Донные Кишотки - Геннадий Владимирович Руднев

небес, этим топором ты прорубишь небесный свод и воды хлынут на землю.

– Вот этим топором? – удивился Хвам.

– Только им. Если доживешь, конечно.

Хвам заткнул топорище за пояс. Он уже ничему не удивлялся последнюю сотню лет. Он знал, что Малик и Ишта сейчас пойдут вместе в душ, чтобы там заняться согдийской любовью и обсуждением мероприятий по спасению человечества чужими руками, поэтому сам устроился тут же на высоком балконе, в кресле, и закурил.

Вид на Долину с веранды был восхитительный. Заснеженные вершины гор отбрасывали в лучах заходящего солнца темно-фиолетовые и терракотовые тени на склоны, оживляя их поверхности причудливым разнообразием изломов и нисходящих волн ледников, застывших в наполненных ими ущельях. Аквамариновое небо, чуть обожженное по краю сияющими облаками, которые взвивались до белесой голубизны к его центру, казалось переполненным кипящим котлом холода, огромностью своей и необозримостью вселяющим ужас в бессмертную черную душу Хвама. Тот охнул от тяжелого предчувствия и закрыл глаза. Он слышал, как покровители расшаркались и ушли…

У Хвама до сумерек было время помечтать о прошлом. Не раз он возвращался мыслями в пустынную Антарктиду, строил творческие планы о постановке новой пьесы, где бы его возвращение повернуло течение времени. Тогда он закрутил бы на место головы Ученого Совета, вернул к жизни Буяна и Ги, а, главное, – собственные здоровые яйца. И выпил бы с Глеком за процветание современного искусства. Сколько для этого нужно было убить всего, что попадется под топор, Хвама не сильно озадачивало. Возвращение яиц стоило того…

Йошка пригласила его к себе в пещеру для участия в новом проекте ещё лет десять назад, зная, на что он способен. Она говорила, расправив перед ним пергамент:

– Горячиться не надо. Вот смета. В ней всё расписано. По мере поставки женской рабочей силы, которая будет распиливать соседние горы и таскать камни на Арарат, нужно поддерживать равновесие между рождением и смертью согдийцев и ослюдов. Вот эта кривая. Зришь?.. А вот – кривая поставки мужского мяса и частоты совокуплений. А это – архитектурно-планировочное решение. Как видишь, амплитуда обеих кривых к концу строительства уменьшается и близка к затухающей, а сложность кладки и трудозатраты увеличиваются. Твоя задача: соблюсти эту пропорциональность, не отступая ни на шаг от проекта. Тогда, возможно, ты и попадешь в число избранных, которые останутся на вершине горы.

– То есть вы не даёте гарантии? – восхитился Хвам.

– Мы даем шанс! – рассмеялась Йошка. – А не будете шевелить плавниками, захлебнётесь вместе со всеми!

– Тогда скажите точно, когда это произойдёт!

Йошка подняла брови:

– Ты меня за дуру держишь?! Прямо сейчас и расколюсь, жди! Смету лучше изучай… И собирай палачей побольше… Я ведь и в Другую Долину могу обратиться.

Возмущённый Хвам вскочил на ноги и уже собирался уйти, как у выхода из пещеры возникли два огромных евнуха с дубинами в руках.

– Эти, – показала на них пальцем Йошка, – будут тебя беречь от глупостей. Лет десять хватит, чтобы изучить и согласиться?

Хвам сел на голый камень посреди пещеры и кивнул головой.

– Ну, смотри! Я тебе Цилину Целку дам в помощь, у неё неплохой аналитический ум, да и по экономике она не последняя в Согдиане. Если договоритесь, назначу её Генподрядчиком.

«А то, что у нас разные кормовые базы и жизненные ценности, ты не подумала?!» – хотел прокричать Хвам. Но промолчал. – «Конечно, подумала… А так – ни взяток, ни откатов, ни личных отношений…» – догадался он следом, но и это вслух не произнес.

Так шёл год за годом, Хвам писал сценарий, а каждая проверка Договора приводила к тому, что Йошка находила в нём новые просчёты и откладывала начало работ. К девятому году, наконец, что-то стало прорисовываться. Кривые сошлись. Результат же получался неутешительным: тем двадцати поколениям женщин, которые будут строить гору, надо каким-то образом объяснить, зачем они это делают, если до окончания работ из последнего поколения ни одна из них не доживёт(?) Хвам задал этот вопрос. На что Йошка ответила:

– Ха! Пока проект договора выбьют на скале и согласуют с населением, пройдёт много времени. Вода и ветры уничтожат начало. О нём забудут. А конец можно будет изменять Приложениями к Договору. Поэтому не парьтесь! Начало есть. Строительство возможно. Ресурсов хватит. Остаётся не ошибиться с концом.

Йошка хлопнула ладонью по разжиревшей шее Хвама.

– Ну, что? Вперёд к здоровым яйцам?..

На том и ударили по рукам.

…Смеркалось. Горы поблекли. Сунув обжёгший пальцы косяк в пепельницу, Хвам тут же забил за щеку щепотку насвая и, пожевывая, отправился к лифту.

Лифт был гордостью Малика и Ишты. Он был водяной. Поток с горы был перегорожен шибером, который при открытии наполнял вертикальную герметичную шахту в скале. На поверхности воды в шахте располагался плот с кабиной, при наполнении шахты водой кабина поднималась вверх. Поднявшись на заданную высоту, она натягивала веревку, которой шибер закрывался, и кабина останавливалась. При сливе воды из шахты через другой шибер кабина медленно опускалась вниз. Для управления использовались две верёвки, за которые надо было дернуть при подъёме или cпуске. Правда, на подъём требовалось вдесятеро больше времени, чем на спуск. Но для согдийcкого времяисчисления это было несущественно.

Дёрнув за веревочку, Хвам быстро достиг подножия замка Ишты. Выходя из кабины, он поправил священный топор за поясом, посмотрел на поток воды из лифтовой шахты и поднял глаза на вершины.

«Глядь, они же там замёрзнут все к черту, даже если кто и жив после потопа останется… Нагородят гору… А наверху – лёд, да и дышать нечем… Бессмертными-то жить хорошо, пока тепло и водичка из лифта течёт… Что затеяли?! Совсем… нет ума у этих баб!..»

***

Йошкин Кот давно уже закрыл глаза в своём стойле, уткнувшись ноздрями в прошлогоднее, немного увядшее от собственного древнего дыхания сено. Пахло оно привычно и скучно. Целка на стороне где-то подторговывала сброженным молоком согдийским подросткам перед их ежевечерним камланием у кострища. Внучатый племянник, занявший у него месяц назад три охапки соломы на свадьбу, долг так и не вернул. И теперь Кот думал: что он промычит Целке, когда та обнаружит недостачу? Впрочем, ослюдные мысли никогда не упирались в необъяснимое, а тут же перескакивали ближе к приятному. Коту в очередной раз вспомнилось, как по молодости они с Целкой бежали трусцой на соседнюю гору, и он, едва успевая, обонял сзади всю её заманчивую привлекательность, ради которой готов был и задохнуться насмерть, но Целка, будто чуя недоброе, оборачивалась на его гортанные призывы, притормаживала, и тогда Кот на ходу успевал вставить ей