Шаг во тьму. Дилогия - Иван Тропов

— Да ну?!

Виктор ответил своей фирменной ухмылочкой.

Но сейчас она меня не разозлила. Злость уже вытекла из меня куда‑то. Вся, до последней капли.

— А Старик… — Я облизнул губы. Вновь сухие‑сухие. — Катя сказала, ты был вместе с ним, когда они пришли.

Виктор медленно и шумно потянул воздух. Так же медленно и шумно выдохнул. И как‑то совершенно незаметно оказалось, что к концу этого маневра он смотрел уже не на меня, а в темноту за лобовым стеклом.

Я молчал, боясь повторить вопрос. Если бы Старик был жив и все это время был с Виктором, он бы не разрешил ему выкинуть со мной такую штуку.

Но если Старик не с Виктором, но все‑таки жив…

— А Старик… — опять начал я и опять не решился договорить.

Не знаю, какой ответ я боялся услышать больше…

Виктор лишь чуть качнул головой, не поворачиваясь ко мне.

Нет…

Значит, все‑таки нет…

Стоп! Я помотал головой. Стоп… А откуда он может знать точно?

— Думаешь или уверен?

— Знаю, — сказал Виктор.

Чертов самодур! Вечно‑то у него на все вопросы есть ответы, даже когда он не может знать!

— Как это ты можешь…

— Видел, — сквозь зубы проговорил он, продолжая глядеть в темноту перед собой.

Видел… Как он мог видеть?

— Я как раз занимался с его девочкой, — заговорил Виктор, — когда… — Он сжал губы и замолчал.

А я почувствовал, как лицо заливает жар.

— Ты… Ты был с ним?.. Когда они…

Виктор молчал.

— И ты бросил? Бросил его?!

Я крутанулся, целя правым кулаком ему в лицо, но все тело было какое‑то чужое, непослушное… он легко перехватил мой удар. Сжал меня за запястья, вцепился двумя руками — здоровый, за метр девяносто и под сто кило, — и встряхнул меня так, что зубы клацнули.

— Ну ты!!! — Он дышал мне в лицо, и вдруг оказалось, что вечно смешливые карие глаза почти обжигают. Оказывается, под вечной ухмылкой было что‑то настоящее. Там была ярость — и там была боль. — Что ты знаешь, а?! Что — ты — знаешь?! — Он еле сдерживался, я чувствовал это. — Как дал бы! Да… инвалид, б‑битый, да недостреленный… Уймись, понял?

Он толкнул меня обратно в кресло. Отвернулся и уставился в свое окно. На скулах играли желваки.

— Ты его бросил, — сказал я.

— Они окружили дом.

— Вот именно… А ты его бросил.

Бросил Старика. Беспомощного в этом его инвалидном кресле. Одного, окруженного этими пурпурными и гривастой! Бросил без единого шанса!

— Ты мог его вытащить. Должен был вытащить!

— Не знаю, мог ли я его вытащить… — глухо проговорил Виктор. — Они окружили дом, пять машин, а потом еще эта сука… Да не в том дело! — Он вдруг врезал себе по колену. — Не в том дело, понимаешь?!

Он повернулся ко мне. На его лице не было злобы, одно лишь глухое отчаяние.

— Я бы потащил его, даже если бы точно знал, что нам двоим не выбраться. Все равно потащил бы.

— Так почему же ты здесь?..

— А ты, оказывается, маленький, жестокий щенок, Крамер, — прищурился Виктор. Отвернулся в темноту. Вздохнул. — Почему я здесь… Он сам не пошел со мной. Вцепился в эту свою девочку и не пошел.

— Ну да, конечно, — ухмыльнулся я. — Он дал тебе оправдание, чтобы ты мог сбежать, и ты тут же вцепился в эту соломинку! И сбежал как последний…

— Не мели чепухи, Храмовник, — неожиданно спокойно сказал Виктор. Снисходительность вернулась на его лицо, непрошибаемая самоуверенность. — Вот уж чего Старик не стал бы делать, так это играть в такое тупорылое благородство.

— Но…

— Да сиди ты! — отмахнулся он. — Сиди и слушай, если сам думать не научился! — Он повернулся ко мне и заговорил медленно и терпеливо, будто ребенку объяснял: — Это все сказки с геройством для горячих щенков вроде тебя. А Старик… Он жизнь на это положил. Понимаешь? Жизнь. Всю свою жизнь. Ради того чтобы этих сук резать. Это было для него важнее всего. Понимаешь? А теперь подумай: что можем ты или я по сравнению с ним? Подумал? Если бы ему пришлось выбирать между тем, чтобы я бежал один, без него, и точно спасся — или чтобы мы выбирались вдвоем, с призрачными шансами уйти, хотя бы и одним к ста… — Виктор усмехнулся, заглядывая мне в глаза. — Нет, Крамер. В сопливое геройство он играть не стал бы. Он бы вцепился мне в шею своей клешней как краб и заставил бы меня тащить его оттуда. На коляске или на своем хребте, если не получится на коляске. А потребуется, так хоть на карачках с ним на шее.

— Но… — Я помотал головой. — Ты же сам говоришь, что у вас был шанс уйти!

— Да я тебе говорю: не в том дело! Не в том, понимаешь? Вдвоем мы, может быть, и выбрались бы. Вдвоем… Девочка эта его чертова, сирена увечная! Не брошу, и все тут…

— Да что ты мне про эту девочку?! — не выдержал я. — Ну и бросили бы ее, на фиг! Что мы, мало паучих кончили после этой девочки? Ну не убили бы одну из следующих, а просверлили бы ей лоб, или что там еще надо! Другую точно такую же сделали бы, а то и получше! — Господи, как только ему самому‑то это все не очевидно?! — Это же…

Я осекся.

Виктор очень внимательно посмотрел на меня. Без злости, без раздражения. Наоборот, с каким‑то редкостным интересом. Изучая.

— Что? — спросил я, поежившись.

Он вдруг рассмеялся. Смехом обреченного.

— Дур‑рак… — почти ласково выговорил он. — Ты что, в самом деле… О‑о господи… Крамер, какой же ты еще щенок, а…

И на этот раз его фирменная улыбочка действительно взбесила меня:

— Ты можешь нормально говорить?!

— Да если бы в этом было дело — поймать еще одну паучиху и довести ее до кондиции тренажера… — Виктор покачал головой, все разглядывая меня, и безнадежно цокнул языком. — Ох, Крамер, какой ты все‑таки еще щенок… Зубастый, жестокий, но глупый щенок… Ты что, ни разу в заднюю комнату не заглядывал?

Я нахмурился:

— Что за задняя комната?

— Ну за разделочной! Или ты ее только в разделочной и видел, на столе?

— Ну да… — На столе. В разделочной. Я никак не мог понять, про какую заднюю комнату он говорит.

— За столом дверь. А за ней еще почти полдома.

— Ну да. — Я пожал плечами. — Где‑то же должны стоять клетки с крысами…

— О боже! Ну ты и идиот, Храмовник! Да при чем тут крысы? Ты что, думаешь, что она всю жизнь на этом столе лежала? Целыми сутками?

Хм… Да я даже не задумывался об этом…

— За крысярней, дальше по коридору, ее комната… Или ты даже в крысярню не заглядывал?

— Нет…

— Тьфу! — от души выдал Виктор. — И вот с этим щенком… За что? — закатил он глаза. — Господи боже мой, за что?

Я сидел и молчал, переваривая. Старик… И эта… Неужели Старик…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});