Утятинский летописец - Евгения Черноусова

баловала. Когда Эля вторично вышла замуж, отчима Ленка поначалу встретила в штыки. Еще и Элина тяжело вынашиваемая вторая беременность! Тогда она чуть не упустила дочь. Только сестра с ее учительской выдержкой смогла примирить их. Ведь что греха таить, неправильно повела себя с дочерью и Эля…

Вернулась в дом.

– Ты плакала? – спросила чуткая Зоя.

– Я никогда не плачу. Я просто по телефону поругалась.

– Не ругайся!

– Ладно, не буду. Мы на какой букве остановились?

В кухню вошла Елена Игнатьевна:

– Кто-то меня покормить обещал?

За обедом Эля невольно натыкалась взглядом на криво сидящую на сестре блузку, и каждый раз поспешно отводила глаза. Елена Игнатьевна заметила это:

– Да ладно, не обращай внимание. Мешает мне этот протез. Хоть дома не буду его носить. Постепенно привыкну.

Потом она заметила цепочку на Зоиной шее. Та с гордостью продемонстрировала матери крест и иконку.

– Ты тоже не обращай внимание. Ну, захотела я стать крестной матерью Зое.

Елена Игнатьевна пожала плечами:

– Ладно, проехали. Да, а отец-то крестный кто?

Эля оживилась:

– Ни за что не догадаешься!

– У нас мужиков знакомых раз-два и обчелся.  Из них тех, к кому Зоя не боится подойти, человек пять. Перечислить?

– Не надо. Потому что никто из них. Зоя, скажи маме, кто твой крестный?

– Крестный! – ответила Зоя, вылавливая ложкой ягоды из компота.

– А как его зовут?

– Дядя Костя.

– Ничего себе! – удивилась Елена Игнатьевна. – Ты же его боялась всегда.

– Он добрый.

– Понимаешь, договорились мы с Геной. Они Ритуську свою крестили, вот мы и решили заодно. Встретились на Пушкина, он Зою повел и по дороге пинал, что под ноги попадется, крестницу развлекал.  Попал ногой в поребрик и сломал палец. Что было! Катька на него орет, Зоя плачет, жалеет. Спасибо, Ираида со своим Константином с нами шли. Мы Генку на скамейке бросили, Ираида Роберта вызвонила, он коляску тещину привез и в последний момент доставил Генку к церкви. А у нас время. Тут Костя говорит Зое: «Возьмешь меня в крестные?» А она вдруг берет его за руку и ведет в церковь! А Генка теперь на рынок ходит в гипсовой калоше.

– Гене не больно, он сказал, – вставила Зоя.

– Лена, а откуда Ираида его взяла, этого Костю? Давно он у нее?

– Года два. Наезжает довольно часто. Мы сначала не знали, откуда. А прошлым летом он с Борисом Аркадьевичем приезжал. Я так поняла, не то начальник охраны он у него, не то компаньон.

– Что за Борис Аркадьевич?

– Наппельбаум. Ему лет девяносто. Потомок здешних Наппельбаумов. Он Ираидиного покойного мужа какой-то родственник. Очень богатый ювелир. В советском прошлом не то цеховик, не то держатель общака. Значит, и Костя этот из братков. Впрочем, Иру не мне учить.

Глава 12

– Не мне учить тебя, Пелагея, как полы мыть, – сказала Маша, потирая колено.  – Ты женщина немолодая уже, должна бы уметь.

Только что она чуть не упала, поскользнувшись на мокром полу в прихожей и ударившись об дверь. Собралась выйти, и вот…

У порога ахала забежавшая к ним вдова чиновника Бокина, сдававшая Федору Ионовичу дом: «Ох, Марья Игнатьевна, голубушка, что же вы так неосторожно…»

Узнала бы мачеха, что Маша не может справиться с прислугой, что крепостной уступает! Пол-то мылом вымазан. Такие штуки они в пансионе проделывали. Федор Ионович вновь в отъезде, а его метресса опять воюет с хозяйкой.

Выйдя из дома, Маша повернула на дорогу, что вела мимо часовни к Ветошникам. Со времен сватовства она полюбила одинокие прогулки. Как хорошо выйти из дома и брести, куда глаза глядят! И никому не докладываться, благо муж в отъезде.  После того, как сгорел храм Михаила Архангела, Маше в гости было ходить не к кому. С месяц еще отец Василий служил в Петропавловском, замещая болевшего отца Тихона. А затем его вдруг назначили в дальний приход. Маша помогала крестной собирать вещи.

