Ее внутреннее эхо - Ольга Пряникова

не зависел бы от мнения капризной девочки, был бы всегда в себе уверен, умел отличать настоящее от шелухи.

Нынешний же он совершенно преобразился. Сидел, свернув шею в ее сторону, а она бесконечно терзала ноутбук, не обращая внимания на его присутствие.

Ждала полуночи, когда ее любовник появится по ту сторону экрана. Должен появиться.

Георгию хотелось помолиться о том, чтобы этого не произошло, но он удержался. Всему есть свой предел.

Соня спокойно пережила их расставание. Она будет присматривать за ателье, за Катиной квартирой, за этим непутевым режиссером – чтобы тот не сделал ничего лишнего.

Ей и самой перестал нравиться этот роман – Катина одержимость этим человеком разрушала ее изнутри.

Соня, обычно выдававшая Мите в ночных разговорах лишь ожидаемую порцию сочувствия, стала жесткой, категоричной, словно устала от его нытья.

– Не устраивай трагедию, пожалуйста, – раздражалась она. – Более банальной ситуации и представить себе нельзя. Не ты первый, не ты последний.

– Да, но что мне делать? – Митя почти плакал в трубку.

– Что делать, что делать… Выбрать!

– Ты соображаешь? Как я могу выбрать?

– Я сейчас начну тебе грубить.

– Я не могу бросить жену. Она не переживет. И мама не переживет. Это пятая у меня жена, понимаешь? Мы восемь лет вместе. Да, это гражданский брак, но мы-то оба понимаем, кто мы друг для друга.

– Кстати, давно хотела спросить, а почему ты не женишься на ней? Ее Машей зовут?

– Да… Я женюсь, просто времени не хватает зайти в ЗАГС. Мы давно хотим, просто по времени не совпадаем. Она все время в своем Китае…

– Какой бред ты говоришь…

– Катю я тоже не могу бросить, я перед ней так виноват! Я ведь не сразу сказал ей про Машу, я думал, это неважно, она не спрашивала. А потом сразу стало поздно. Получается, я ее обманул. Она покончит с собой, если я ее брошу, я точно знаю.

– Не обольщайся. Надо что-то решать, ты совсем издергался. Ты подохнешь, и они обе останутся в одиночестве, разве так лучше? Тебе пятьдесят три года, понимаешь, чем это грозит?

– Понимаю, понимаю…

– Раз понимаешь, будь мужиком, отвечай за свои поступки!

– Ты-то хоть на меня не набрасывайся, я и так кругом виноват.

– И тебе, похоже, это нравится.

После этого разговора у Мити случился первый запой. Первый – после многолетнего перерыва.

Маша в очередной раз улетела, но ехать к Кате он боялся.

Выпил для храбрости. Потом еще. И уже вечером звонил Соне с бессвязным воем и криками.

Она не испугалась, скорее, удивилась. Не поняла, что с ним. Потом решила пустить дело на самотек. Тем более, что Катя в это время собирала вещи.

У нее давно была квартира в Израиле. И надо было бежать от этого человека, от этой страшной зависимости.

Каждый день она приезжала к его дому, но он не выходил.

Георгий поторапливал – ему пора было уезжать. С ателье все улажено, ключи от квартиры она отдала Соне, все было решено.

Да, решено. Оставалось лишь одно последнее дело, но его она отложила на самый финал, чтобы потом дорога смыла впечатления, отвлекла ее от неприятного ощущения, которое она помнила до сих пор.

Георгий об этом ничего не знал.

Выехали в аэропорт пораньше – Катя так попросила. По дороге заехали на Никитскую.

Он беспокоился, но не стал навязываться.

Она поднялась одна по уже знакомым ступеням. И квартиру уже не нужно было угадывать.

Дверь открыла Аня – высокая, яркая, веселая.

Катя залюбовалась ею.

– Я к Ирине Васильевне. Она дома? Я на минутку.

– Господи, к маме?? Вы родственница? – Аня пристально рассматривала знакомое лицо.

– Да.

– Мама умерла.

«Как спокойно она об этом говорит», – поразилась Катя.

– Как умерла, когда?

– Четыре года назад. Странно, что вы не знаете. Да вы проходите.

– Нет, спасибо, я очень спешу. В другой раз.

Потрясенная, она спустилась вниз. Мать не узнала ее. Бабка, оказывается, не говорила с ней. Кто же это был? Призрак? Другой человек?

– Детка, все в порядке?

– Да, – она захлопнула дверцу, – поехали.

– Что ты там делала?

– Я заезжала к одной женщине. Ты ведь догадываешься, к кому, да? Кольцо отдать, – Катя подняла руку.

– Почему отдать, зачем?

– Она мне его дала. Я захотела вернуть.

– Это кольцо? – Георгий взял ее за руку, посмотрел на кольцо поближе, – кому вернуть, зачем? Катенька… Это я подарил его тебе.

Глава 3

В босоножки постоянно забивались какие-то камешки. Катя пробовала ходить в закрытой обуви, но жара в сорок градусов этого не позволяла. Ее собственная квартира находилась в Тель-Авиве, почти на первой линии у моря. В первый свой приезд, много лет назад, она все свободное от оформления документов время проводила на пляже.

Здесь же, вдали от моря, поводов выходить из дома она не видела. Георгий покупал все сам – в их поселении Рамот нормальных магазинов не было, только виллы, карабкающиеся в гору, поэтому все привозили из Иерусалима.

Ездить на пляж не хотелось – все-таки далеко. Было скучно. Катя много читала. В Москве на это не хватало времени, здесь его было навалом. Только не было русских книг, пришлось переходить на электронные.

Быстро привыкнув к суррогату, Катя ныряла в чтение ранним утром, иногда даже пропуская традиционную гимнастику на балконе. Ограничивалась тем, что выходила постоять, посмотреть на утреннюю благодать Самарийских холмов.

Ближе к экватору все природные процессы во много раз усиливались – тьма была здесь гуще, солнце – горячее, утро – нежнее.

Только она сама, Катя, оставалась прежней. Ничего не менялось, и невозможно было врать ни себе, ни Георгию.

Он очень быстро отошел за кулисы ее жизни, хотя она жила в его доме, но почти не замечала его, не слышала, что он говорил ей, не отвечала на вопросы, не находила смысла даже обманывать его.

Он же, явно считая ее больной, терпел, мучился, возил по психологам, не смея ничего просить, тем более – требовать. Слишком был для этого горд и не приспособлен.

Так они и существовали в одной постели – два одиноких гордеца.

Но Катя быстро вернулась на знакомый сайт, всю ночь проводила с планшетом, свет Георгию мешал, поэтому он перекочевал спать на диван.

Утром за ним приезжал водитель, и Катя снова оставалась с планшетом одна на весь день.

Удаление от предмета своей страсти, разумеется, не помогло ей его забыть. Она даже не посчитала нужным прекратить с ним общение.

Он отвечал, переживал, тосковал. Да, тоже тосковал. И