Кинокава - Савако Ариёси

– Да, хладнокровия тебе не занимать. Если Косаку действительно сделал этой девице ребенка, мне, скорее всего, придется серьезно задуматься над тем, чтобы оставить пост старосты деревни, а о политике вообще надо будет забыть.

Кэйсаку был прав. В обмен на абсолютную власть глава семейства вынужден взваливать на свои плечи груз ответственности за каждого родственника. Неблагоразумный поступок Косаку полностью разрушит репутацию старшего брата. С мечтами о будущем можно распрощаться раз и навсегда.

– Я никаких денег не пожалею. Прошу тебя, Хана, договорись обо всем.

– Тогда люди станут говорить, что вы заплатили за аборт.

– Мы не должны подвергать жизнь матери опасности. Пусть родит ребенка. Я заплачу за то, чтобы его забрали.

– Родители Умэ умерли. А дальним родственникам всегда будет мало, сколько им ни дай.

Кэйсаку вгляделся в лицо жены и понял, что у нее уже есть какой-то план.

– Что ты предлагаешь?

– Семья Умэ небогата, но это не значит, что она не может выйти замуж.

– Так. И что?

– Ни одна другая девушка не сумеет ужиться с таким мужчиной, как Косаку. Я предлагаю принять Умэ в семью.

– Слухов все равно не избежать, что бы я ни сделал. Люди станут говорить, что младший брат соблазнил служанку и женился на ней.

– Но никто не обвинит старшего брата в жестокости.

Кэйсаку скрестил руки на груди. Размышлять над тем, принимать или не принимать предложение Ханы, было бессмысленно. Она явно учла интересы всех троих: Косаку, Умэ и его собственные.

Через несколько дней Кэйсаку отправился в «Синъикэ» и вернулся оттуда поздно вечером в компании Умэ. На следующее утро обязанности Умэ взяла на себя Киё, которой надлежало служить в «Синъикэ» до осени. Тем временем Умэ должна была обучиться этикету и премудростям ведения домашних дел в качестве хозяйки.

Хана съездила в Вакаяму, чтобы заказать свадебные кимоно для Умэ в одном из крупных магазинов. Кимоно конечно же не могли быть слишком роскошными, ведь времени почти не осталось. Однако Хана позаботилась о том, чтобы одеть девушку не как простую служанку. Ребенок должен был появиться на свет через три месяца после свадьбы, а следовательно, все приготовления проходили неофициально.

Сама Хана собиралась надеть на церемонию кимоно с рукавами средней длины. Отсылая наряд Умэ на покраску, она взяла на себя смелость заменить айву плющом, поскольку герб Матани не пришелся ей по душе с самого начала. Она вспомнила, что Тоёно, которой никогда не нравился герб Кимото, выбрала для себя именно плющ. Это растение, которое обвивается вокруг прочной опоры, издревле символизировало лучшие женские качества. Хана чувствовала, что имеет полное право изменить герб. У нее не было времени серьезно задуматься над тем, почему Тоёно остановилась на плюще, но ей пришло в голову, что, вероятнее всего, у семейства матери Тоёно тоже был герб с плющом, только немного другого рисунка. Или ее прабабушка не захотела принять герб мужниного семейства и поэтому нарисовала свой собственный? Хана обожала размышлять о прошлом и представлять, как могли развиваться события.

На одном из свадебных кимоно Умэ она все же изобразила айву, поскольку ей не хотелось вступать в препирательства с деверем. Между тем она задумалась над подходящим гербом для Умэ, который та могла бы постоянно носить после свадьбы.

Двадцативосьмилетняя Хана с энтузиазмом готовила свадьбу для Умэ, которая была на десять лет моложе ее, и наслаждалась каждой минуткой, словно выдавала замуж родную дочь. В ней проснулись совершенно иные чувства к Косаку, она начала относиться к нему с особым вниманием и заботой.

После того как Умэ забрали к Матани, жених перестал появляться в Агэногайто. Когда Хана пошла в «Синъикэ» поговорить с Косаку по поводу родственников Умэ, тот сидел мрачнее тучи, словно всем своим видом хотел показать: он нисколько не сожалеет о том, что стал причиной этих треволнений. Более того, Косаку был явно недоволен вмешательством Ханы – наотрез отказывался отвечать ей учтиво, бесился и злобно вращал глазами. Одним словом, вел себя с невесткой еще хуже, чем в первые годы ее пребывания в доме Матани. А когда Сэйитиро пришел навестить его, дядя холодно отослал племянника восвояси.

