Стихотворения - Всеволод Рождественский

44. «Друг, сегодня ветер в море…»

Друг, сегодня ветер в море,Тополя идут на месте,И скупые капли ногтемЧуть царапают стекло.Друг, сегодня в каждом домеМедлит стрелка часовая,Жены ставят на окошкоОбгоревшую свечу.

И, закрыв глаза, на вахтеЛюди думают о доме,О зеленом абажуре,Чашке чая и жене.Но распаханное мореЗарывает пароходы,А деревья и поэтыДышат ритмом мировым.

У меня в такие ночиСердце — тяжкий мокрый тополь.Я качаю в шумной кронеНерожденные стихи.Я хочу, чтоб там, далёко,В лунном доме под каштаномТы вздохнула и проснулась,Неизвестно отчего.

1923 Балтика

45. МАЙ

Ты не любишь. Ты не веришь тайне.Говоришь, что все сонеты — бред.А меж тем во Франкфурте-на-МайнеЯ уже прославленный поэт.

Ах, окно твое закрыто шторой,Но мечте моей не прекословь.Я пишу трагедию, в которойВ пятом акте торжествует кровь.

И тогда… но мне мешает что-то,Плачу я и не могу молчать.Нет, ты вскрикнешь, нежная Шарлотта,Разломив сургучную печать.

Будешь биться и рыдать, но поздно.Крепко сжат остывший пистолет.— Что за вздор! Да Вы в меня серьезноВлюблены, мой дорогой поэт?

1923

46. НАВЗИКАЯ

Юную стройновысокую пальмуя видел однажды…

Одиссея, песнь VI

«Далеко разрушенная Троя,Сорван парус, сломана ладья.Из когда-то славного герояСтал скитальцем бесприютным я.

Ни звезды, ни путеводных знаков…Нереида, дай мне счастье сна», —И на отмель острова феаковОдиссея вынесла волна.

Он очнулся. День идет к закату,Город скрыт за рощею олив.Бедный парус натянул заплату,Розовый морщинится залив.

Тополя бормочут, засыпая,И сидит на стынущем пескеТонкая царевна НавзикаяС позабытой ракушкой в руке.

«О, царевна! Узких щек багрянец —Как шиповник родины моей,Сядь ко мне. Я только чужестранец,Потерявший дом свой, Одиссей.

Грудь и плечи, тонкие такие,Та же страстная судьба моя,Погляди же, девушка, впервыеВ ту страну, откуда родом я.

Там на виноградники ИтакиСмотрит беспокойная луна.Белый дом мой обступили маки,На пороге ждет меня жена.

Но, как встарь, неумолимы боги,Долго мне скитаться суждено.Отчего ж сейчас — на полдороге —Сердцу стало дивно и темно?

Я хотел бы в маленькие рукиПоложить его — и не могу.Ты, как пальма, снилась мне в разлуке,Пальма на высоком берегу.

Не смотри мучительно и гневно,Этот миг я выпил до конца.Я смолкаю. Проводи, царевна,Чужестранца в мирный дом отца».

1924

47. «Много ль сердцу надо?..»

Много ль сердцу надо?Горы и кусты,Да тропинка к морю,Где стояла ты!

Та тропа была мнеВсех других милей.Осыпались камниПод ногой твоей.

Пробегали тени,Плыли облака,Шла волна — вся в пене —К нам издалека.

И казалось мореЧерным псом у ног,Что ложится мордойНа ночной песок…

1924

48. «Жизнь моя — мучительное право…»

Жизнь моя — мучительное правоВ каждом слове закалять металл.Слава? Да, но что такое слава?Никогда я славы не искал.

Верный сын тревоги и удачи,Непутевый пасынок земли,Словно солнце, тратил я без сдачиСамые веселые рубли.

Ты скупа. Люблю тебя такую.Видишь, в вечереющем садуЖизнь свою, как девушку слепую,По камням я за руку веду.

Тем, кто верит в счастье и приметы,Оставляю лиру в горький час,Чтобы снова на земле поэтыЛучше всех обманывали нас.

1924

49. «Придет мой час — молчать землею…»

Придет мой час — молчать землею,Цвести, как яблоня цветет,И наливать янтарный плод…Я лучшей участи не стою.

Я был прохожим, был костром,Нет, не костром — лишь тенью дыма,И жизнь моя неповторима,И весь я в голосе моем.

1924

50. «Проходят и волны, и миги…»

Проходят и волны, и мигиЗемного закатного дня…Как грустно мне думать, что книгиОстанутся после меня!

По строчкам скользя равнодушно,Когда бы понять вы могли,Что было мне горько, и душно,И радостно в рощах земли.

Но женщина, с легкой улыбкойНа выцветший глядя портрет,Простой назовет меня скрипкойВ симфонии праздничных лет

И скажет: «Босою девчонкой,За синим скользя мотыльком,Я песней вбежала бы звонкойВ его вечереющий дом!»

На миг задержались ресницы,По тающим буквам скользя.Живым я гляжу со страницы —Вот только ответить нельзя.

Что слава! О глупые дети,Как клен осыпается стих.Всего мне дороже на светеШуршание листьев моих…

1924

51. «Рука с рукой по тонкому лучу…»

О, если правда, что в ночи…

А. П.

Рука с рукой по тонкому лучуК надзвездным рощам, сердцем снова дети,Пойдем и мы… Ты видишь, я хочуВсё взять с собой, чем так пылал на свете.

Другой любви приснятся наши сны,Но ей иной захочется печали,А мы с тобой на мутный снег весны,На память тела всё бы променяли…

Пусть нет ни молодости наяву,Ни листьев, осыпающих ступени, —Сюда, сюда, на дикую Неву,Свободные и горестные тени!

1924

52. «За дороги твои, за березы…»

За дороги твои, за березы,За ворон и косые дожди,За нежданные сердцу морозыИ за розовый день впереди,За безжалостность солнца земного,За бессонную ночь у огня,—На, возьми мое сердце и слово —Всё, что лучшего есть у меня!

1924

53. СЕВАСТОПОЛЬ МОЕЙ ЮНОСТИ

Белый камень. Голубое море,Всюду море, где ты ни пойдешь.На стеклянной двери, на заборе,На листве — слепительная дрожь.

Здесь знавал я каждый пыльный тополь,Переулок, спуск или овраг, —Давний брат мой, гулкий Севастополь,Синий с белым, как старинный флаг.

Вход на рейд. Буек в волнах и вышка.Вот уж близко. Пена за кормой.Посмотри — ныряющий мальчишкаРасплылся медузой под водой.

Отставной матрос зовет, смеется,Вертит желтой дыней: «Заходи!»Запевают песню краснофлотцыС бронзовым загаром на груди.

Там, где руки дерево простерло,Где за стойкой синие глаза,Вместе с сердцем обжигает горлоЛедяная мутная «буза».

А когда идешь приморским садом,Кажется, что в воздухе сухомВесь мой город пахнет виноградомИ одесским крепким табаком.

Если дождик барабанит в крышуВ беспокойной северной тоске,Книгу выпустив из рук, я слышу,Слышу эту соль на языке.

И тогда мне хочется уступкиСамым дерзким замыслам своим.Что найду я лучше белой шлюпкиС мачтою и кливером тугим?

Здесь на стеклах в дождевом узореЯ морскую карту узнаю.Стоит мне закрыть глаза — и мореСразу входит в комнату мою.

Хорошо, что в море нет покоя,Хорошо, что в самый трудный год,Где б я ни был, синее, живое,Старый друг — оно за мной придет!

<1925>

54. К ЛИРЕ