Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои товарищи стараются запечатлеть это все на пленку — фотоаппараты беспрерывно в ходу. Эльвира Викторовна пробует набросать рисунки, но картина так быстро меняется, что она не успевает рисовать и берется за фотоаппарат. Мгновение — и еще один кусочек Саян остается на пленке. В вертолете тепло, раздеваемся.
Внизу вновь Абакан. Чем выше по течению, тем все меньше льда и больше воды. А вон видна белая гладь замершего «Черного» озера. Часть его поверхности ярко освещена солнцем, другая в тени — зимнее солнце не далеко ходит. Рядом у борта проплывает темная зелень кедрача. Кажется, протяни руку — и дотронешься до глянцевитых иголок. Закладывает уши — вертолет снижается. Внизу мелькают несколько избушек и большая палатка. Дымок весело вьется из трубы. Видны люди и лайки, вытянувшие морды вверх к вертолету. Это «Белая речка». Снижаемся на расчищенную поляну, от винта белая круговерть, ветер катит пустую бочку из-под солярки. Выскакиваем наружу. Пока рабочие разгружают бочки, шпалы, мы коченеем. Мороз!
Но вот мы вновь в воздухе. Идем низко-низко, как бы облизываем горы. Скалы, снег, черные точки елей. Высота полета 2600 м, горы на этой же высоте (сведения летчиков). Атмосферное давление 675 мм рт. ст. Внизу радоновый источник, справа в 50 км должно быть Телецкое озеро. Иллюминатор вертолета открыт, глядя в него, испытываешь неповторимое, приятно-легкое впечатление свободного полета над этой тайгой, скалами и всей нашей прекрасной землей.
А вот уже показалась изба Лыковых. Вертолет делает круг над избой, внизу видна фигурка Карпа Иосифовича. Заходим в каньон Абакана и садимся на косу реки. Благодарим летчиков и выпрыгиваем на искрящийся снег. Вертолет медленно, словно нехотя, поднимается вверх вертикально. Ветер от винтов сбивает с ног. Но вот вертолет уплывает в сторону Каира и наступает звенящая тишина. Минуту молча стоим ошалело, слушая немыслимую тишину и потрясенные сказочностью открывшейся картины девственной тайги и реки, искрящегося снега и слепящего горного солнца. Весь каньон Абакана залит солнцем и удивительно тепло, совсем не так, как в Таштыпе или на «Белой». Короткий зимний день в разгаре, тепло и умиротворение вливаются в душу.
Но пора в путь. Переходим правый рукав реки по тонкому льду, у самого берега подо мной рушится лед, но воды уже нет, ноги остались сухими. Вытянулись цепочкой один за другим Лев Степанович, Эльвира Викторовна, я и тронулись в путь по тропинке, вьющейся вдоль правого берега реки. В лицо бьет яркое солнце, освещающее каньон Абакана, снег белый-белый, искрящийся на солнце. Шумит река на перекатах, лед на местах, где нет снега, светло зеленый, прозрачный. Идем по еле заметной тропинке, снега не много, идти не трудно.
Вот и ручей, впадающий в Абакан, отсюда начинается подъем в гору. На ходу становится жарко, снимаю телогрейку. Проходим очень чащобный лес, перелазим через колодины, дорога все круче в гору, все труднее идти. С середины пути дорога стала совсем крутой, валенки скользят, мои товарищи уже мокрые в своих телогрейках. Мне в свитере несколько легче, да и резиновая подошва унтов легче врезается ребром в снег при подъеме в гору. Эльвира Викторовна выдыхается, все чаще останавливается. За время пути только один раз нашу тропку пересек заячий след, в остальном белое покрывало чистое, следов ни каких.
Но вот уже виден просвет вверху. Тяжело дыша, выходим на поляну перед избой. Выныриваем из темени векового леса, солнце бьет прямо в лицо. Сама изба стала совсем другой, почти вдвое больше — это лесники сделали пристройку. Слева от избы бревенчатая загородь для коз.
Пригнув головы, входим в избу. Карп Иосифович один. Молится. Встречает приветливо: «Однако знакомые? Очень рады, хорошие люди пришли, давно желали свидеться». Выясняем, что Агаша ушла в верхнюю избу за сеном для козы и за одно проверить капканы, расставленные Ерофеем. К вечеру должна вернуться. Вскоре дед заканчивает молитву, и начинаются разговоры. Узнаем, что Карп Иосифович тяжело болел. «Из уха выходил гной, и рядом прорвало, потом полегчало». Замечаю, что у него ухудшился слух, довольно сильно трясутся руки, больше согнулась спина, но движения остаются быстрыми. Иногда бывают «колотья», «побьюсь, побьюсь, и полегчает» — жалуется дед. Одет Карп Иосифович в темную рубаху-косоворотку, сшитую Агафьей, штаны, валенки, поясок цветастый, но уже почти черный от грязи, в бороде и в волосах стало значительно больше седины, частенько покашливает.