Вся деревня бурлила. Кэйсаку, поневоле отказавшись баллотироваться в собрание префектуры, целыми днями гонял в голове дурные мысли и лелеял свое разочарование, особенно после того, как узнал, что брат Ханы выставил свою кандидатуру на выборы в собрание Ито. Но Косаку это совершенно не волновало. Он сидел дома, читал или смотрел в потолок, когда книги надоедали.

Оба брата были очень несчастны. И только Хана с нетерпением ждала свадьбы. Как она и предвидела, репутация Кэйсаку ничуть не пострадала. Даже наоборот, все жалели его, потому что он добровольно вышел из предвыборной гонки. Косаку же давно слыл человеком конченым, так что хуже ему не стало.

Никто не думал, что младший сын Матани выберет себе такую низкородную невесту, но жители деревни все равно дарили Умэ благосклонностью, поскольку Хана взяла ее под свою опеку и относилась к девушке очень доброжелательно. Короче говоря, стараниями Ханы все обернулось к лучшему.

– Не забывай, что говорят про чистку уборных, хоть иногда это и бывает трудновато. Ты ведь хочешь, чтобы ребенок родился красивым, Умэ?

– Да. Я постараюсь, госпожа Матани.

– А после свадьбы носи кимоно подлиннее. Как хозяйка младшей ветви нашей семьи, ты должна быть дамой изысканной.

– О! Но никто не будет звать меня «хозяйкой»!

– Ладно, тогда ты до седых волос останешься «невестой из «Синъикэ».

– Так не пойдет!

Обе женщины рассмеялись.

II

По мосту весело шагала девушка. Белый шерстяной шарф небрежно обмотан вокруг шеи, один конец зажат локтем, второй развевается по ветру. Из-под коротких зеленых хакама[52] с двумя белыми полосками понизу выглядывают ножки в чулках и туфлях. Поверх кимоно из полосатого хлопка ручной работы красуется шелковая хаори. Форма одежды далеко не стандартная, но с первого взгляда понятно, что перед нами ученица Школы для девочек Вакаямы. Те, кто встречал ее впервые, непременно оглядывались ей вслед. Однако внешний вид Фумио уже давно не повергал в изумление жителей округи. Старшая дочь Матани много лет привлекала внимание всей деревни, а уж после поступления в Школу для девочек ее слава затмила отцовскую.

– Это старшая дочь, – шептали ей вслед деревенские. Иногда они критиковали девушку, временами же им ничего не оставалось, как только посмеиваться.

Самой Фумио было абсолютно все равно, что о ней говорят. Более того, она обожала шокировать окружающих. Именно поэтому и выступила против практики ношения красно-коричневых хакама. Однажды ее одноклассница пришла в школу в хакама зеленого цвета, подражая актрисам из знаменитого «Такарадзука кагэкидан»,[53] за что получила строгий выговор от учителей. Фумио тотчас подняла мятеж под лозунгом «В школьных правилах не сказано, что мы обязаны ходить в красно-коричневых хакама» и подбила всех своих одноклассниц переодеться в зеленые. Но на этом дело не кончилось, бунтарский дух Фумио ни в какую не желал успокаиваться. С белой каймы на ее ярко-зеленых хакама, которые она носила, несмотря на явное недовольство администрации, свисали двадцать пупсиков, каждый размером в сун. Конечно же она заявила: «В школьных правилах не сказано, что мы не имеем права подвешивать к хакама пупсиков». Фумио с характерной для нее дерзостью начала эту очередную кампанию протеста, когда ее подругу наказали за то, что она украсила свои хакама модными безделушками.

Фумио продолжала свой путь, безжалостно молотя ногами по подолу и не обращая внимания на пыль, оседавшую на черных туфлях. Крохотные пупсы весело танцевали вокруг хакама и вращали глазами, разглядывая мост Мусота, под которым, как и прежде, плавно несла свои жемчужные, зеленовато-голубые воды Кинокава.

В начале эпохи Тайсё[54] мост Мусота местные жители переименовали из Моста одного рина в Мост одного сэна[55] – именно настолько выросла пошлина. Всякий раз, когда река выходила из берегов, мост смывало. Не успевали отстроить его заново, как тут же устраивался банкет по поводу сдачи объекта. Деревенские шептались, что новый мост – это очередной пир для членов правления префектуры.

Кинокава, которая у истока, в провинции Ямато, звалась рекой Ёсино, несла свои обильные воды к морю с востока на запад, захватывая по пути все ручейки и речушки Ямато и Кии. Во время половодья жители близлежащих деревень боялись, что их дома затопит. Однако Мусота являлась единственным исключением на весь уезд Кайсо. В горах никогда не случалось оползней, наводнения тоже не причиняли урона. Именно поэтому природные катастрофы не слишком беспокоили обитателей My соты, и, если мост смывало водой, все селяне оказывали помощь в его восстановлении.