Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

сексуальные ограничения для всех тех, кто стремится идти древним Дао Конфуция. Как раз нет: все такие мужи обладали, как правило, повышенным либидо, а значит, и сексуальным «устремлением». И вряд ли Конфуций в этом отношении был исключением.

При этом правильные сексуальные отношения – это всегда прорыв к той изначальной «тайне» или «сокровенности», которую чистый жених видит в своей девушке. Этой своей «глубины» и «сокровенности» не видит сама девушка, – так по ее природе, но это «чудо» в ней всегда присутствует, потому что женщина изначально стои́т гораздо ближе к духовному миру, чем мужчина. При этом всякая женщина – это «слепое благородство», а ее мужчина должен сначала «прозреть», чтобы не уронить благородство девушки «в грязь», увлекая природное девичье благородство за собой в «свиную лужу».

Все это присутствует в иероглифах стиха, и все это, как в зеркале, отражается в Конфуции. Поэтому он и говорит о «согласии» между женихом и невестой, но не видит в таком согласии «похоти». И уже понятно, что это вовсе не означает того, что Конфуций – это какой-то «импотент»… но он, безусловно, и не «самец». Это суждение однозначно решает вопрос и о «сексуальной ориентации» самого Конфуция. Говорим об этом по той причине, что уже встречали и еще встретим в тексте его обращение к некоторым своим ученикам с таким же словом нюй – «девушка», какое мы видим в этом стихотворении. Человек, которому нравятся подобные стихи, вряд ли является гомосексуалистом.

И эти наши слова не следует воспринимать как оскорбление людей с другой сексуальной ориентацией, чем мы, «обычные». Следует хорошо понимать тот факт, что эту свою особенность человек получает от своих родителей, а они, в свою очередь, наследуют – от дедов и прадедов. Просто по каким-то неведомым нам причинам эта скрытая в родителях «хромосома» проявляет свое действие именно в их ребенке, а не в них самих. Поэтому ребенок – вне суда. Так по высшей правде. У него – такое же естественное сексуальное влечение, как и у нас. А извращения могут быть и в нашем «обычном» мире, и в этом отношении мы с гомосексуалистами равны. Древние – и скорее всего они здесь мудрее – в этом вопросе были выше нас, сегодняшних «христиан».

Но ведь и Христос был «мудрее» Павла: осуждает гомосексуализм только Павел, но не Христос. А Павел следовал закону иудеев – Торе, но не Христу, который иудеем не был. Но значит, и Павла в таком жестком приговоре гомосексуалистам винить тоже несправедливо. Жизнь многообразнее и значительно сложнее всех наших человеческих «заборов». Пусть живут, как им нравится, пусть усыновляют детей и «женятся», но только не надо возводить это в общечеловеческий идеал: им тоже следует учить «своих» детей правде, – тому, что на земле существует женщина-мать, жена. А откуда иначе появились на свет они сами? И избави Бог этих гомосексуалистов винить свою мать во всех своих «бедах». Пройдет время, придет другое рождение, и они тоже станут «натуралами». А кто-то из нас, возможно, – гомосексуалистом.

А почему Конфуций упоминает о какой-то «грусти», разлитой в этом стихе? Мы не можем отрицать того факта, что стих создан по канонам «медитации», а такое самоуглубление никогда не бывает, и не может быть, «радостным». Жених собирает речные кувшинки для предков, – именно им они предназначены. Он, наверное, помнит, своего деда, который его ласкал и баловал – любил, наверное, больше, чем родной отец, и которого уже нет в этой жизни: все они ушли в какой-то далекий неведомый мир, – умерли. Умный человек отличается от обыкновенного дурака тем, что знает, что умрет. А что там, за гробом? И какова наша участь, которая нам уготована? Разве все это – радостные мысли?

Для самого Конфуция тема жертвоприношения, которая рефреном присутствует в этом стихе и имеет отношение как к жениху, так и к невесте, – это тема главная. Правильно понимая это стихотворение, можно многое сказать и о самом Конфуции, – то, что он, по естественным причинам, скрывает, и о чем никогда не скажет, как и любой человек.

Суждение 3.21

3.21. Ай-гун спросил (вэнь) у (юй) Цзай-во о принесении жертвы Духу Земли на открытом алтаре (шэ). Цзай-во отвечая (дуй), сказал (юэ): «Госуда́ри (хоу) царствующего дома (ши) Ся [приносили жертву] при помощи (и) сосны (сун); люди (жэнь) [династии] Инь – при помощи (и) плакучего кипариса (бо), а люди (жэнь) Чжоу – при помощи (и) каштана (ли)». [Ай-гун] сказал (юэ): «Заставляли (ши) простой народ (минь) воевать (чжань) при помощи каштана (ли; возможно, здесь омоним ли – «сила», т. е. «заставляли [воевать] при помощи силы»)». Почтенный (цзы), услышав (вэнь) это (чжи), сказал (юэ): «*Искреннее (чэн) *жертвоприношение (ши) не (бу) *уговаривает (шо, т.ж. «обращаться к…») [жертву]. *Достойное (суй, т.ж. «достигать цели», «иметь успех») *жертвоприношение (ши) не (бу) [является] моральным назиданием (цзянь, т.ж. «увещевать», «указывать на ошибку», «убеждать») [для народа]. *А кроме того (цзи), *мертвых (ван) не (бу) порицают (цзю)».

Цзай-во – это ученик Конфуция, а Ай-гун, как нам уже известно, – правитель княжества Лу. В чем смысл беседы? Здесь очень важен контекст, – то, что ответил Ай-гун на слова Цзай-во, и то, как резюмировал все это Конфуций. Дело в том, что в старые времена, и даже в начале Западного Чжоу, на алтаре Земли (шэ) приносились кровавые жертвы, включая одновременные казни сотен военнопленных а также, судя по всему, изменников, преступников или дезертиров. Логика самого суждения свидетельствует о том, что речь здесь идет вовсе не о принесении алтарю Земли какой-то «мирной» жертвы, для сжигания которой и требовались дрова оговоренных выше сортов деревьев. Случаи эпизодических человеческих жертвоприношений имели место даже во время жизни Конфуция. В книге «История древнего Китая» (Т.2, стр. 463) Л. Васильев пишет:

В «Цзо-чжуань» сообщается, что в 532 г. до н. э. всесильный луский министр Цзи Пин-цзы после удачного похода на княжество Цзюй принес пленников в жертву на алтаре шэ (в тексте – Бо-шэ), что, естественно, вызвало осуждение и даже напоминание о том, что Чжоу-гун не одобрит и не примет такой жертвы. Сразу же после этого Пин-цзы умер, причем, текст комментария можно понять так, что смерть была как-то связана с его неодобрительной акцией.

К этому времени Конфуцию было около 20 лет, и более того, он родился и жил в этом царстве Лу, т. е. должен был прекрасно помнить об этом эпизоде. Конечно, ко времени жизни Конфуция самые жестокие проявления таких жертвоприношений ушли в далекое прошлое, и тем