Гуляла она до сумерек. Потом повернула к дому. У палисадника большого дома исправника она остановилась, чтобы вытряхнуть из туфель песок. Только наклонилась, как стукнула дверь, и она услышала громкий шепот:

– Ваш высокоблагородь, к Шпильманам доктор Зильбер приехал! Ей-богу, гимназист у них! Сказывали же, что поранился он, когда из окна сигал!

– Беги в управу, скажи приставу, чтобы с собой двоих взял и на Набережную живой ногой! Передай, я тотчас там буду.

Маша увидела, как, спрыгнув с высокого крыльца, по улице побежал крупный детина.

Побежала и Маша, но потом перешла на быстрый шаг. Что подумают о ней знакомые, если увидят бегущей!

Когда она вошла в общественный сад, то снова перешла на бег: в это время здесь никого не было. За садом начиналась Погореловка – так назывался пустырь, где лет десять назад был большой пожар, а теперь рос бурьян до самой Набережной.  Выйдя на Набережную, вновь перешла на шаг. Вот дом Кузнецовых. Тимофей Силыч женился-таки на своей Любаше. И приданое за ней хорошее взял. Поговаривали, что Митрохину на этот раз пришлось уговаривать жениха.  Об этом Маша вспомнила, уже поворачивая к крыльцу.

У коновязи стояла коляска доктора Зильбера.

– Кто? – услышала Маша дрожащий голос Дарьи, прислуги.

– Дарья, это я, Марья Игнатьевна.

– Спят хозяева!

– Да открывай ты, нужно мне. – Молчание. – Ладно, сама выйди!

Дарья выскользнула на крыльцо.

– Сейчас работник Кузнецова, рыжий такой детина, к исправнику прибегал…

– Ой! – Дарья прижала руки к щекам.

– Пошли! – Маша решительно втолкнула Дарью в дверь и вошла сама. – Закрывай!

Из хозяйской спальни выглядывал Франц Карлович.

– Слышали? Колю нужно срочно уводить, сейчас здесь полиция будет.

– Не может он. Ранен, – ответил вышедший в прихожую Зильбер.

– Тогда прячьте! – Маша прошла в спальню. – Так, накройте его периной! – Мужчины глядели непонимающе. – Я сверху лягу.

Анна Адамовна буднично сказала:

– Нужно узкую перину.

И тотчас принесла перину. Отодвинула Колю к стене, а перину положила рядом с ним. Все это накрыла простыней. В дверь забарабанили. Не обращая внимания, что в комнате мужчины, Маша скинула платье и рухнула на постель.

– Франц Карлович, Нюту уведите. Григорий Акимыч, скажете, я ребенка скинула. Дома оступилась, до Шпильманов дошла и плохо мне стало. Кровь пустите для правдоподобия.

– Крови здесь достаточно. – Зильбер кивнул на лохань с кровавыми тряпками, стоящую на полу.

Загремели сапогами по полу прихожей впущенные Анной Адамовной полицейские. Маша протянула Зильберу руку, а второй, прикрытой одеялом, коснулась лежащего рядом Коли и почувствовала на ней поцелуй.  Зильбер склонился над ней с ланцетом. Марта схватила полотенце и села на кровать рядом с Машей.

Из спальни исправник вылетел сконфуженный. Железная Анна Адамовна заставила полицейских пройти по дому и проверить все закоулки.

После отъезда полиции все снова собрались в родительской спальне. Нюта истерически рыдала.

– Давайте же, наконец, Колей займемся, – поднимаясь с постели, сказала Маша.

– Да, оставьте нас, – подхватил Зильбер.

Назавтра у Нюты открылась горячка.  Уехавший на рассвете в имение Барташевских Франц Карлович об этом не знал. Анна Адамовна отправила старшую дочь за доктором, а сама вместе с Дарьей и Машей металась меж двумя больными.

После визита врача Нюта уснула, у Коли жар спал, и женщины сели чаевничать.

– Машенька, – спросила Анна Адамовна. – А вам не жалко своих близких? Они не сегодня-завтра узнают о вашей якобы потере. Это же будет