих рогаток стоит не мало. Все это в итоге привело к тому, что четвертая-третья часть пашни заросла сорными травами, осиновым и березовым хмызником. Животноводческие дворы опустели и наполовину разрушены, погребен живой источник денежных поступлений. А над крышами деревни, доведенной до нищеты и неспособности удерживать землю, нависла столыпинская растащиловка лучших земель будущими помещиками, грозящая обезземелить крестьян и превратить их в помещичьих батраков. Можно с уверенностью сказать, что в деревне все больше крепчает ожидание появления Пугачева или Разина. Но ей нужна поддержка города, рабочего класса, такая как в свое время была оказана городу со стороны крестьянства, в годы революции и Гражданской войны, индустриализации страны и Отечественной войны, в которых крестьянство проявило себя в роли ломовой лошади в тройке.

Вообще-то, всегда, говоря о крестьянстве, Семен Семенович не мог оставаться спокойным, воодушевлялся, загорался бойцовским азартом защитника больших, беззаветных тружеников. Отчасти это происходило оттого, что он на всех крестьян смотрел через образ своих земляков-односельчан, высокоярских земледельцев.