Таежные отшельники - Игорь Назаров

Из «Иоанна Златоуста» узнаем и о врачах. «Духовный отец лечит душу, а врач — тело», — читает Агаша. Лука Евангелист, оказывается, был врачом. «Волхвы-то наговорами лечат, это страшно, это не врачи», — говорит Агафья. Увлекаясь, Агаша читает нам из своих святых писаний различные наставления, вроде — «Сотвори себе имя человек кроткий». Оказывается, что грешник «умирает», а праведник «преставился от суетного жития сего в вечный покой», «воскреснут на жизнь вечную, воскреснут же не душами, но телами». «Души бессмертны, а тела мертвы». «Тело без души истлеет».

Начитавшись святых писаний, Агаша пишет мне про Козьму и Домиана в ту же книжицу, куда она записывала и в 1983 году: «Славные врача земным пети подобает: Козьме и Домиану светим чудотворцы и безсребреницы Козьмо и Домиане молите бога о нас. Писала Агафия 26 ноября от Адама лета 7493. С праздником Рождества Христова от Адама лета 7494».

Пока мы беседуем с Агашей, дед сидит на своем «гобчике» и внимательно слушает. Рядом с ним на белой (вернее на бывшей белой) подушке с кружевами нежится кот. Дед, почесывая у него за ухом, вопрошает: «Чо думаш, чо думаш?». Вскоре, пока Агаша занялась какими-то домашними хлопотами, Карп Иосифович активно включается в разговор. Чувствуется, что ему необходимо утолить голод общения. Дед рассказывает разные истории из своей жизни (в основном, периода гражданской войны и до Отечественной) образным и живым народным языком. Например, «Поклон от лица и до сырой земли». Из этих рассказов мы узнаем, как и где Лыковы жили, что с ними случилось. Вперемешку идут и чудные истории из святых писаний. Все это Лев Степанович свободно записывает на магнитофон, Лыковы на него уже не обращают никакого внимания.

Замечаю, что в уголке на лавке лежат так и не тронутые яблоки, привезенные нами. Спрашиваю Агашу: «Почему яблоки не ешь?». — «До праздника святого Николы долежат, поди», — отвечает она и добавляет певуче: «Красивые!».

Оставляю Агаше бинты, вату, мазь Канькова, апизатрон, стрептоцидовую мазь, плитки парафина. Даю подробные пояснения, чем и когда пользоваться (я уже убедился, что она все точно запоминает). Спрашиваю, нужна ли им баня, если бы она была, то мылись бы они или нет? Оказывается, баня очень нужна. При этом выясняется, что «по женской потребе» Агаша ходит мыться на улицу («в чащобу»), в любую погоду. «Зимой-то шибко худо!» — говорит она. Последний раз мылись в мороз и бурю, после этого все и болеет. Агаша сама улавливает прямую связь своей болезни, кашля с мытьем на морозе, но оказывается, что в избе, где «тятя», мыться «никак не можно», а попросить его погулять несколько минут на улице Агаше не позволяет воспитание. Вот поэтому она каждый раз берет с собой ведро нагретой воды и идет мыться в чащу. Это в ветер, мороз и снег-то! Выходит, что Лыковым баня жизненно необходима и нужно помочь им её построить.

В ожидании вертолета пилим с Львом Степановичем дрова. Распилили одну «кедру» и березу. Работать трудно, возникает чувство нехватки воздуха, одышка — это отмечают все участники экспедиции.

День ярко солнечный, тихий, с первозданной белизной и искристостью снега. Быстро холодает.

Во второй половине дня, с согласия хозяев и при прямом участии Агаши, предприняли генеральную уборку избы, пол в которой не мылся два года. За это время накопилось несколько ведер различного мусора и хлама, особенно под печкой. Все это выгребаем, выметаем, валим в костер и сжигаем. Женщины моют полы. После уборки воздух в избе сразу стал легче — это даже дед отметил. Умаявшись, с удовольствием пьем чай с брусничником и багульником. А Лыковы сегодня «завтракали» около 5 часов вечера — некогда было, да и «пост» начинается.

