Стихотворения - Всеволод Рождественский

3. «Если колкой вьюгой, ветром встречным…»

Если колкой вьюгой, ветром встречнымДрогнувшую память обожгло,Хоть во сне, хоть мальчиком беспечнымВозврати мне Царское Село!

Бронзовый мечтатель за ЛицеемПосмотрел сквозь падающий снег,Ветер заклубился по аллеям,Звонких лыж опередив разбег.

И бегу я в лунный дым по следуПод горбатым мостиком, туда,Где над черным лебедем и ЛедойДрогнула зеленая звезда.

Не вздохнуть косматым, мутным светом, —Это звезды по снегу текут,Это за турецким минаретомВ снежной шубе разметался пруд.

Вот твой теплый, твой пушистый голосИздали зовет — вперегонки!Вот и варежка у лыжных полосБережет всю теплоту руки.

Дальше, дальше!.. Только б не проснуться,Только бы успеть — скорей! скорей! —Губ ее снежинками коснуться,Песнею растаять вместе с ней!

Разве ты не можешь, Вдохновенье,Легкокрылой бабочки крыло,Хоть во сне, хоть на одно мгновеньеВозвратить мне Царское Село!

1922

4. «Сквозь падающий снег над будкой с инвалидом…»

Сквозь падающий снег над будкой с инвалидомСогнул бессмертный лук чугунный Кифаред.О, Царское Село, великолепный бред,Который некогда был ведом аонидам!

Рожденный в сих садах, я древних тайн не выдам.(Умолкнул голос муз, и Анненского нет…)Я только и могу, как строгий тот поэт,На звезды посмотреть и «всё простить обидам».

Воспоминаньями и рифмами томим,Над круглым озером метется лунный дым,В лиловых сумерках уже сквозит аллея,

И вьюга шепчет мне сквозь легкий лыжный свист,О чем задумался, отбросив Апулея,На бронзовой скамье кудрявый лицеист.

Декабрь 1921

28. «Она ни петь, ни плакать не умела…»

Она ни петь, ни плакать не умела,Она как птица легкая жила,И, словно птица, маленькое тело,Вздохнув, моим объятьям отдала.

Но в горький час блаженного бессилья,Когда тела и души сплетены,Я чувствовал, как прорастают крыльяИ звездный холод льется вдоль спины.

Уже дыша предчувствием разлуки,В певучем, колыхнувшемся саду,Я в милые беспомощные рукиВсю жизнь мою, как яблоко, кладу.

1922

29. «Такая мне нравится тишина…»

Такая мне нравится тишина:Становится комната слышна,Часы под подушкой как сверчок,Рассвет ложится на потолок,Сон отступает, не спеша,И возвратилась ко мне душа.

«Где ты блуждала? Скоро день.Прежнее платье свое надень,Взором своим меня коснись,Где отразились лазурь и высь,И, начиная наш общий путь,Сердце опять вложи мне в грудь!

Всё, что ты видела, где была,Ты мне расскажешь, как луч светла.Что я запомню, а что и нет,—Но пусть останется легкий следПрикосновения губ твоихТам, где услышал тебя мой стих».

1922

30. «Прости меня и улыбнись, прощая…»

Прости меня и улыбнись, прощая.Ты понимаешь, больше мне не петь!Ты понимаешь, мудрая, простая,Она уже успела улететь.

Вдогонку ей я посылаю стрелы,И вместе с сердцем рвется тетива.О, посмотри! — ты этого хотела —Так умирают звезды и слова.

Когда-нибудь под незакатным небом,В уже простой, как детский сон, странеЯ назову своей водой и хлебомТвой горький рот, который снится мне.

1922

31. «Луна или волчица…»

Луна или волчицаВыходит за гумно?

Что вспомнилось, что снится —Не всё ли ей равно?

Зачем она глядитсяВ замерзшее окно?

Какой сегодня ветерНа пепелище дня!

