Гибель вольтижера - Юлия Александровна Лавряшина

class="p1">«Испания накатывала горячими волнами, накрывала с головой, расплющивала… Вот только запахов ее сумасшедших, от которых он обмирал, различить не удавалось. Не получалось даже вдохнуть так, чтобы испытать от этого удовольствие. Раньше Антон и не подозревал, как можно радоваться обычному дыханию, глотать воздух и упиваться этим. А сейчас дышалось так мелко, скудно, что мутилось в голове: мало, мало!

Когда жижа под теменем переставала бурлить, Антон с недоумением спрашивал себя: откуда этот жар? Ведь в марте в Испании не было летнего зноя, который тоже был знаком ему, – не в первый раз оказался в стране корриды и фламенко, что, по сути, одно и то же. Правда, на «испанской сковородке» – исихе – раньше не бывал и почему-то даже не слышал, что так называют окрестности Севильи, куда в конце зимы Антона Чайкина пригласили сниматься. Фильм так себе, детектив среднего пошиба. Но какие локации для натурных съемок! Хотелось проглотить глазами…

Исиха не отпускала, хотя уже две недели как вернулся в Москву, но пекло не только снизу, через простыню, – жар охватывал со всех сторон, точно кто-то сунул его в духовку. Градусник бесстыже врал: разве человек может выдержать температуру больше сорока?

Хмурая московская сырость сразу налипла на кожу ознобом. Теперь ему чудилось, что не по себе стало уже в тот момент, когда вышел из такси в родном дворе и вдруг впервые почувствовал… Нет, это было даже не одиночество. Скорее он ощутил свою полную ненужность и этому городу, и миру в целом.

Хотя еще недавно соседки шептались у него за спиной:

– Артист пошел…

– Ой, я его вчера по Первому каналу видела!

– Да он на любом, какой ни включи.

– Я для своей Ксюшки автограф у него взяла…

– Для Ксюшки! Я для себя взяла!

Но когда он выбрался из машины с чемоданом, никто и головы не повернул, чтобы крикнуть:

– Антошка, привет! Вернулся?

А ведь он вырос в этом дворе, песочница до сих пор хранит его выцарапанные осколком инициалы «А.Ч.». Тогда никто не интересовался: не родственник ли он Лизы Чайкиной? Его детство пришлось на ту пору, когда сквозняки истории сдули прах памяти пионеров-героев. И не только пионеров… Это сейчас начали вспоминать их имена, потому и вопрос этот звучит в каждом интервью.

Лишь знакомая дворняга улыбнулась ему, когда Антон подошел к подъезду. Даже встала с теплой крышки канализационного колодца, поприветствовала. Неужели всерьез ждала, что этот загорелый красавец погладит ее, блохастую? Он прошел мимо, даже не улыбнувшись в ответ. Ну в самом деле! Какой смысл привечать бездомную псину, если не собираешься взять ее с собой?

А он не собирался. Вообще никогда не хотел собаку, даже в детстве. Не было у него и обычной детской тяги к разношерстным компаниям, в которых никто никому по-настоящему не друг. Его комната наполнялась персонажами куда более интересными, стоило ему остаться одному. Они и сейчас толклись у постели: высокомерные рыцари и грязные пираты. Все одинаково бесполезные…

Вот кто помог бы, так это обыкновенные врачи «Скорой помощи». Только Антон не вызвал их: в середине апреля новые съемки, не дай бог в больницу загреметь. Долго ждал этого проекта, такие не часто случаются, упустишь – потом всю жизнь будешь локти кусать. Уже до того сжился с героем, что сам с собой разговаривал его интонациями, без устали нащупывал, как правдивее показать биполярку.

Правда, теперь не до этого было, мысли путались, а кашель душил так, что еле смог выдавить в трубку:

– Маринка, солнышко… Не заскочишь ко мне? Все лекарства сожрал.

– Ты болеешь? – ее голос показался не сочувствующим, а испуганным.

– Акклиматизация, может. Знаешь, после Испании наша Москва…

– Ты в Испании был?! Так ты, может, его подхватил?

– Кого? – на миг в мыслях даже прояснилось от страха.

– Коронавирус.

Он с трудом сообразил:

– Ты про китайский, что ли?

– Да он уже пол-Европы выкосил, ты что?

«Я не верил в него, – припомнилось Антону. – Считал, что это какая-то гигантская мистификация. Афера ВОЗ. Или политический сговор… Черт! Неужели он во мне?!»

– Давно болеешь?

– Недели полторы… Или две? Какое сегодня число? Чего? Апреля?!

– Ты угодил во временную дыру?

Почему казалось, будто Марина смеется?

Его мысли ворочались медленно: «Что происходит? Почему мне никто не звонит, если уже апрель? Съемки откладываются? Или они разнюхали, что я свалился, и выкинули меня из проекта?!»

Антон заставил себя вернуться к началу разговора:

– Так ты лекарства принесешь? Тебе двор перейти!

«Пауза затянулась, – отметил машинально. – К чему это? Не во МХАТе, чай…»

– Антоша, ты знаешь, как я к тебе отношусь…

«А как?» – впервые задумался он.

– Но я к тебе не пойду. Это же, блин, смертельная зараза! Я даже к двери твоей не подойду. У меня мама в группе риска и сестра беременная, не хватало еще вирус домой притащить. Не обижайся! Хочешь, «Скорую» вызову?

– Пошла ты! – Антон бросил трубку на одеяло и закрыл глаза.

Но она тут же пиликнула сообщением. Или он мгновенно забылся сном? Не могла же весть разнестись за долю секунды, просочиться в чат, созданный управдомом – тощенькой тетушкой с острым носом!

«Жилец квартиры 62 Антон Чайкин болен коронавирусом. Если Чайкин выйдет из квартиры, вызывайте полицию. Но в целях самозащиты допускаются любые меры. Соседи по площадке, одевайте маски».

– Надевайте, – буркнул он. – Дура безграмотная…

И только тогда осознал: любые меры. Они убить его собрались, что ли? Голодом заморить? За эти полубредовые дни Антон съел все чипсы, даже яичницу пожарить не было сил. Была бы жива мама, сварила бы ему бульончик… В детстве так бывало часто: он сидел в постели с книжкой, а мама кормила его с ложки, чтоб не облился. Никто не знал об этом, так что стыдиться было нечего, а им обоим это доставляло удовольствие.

Когда Антону пришлось кормить маму с ложечки, ей это не было в радость, она уже глотать почти не могла… А он призывал на помощь весь свой чертов актерский талант, чтобы казаться веселым и внушать маме веру в несбыточное: скоро она поправится, вернется домой, а потом они вместе поедут… В Испанию? Не туда ли он мечтал ее отвезти?

– Мам, – вдруг позвал он шепотом, удивив самого себя.

Ничего к этому не добавил, она же всегда понимала его без слов. И если сейчас могла услышать короткий зов, то и все остальное уже знала: как ее не хватает сыну… Как холодно живется ему без любви, даже когда изнутри так жестоко печет… Или сейчас особенно?

Его никто не видел, поэтому