Стемнело. Вертолет сегодня так и не прилетел. Спрашиваем Агашу: «Сколько времени?» Берет подаренные ей часы и отвечает: «Шесть часов». — «Сколько минут?» — «Пятнадцать». Проверяем — все точно. Агаша довольна, а Карп Иосифович изрекает: «Теперь-то, слава богу, с часами!» С удовольствием, повертев часы в руках, Агаша со вздохом удовлетворения вешает их на гвоздик и начинает делать закваску для хлеба. Для этого она взяла мясорубку и давай на ней крутить слегка обмытую в чугунке картошку. Я вызвался помочь. Сказала, что нужно помыть руки и трижды помолиться. Сам факт, что мне разрешили участвовать в приготовлении пищи, вероятно, надо воспринимать как знак доверия к «мирскому» человеку и определенной ломки взглядов и канонов Лыковых.

Вечером Лев Степанович раза два снимал Агашу фотоаппаратом со вспышкой. Она еще побаивается, но уже нет того панического страха перед фотографированием, как раньше. Похоже, она уже критически относится к завереньям Льва Степановича, что это не фотоаппарат, а «импульсный фонарик», и начинает чувствовать обман. На всякий случай Агаша отодвигается в темный угол за печкой и прикрывает лицо платком. В шутку предлагаю Агаше: «В отместку за то, что тебя столько фотографировали, возьми и сама сфотографируй нас всех вместе». Смеется: «Нет! Этим я не занимусь», — вновь смех. Чувство юмора проявляется у Агаши и в другие моменты. Например, у нее болит спина, днем с трудом разгибалась после наклона. Над этим она с юмором подтрунивает: «Как старушка!»

Перед сном разговариваем с Агашей о возможности выхода в «мир». «Это-то нельзя. Выходить обратно из пустыни-то запрещено!». Рассказывает историю из своих книг о жене Лота, которая только оглянулась из пустыни в мир, и тут же превратилась в соляный столб, который будет стоять до «второго пришествия». Спрашиваю: «Тятя-то уже старенький, если случится несчастье, что делать будешь?» — «Не знаю!» — отвечает задумчиво. Подумала, подумала и раза три повторила: «Ерофей говорит — тятя тебя переживет». «А ты с тятей о переходе в какую-нибудь глухую деревню не говорила?» — «С ним лучше таких разговоров не заводить», — ответила она задумчиво убежденно и больше ничего объяснять не стала.

10 декабря. Утром на горе в кедровнике лает собака. Откуда? Ничего не можем понять. Лыковы на это никак не реагируют. Спрашиваем Агашу. Отвечает: «Сова». Оказывается, что сова может подражать некоторым голосам, и Лыковым это прекрасно известно.

Начинается утро обычно. Мы делаем зарядку, умываемся, Лыковы — молятся вперемешку с хлопотами по хозяйству. Эльвира Викторовна потрясенно рассказывает, что вечером, когда легли спать, Агаша долго-долго гладила ее по лицу и шее. Видно, много накопилось в этой женщине нерастраченного тепла и нежности, тоски по сердечному человеческому общению.

После завтрака все вещи собраны, рюкзаки упакованы. Ждем вертолет. Оставляю Агаше ценные для нее батарейки от фонарика, даю последние медицинские наставления, уточняю что, когда и как применять из оставленных препаратов. Уверен, что Агаша все запомнит точно и сделает правильно. Карп Иосифович сожалеет, что сейчас они «бедные» и «дать в гостинец-то нечего». Но все же получаем, как мы ни отказывались, по нескольку вареных картофелин, репку, по ломтю хлеба, а моим девочкам — небольшой узелочек с кедровыми орехами. Видно, что Агаша расстроена, не хочет с нами расставаться. Карп Иосифович тоже волнуется, возбужден, напоследок все старается рассказать нам еще какую-нибудь очередную историю из своей жизни или из святых книг. «Вот послушайте, что я вам расскажу!» — и начинается очередная история.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});