Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961 - Борис Слуцкий

ЗООПАРК НОЧЬЮ

Зоопарк, зверосад, а по правде —                                             так зверотюрьма, —В полумраке луны показал мне свои терема.Остров львиного рыкаВ океане трамвайного реваТрепыхался, как рыбкаНа песке у сапог рыболова.И глухое сочувствие тихо во мне подымалось:Величавость слонов, и печальная птичая малость,И олень, и тюлень, и любое другое зверьеЗадевали и трогалиСердце мое.В каждой клетке — глаза —Словно с углями ящик…Но проходят часы,И все меньше горящих,Потухает и гаснет в звериных глазах,И несчастьеСпускается на тормозах…Вот крылами накрыла орленка орлица,Просто крыльями,Просто птенца,Просто птица.Львица видит пустыню в печальном и                                                           спутанном сне.Белке снится, что стынетОна на таежной сосне.И старинное слово: «Свобода!»И древнее: «Воля!»Мне запомнились сноваИ снова задели до боли.

ГУДКИ

Я рос в тени заводаИ по гудку, как весь район, вставал —Не на работу:                       я был слишком мал —В те годы было мне четыре года.Но справа, слева, спереди — кругомХодил гудок. Он прорывался в дом,Отца будя и маму поднимая.А я вставалИ шел искать гудок, но за домамиНе находил:Ведь я был слишком мал.

С тех пор, и до сих пор, и навсегдаВошло в меня: к подъему ли, к обедуГудят гудки — порядок, не беда,Гудок не вовремя — приносит беды.

Не вовремя в тот день гудел гудок,Пронзительней обычного и резче,И в первый раз какой-то странный, вещийМне на сердце повеял холодок.

В дверь постучали, и сосед вошел,И так сказал — я помню все до слова:— Ведь Ленин помер. —                               И присел за стол.И не прибавил ничего другого.

Отец вставал,                  садился,                              вновь вставал.Мать плакала,                      склонясь над малышами.А я был мал                      и что случилось с нами —Не понимал.

МЕДНЫЕ ДЕНЬГИ

Я на медные деньги учился стихам,На тяжелую, гулкую медь,И набат этой меди с тех пор не стихал,До сих пор продолжает греметь.Мать, бывало, на булку дает мне пятак,А позднее — и два пятака.Я терпел до обеда и завтракал так,Покупая книжонки с лотка.Сахар вырос в цене или хлеб дорожал —Дешевизною Пушкин зато поражал.Полки в булочных часто бывали пусты,А в читальнях ломились ониОт стиха,             от безмерной его красоты.Я в читальнях просиживал дни.Весь квартал наш                           меня сумасшедшим считал,Потому что стихи на ходу я творил,А потом на ходу, с выраженьем, читал,А потом сам себе: «Хорошо!» — говорил.Да, какую б тогда я ни плел чепуху,Красота, словно в коконе, пряталась в ней.Я на медную мелочь                            учился стиху.На большие бумажки                                    учиться трудней.

ВТОРОЙ ЭТАЖ

Я жил над музыкальной школой.Меня будил проворный, скорый,Быстро поспешный перебряк:То гармонисты, баянисты,А также аккордеонистыГоняли гаммы так и сяк.Позднее приходили скрипки,Кларнет, гитара и рояль.Весь день на звуке и на крикеВторой, жилой этаж стоял.Все только музыки касалось —Одной мелодии нагой,И даже дом, как мне казалось,Притопывает в такт ногой.Он был проезжею дорогой —Веселой, грязной и широкой,Открытой настежь целый деньДля прущих к музыке людей.Я помню их литые спиныИ не забуду до концаЗамах рублевый кузнецаНад белой костью пианино.Как будто бы земля самаНа склоне лет брала уроки,Гремели из дому грома́,Певцы ревели, как пророки.А наш второй этаж, жилой,Оглохнув от того вокала,Лежал бесшумною золойНад красным пламенем вулкана.

БЛУДНЫЙ СЫН

Истощенный нуждой,Истомленный трудом,Блудный сын возвращается в отческий домИ стучится в окно осторожно.— Можно?— Сын мой! Единственный! Можно!Можно все. Лобызай, если хочешь, отца,Обгрызай духовитые кости тельца.Как приятно, что ты возвратился!Ты б остался, сынок, и смирился.—Сын губу утирает густой бородой,Поедает тельца,Запивает водой,Аж на лбу блещет капелька потаОт такой непривычной работы.Вот он съел, сколько смог.Вот он в спальню прошел,Спит на чистой постели.Ему — хорошо!И встает.И свой посох находит.И, ни с кем не прощаясь, уходит.

С НАШЕЙ УЛИЦЫ

Не то чтобы попросту шлюха,Не то чтоб со всеми подряд,Но все-таки тихо и глухоПлохое о ней говорят.Но вот она замуж решает,Бросает гулять наконецИ в муках ребенка рожает —Белесого,                точно отец.Как будто бы                        содою с мылом,Как будто отребья сняла,Она отряхнула и смылаВсе то, чем была и слыла.Гордясь красотою жестокой,Она по бульвару идет,А рядышком                    муж синеокийБлондина-ребенка несет.Злорадный, бывалый, прожженныйИ хитрый             бульвар                         приуныл:То сын ее,                в муках рожденный,Ее от обид заслонил.

ПАМЯТИ ТОВАРИЩА

Перед войной я написал подвалПро книжицу поэта-ленинградцаИ доказал, что, если разобраться,Певец довольно скучно напевал.

Я сдал статью и позабыл об этом,За новую статью был взяться рад.Но через день бомбили Ленинград —И автор книжки сделался поэтом.

Все то, что он в балладах обещал,Чему в стихах своих трескучих клялся,Он выполнил — боролся, и сражался,И смертью храбрых, как предвидел, пал.

Как хорошо, что был редактор золИ мой подвал крестами переметилИ что товарищ, павший,                                   перед смертьюЕго,        скрипя зубами,                                      не прочел.

«Музыка на вокзале…»

Музыка на вокзале,Играющая для всех:Чтоб мимоездом взялиПлач на память                          и смех.

Многим ты послужила,Начатая давно,Песенка для пассажиров,Выглянувших в окно.

Диктор какой-то нудныйРядом с тобою живет:Еже-почти-минутноРежет тебя и рвет.

Все же в транзитном залеСлушают не дыша.Музыка на вокзале!Значит, ты хороша.

Значит, гудки не мешаютПесне греметь с утра.Музыка, ты большая.Музыка, ты добра.

Не уставай, работай!Век тебя слушать готов.Словно море у борта —Музыка вдоль поездов.

«Толпа на Театральной площади…»

Толпа на Театральной площади.Вокруг столичный люд шумит.Над ней четыре мощных лошади,Пред ней экскурсовод стоит.

У Белорусского и КурскогоСмотреть Москву за пять рублейИх собирали на экскурсию —Командировочных людей.

Я вижу пиджаки стандартные —Фасон двуборт и одноборт,Косоворотки аккуратные,Косынки тоже первый сорт.

И старые и малолетниеГлядят на бронзу и гранит, —То с горделивым удивлениемРоссия на себя глядит.

Она копила, экономила,Она вприглядку чай пила,Чтоб выросли заводы новые,Громады стали и стекла.

И нету робости и завистиУ этой вот России к той,И та Россия этой нравитсяСвоей высокой красотой.

Задрав башку и тщетно силясьЗапомнить каждый новый вид,Стоит хозяин и кормилец,На дело рук своих                                глядит.

Стихи, не вошедшие в книгу**