Обед готовим на костре возле навеса, там же, где два года назад. День по-прежнему солнечный, тихий и довольно теплый. Усевшись вокруг согревающего душу костра, изрядно намаявшиеся в пути, мы с аппетитом поглощаем похлебку из алюминиевых чашек. Такого обеда не подадут ни в одном доме, ни в ресторане. А с чем можно сравнить чай, заваренный на таежных травах и кустарниках?
После обеда Лев Степанович записывает на пленку разговор с дедом по специальному вопроснику, составленному Галиной Георгиевной Белоусовой, преподавателем педагогического института. Вопросы составлены таким образом, чтобы по ответам на них можно было выявить характерные слова и провести подробный анализ Лыковской речи.
Наскучавшись по человеческому общению, дед с удовольствием отвечает на все наши вопросы. «Что вы делаете из бересты?» — «Туеса, чумачки-то, обутки». «Какие есть звери в ваших местах?» — «Лисицы, зайцы (мало-мало), ускучь-ленок, сиг, хариус, лось, марал, в прошлом году видели следы волка — страшный зверь!» «Какие звезды есть на небе?» — «Лось (большая медведица), кресты».
В разговоре дед упоминает Николая-хохла (Н. М. Гудыму), как непослушного и упрямого, вспоминает, что я с Николаем Петровичем провожал его на Каир. Несмотря на возраст, память у деда хорошая.
За нашей беседой, усевшись поодаль, наблюдают три Лыковских кошки. Время от времени Эльвира Викторовна подбрасывает им кедровые орешки, они ловко их щелкают, и с удовольствием поедают зернышки. Вот наловчились! Дед охотно описывает повадки каждой кошки, говоря о них как о членах семьи. Один кот был очень жестоким к остальным, драл и разгонял их. Его Ерофей пристрелил. «А то житья не было». Чем ближе к вечеру, тем чаще дед выглядывает в окно и даже выходит на улицу — волнуется за Агашу, должна прийти, а ее все нет. «Беспокойство одно, приболела она, душит ее иногда, кашляет. Одна забота — с здоровьем неладно, кашляет, удушье. Руку-то припаривала, Николай Петрович помогал, когда в гостях-то был, — полегчало маненько», — рассказывает дед.
Эльвира Викторовна из окна увидела на горе Агашу, сказала деду. Тот радостно бросился встречать. Мы с Эльвирой Викторовной тоже пошли на встречу. Агаша идет с горы, навьюченная тюком сена. Радостно блеснули глаза, сразу назвала всех по имени отчеству. Сбросила тюк сена и достала часы карманные с цепочкой, посмотрела на часы с явным удовольствием и желанием удивить нас. Оказывается, что часы ей недавно подарил Николай Петрович. Рассматриваем циферблат, в середине синим фломастером надпись «Агафье от Николы», а по окружности над цифрами красным фломастером выведены старославянские буквы, обозначающие цифры. Это чтобы Агаше, привыкшей к изображению чисел буквами, было легче ориентироваться во времени. Ай да Николай Петрович, как угадал, как угодил Агаше! За последующий вечер Агафья неоднократно с видным удовольствием доставала часы и сквозь напускную серьезность на ее лице явственно проступала детская радость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости - Иван Осадчий - Биографии и Мемуары
- Время вспять - Анатоль Абрагам - Биографии и Мемуары
- Сибирской дальней стороной. Дневник охранника БАМа, 1935-1936 - Иван Чистяков - Биографии и Мемуары
- Афганский дневник - Юрий Лапшин - Биографии и Мемуары
- Шолохов - Валентин Осипов - Биографии и Мемуары
- «Сапер ошибается один раз». Войска переднего края - Артем Драбкин - Биографии и Мемуары
- Коренные изменения неизбежны - Дневник 1941 года - Владимир Вернадский - Биографии и Мемуары
- Солдат столетия - Илья Старинов - Биографии и Мемуары
- Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда - Сергей Юрьевич Нечаев - Биографии и Мемуары