Живешь ли ты на светеИ помнишь ли меня?

Я знаю — искры этиОт твоего огня!

1922

32. БАЛЛАДА ПАМЯТИ

Кто ты? Мохнатое имя.Кто ты? Шиповник, пчела?Стой над губами моими,—Я умираю от жажды.Дважды рожденная, дваждыТы меня братом звала.

Помнишь, священного дубаШирокошумный навес,Дом наш, сколоченный грубо,Жертвенник, желтые волны,Трубное ржанье и полныйЛегионерами лес?

Желтые готские косыМногих сводили с ума.Стрелы, визгливые осы,Рвали клубящийся воздух…Как мы бежали! А звездыСыпала с неба зима.

Как тебя звали — не помню.Я тебя на́звал женой.Спустимся в каменоломню,Там перевяжешь мне рану,Там я стонать перестану,Там ты заснешь надо мной.

Да, ты была мне подругой,—Ночи сгорали дотла,—Лирой и веткой упругой,Легкой подругой была.Если же я умираю,Злой лихорадкой томим,Песню тебе завещаю,Ненависть, стрелы и Рим.

В городе северной ночи —Сколько столетий прошло? —Вьюге ты смотришься в очи.Как же сквозь сумрак белесыйЭти мохнатые косыРимское солнце нашло?

Да, мы не стали другими.Нам не дано забывать.Нехристианское имяРтом, пересохшим от жажды,Дважды рожденное, дваждыМне суждено повторять!

<1923>

33. «Мы с тобой когда-нибудь поедем…»

Мы с тобой когда-нибудь поедемВ самый синий, самый звездный край,О котором видим сны и бредимИли вспоминаем невзначай.

В легкую, прозрачную погоду,После прошумевшего дождяБелому, большому пароходуСладко будет вздрогнуть, отходя.

На руках я снес тебя в каюту,Поцелуй мне волосы обжег.Море спит, но каждую минутуПалуба уходит из-под ног.

Милая, сухую корку хлебаДелим мы с тобою пополам,Но какое золотое небоБудет сниться этой ночью нам!

<1923>

34. «Видишь звездную карту вот здесь у меня на ладони?..»

Видишь звездную карту вот здесь у меня на ладони?Этот розовый узел веселой удачей завязан,Оттого-то мне снится резная решетка, и кони,И серебряный трепет в кудрях монастырского вяза.

Словно воск, что наколот на кончик масонской иголки,Тает вся моя жизнь, и за облаком душной разлуки,О, как пойманный ветер клубится в разорванном шелке,Как легко твое тело, как злы окрыленные руки!

<1923>

35. «Обрывай ромашку. Всё на свете просто…»

…когда весенний первый гром.

Обрывай ромашку. Всё на свете просто.Стол, накрытый к чаю. Кресло и окно.Чокнемся за радость! Я иного тостаНе могу придумать. Выпьем за вино!

Сколько душной ночи в шелестящем шелке!Солнцу из-за тучи улыбнуться лень.И летят косые звонкие иголки,Осыпает счастье белая сирень.

За бегущим садом вдруг прогрохотало.Хлопнуло окошко, погасив свечу.Соскользнуло платье. Как ты вся устала,Как ты вся пылаешь! Я тебя хочу.

Горячи сквозь платье тонкие колени,Ты течешь по жилам, золотой мускат!Пей меня, как солнце пьет поток весенний,Пей, не отрываясь, прошумевший сад.

Что нам пляс жемчужин по балконной крыше!Грудь твоя жасмином пахнет под дождем.А гроза проходит. Капли реже, тише…Радуга упала за кирпичный дом.

Чуть трепещут плечи. Настежь двери, окна.Захлебнулся маем сад вечеровой.И проносит ветер сизые волокна,И в пруду янтарном мы дрожим с тобой.

<1923>

36. «Ты лети, рябина, на гранитный цоколь…»