Гибель вольтижера - Юлия Александровна Лавряшина

Лекарства и пирожки не от меня. Пошел ты!»

– Не от тебя? – повторил он удивленно. – А от кого же тогда?»

* * *

– Как это происходит в твоей голове? – Артур на миг оторвал взгляд от дороги и улыбнулся мне.

Во время завтрака он успел прочитать мой новый рассказ, хоть и поворчал, что я опять не спала, а занималась черт-те чем… Но я-то знала, как Артур доволен тем, что новые рассказы появляются время от времени. Как по нему, так слишком редко. Но творчество как сердцебиение – у каждого свой ритм. Конечно, можно заставить свое сердце биться чаще, но выдерживать такое состояние изо дня в день вряд ли кому-то под силу.

Написать что-то мне удается, только если на душе спокойно и мысли не мечутся в голове шаровыми молниями, а текут ровным потоком. Ночью решающим стало то, что Артур уверил: все будет хорошо, Никита поправится. И нервная дрожь сошла с меня… Разноцветным драже рассыпалась по полу, затаилась по углам. А мой кораблик – кровать – подхватили те самые течения, которые постоянно волновались в закрытом пространстве. И мы с ноутбуком пустились в плаванье…

Я чувствовала Никитино дыхание, пока не дописала рассказ. Удивительно, как питается творчество всем, что происходит с нами, даже самым тягостным: если б он не заболел, эта история не родилась бы…

– Сама не знаю. Как-то само собой, – ответила я, наблюдая, как плывут за окном московские переулки.

Артур всегда находил короткие пути, которых не знали даже навигаторы. Их он терпеть не мог, считал участниками всемирного заговора, которые специально загоняют всех на Третье транспортное, чтобы освободить дороги для некоторых привилегированных. К ним он относил и себя, правда, уточнял, что примазался нелегально.

– Пора тебе показать рассказы профессионалу. Не только же нам с Никиткой читать!

Он упомянул его без опасений, что я разревусь, ведь мы уже позвонили в больницу и выяснили: состояние нашего больного стабилизировалось, температура понизилась на целый градус. Свидания с ним пока запрещены, но завтра Никите, возможно, разрешат пользоваться телефоном, и можно будет хотя бы созвониться.

Мир сразу наполнился красками, и, чтобы поддержать меня, солнце наконец выползло из-за тяжелых туч, и клены встрепенулись, расправив огненные перья, как сказочные жар-птицы.

– Венгровским сообщили еще вчера, – перескочил Артур на то, что волновало его не меньше, чем судьба моих рассказов. – Но со стариком встретиться не удастся, он серьезно болен. Чуть ли не при смерти… Или это отговорка.

– Ну не знаю, – усомнилась я. – Считается, что нельзя врать о болезни. Накаркаешь…

Его плечо приподнялось в сомнении:

– Может, они несуеверны? А хочешь посмотреть, какая обстановка в богатой компании? Наведаемся к Ярославе Венгровской?

– А она примет?

От изумления Логов чуть не выпустил руль:

– Меня?!

Похоже, вариант реальности, где перед ним захлопывают дверь, не существует в его системе координат.

– Нет, если она тебя увидит, то конечно…

– Язва! – буркнул он добродушно.

Так нас обоих называла мама и добавляла, что если б мы родились в Сибири, то были бы сибирскими язвами… Я поспешно отогнала воспоминание: сейчас не время для грусти.

На самом деле я лучше вернулась бы в цирк и потрепалась с клоуном Гришей о накладных носах (мы же это планировали!), но Артуру явно хотелось, чтоб я отправилась с ним. Зачем? Неужели он тоже не так уж уверенно чувствовал себя на территории другой прослойки общества? Логов-то?! Я тут же почувствовала себя старшей: как бросить ребенка в беде? Такого милого…

Удивительно, но высоченное здание, в котором трудился дружный рой подчиненных Бориса Венгровского, находилось не в центре, как я предполагала, а на юго-западе Москвы, так что добрались мы не быстро. По дороге Артур созвонился с судмедэкспертом Комитета Стефановичем, и тот заверил, что в крови Миши Венгра не обнаружилось следов алкоголя или наркотических веществ.

– Парень ответственно относился к делу, – заметил Артур, отбив звонок. – Работал только чистым. Хотя, судя по всему, жук еще тот был: партнеров своих ни во что не ставил – у одного жену соблазнил, другому деньги не вернул… Не удивлюсь, если всплывут и другие, кого смерть вольтижера не огорчила. Вот что меня беспокоит: его телефон исчез. Нигде не нашли.

– А кто сообщил Венгровским?

Он посмотрел на меня с недоумением – пытался угадать ход мыслей.

– Поливец.

– И как они отреагировали?

– Ну давай выясним, – предложил Артур, помолчав.

Ему, видно, стало досадно, что он сам не расспросил Антона об этом. В свое оправдание он добавил:

– Не думаю, что нашего опера соединили с кем-то из семьи…

Я подхватила, чтобы он совсем не скис:

– Скорее всего, Поливец передал инфу секретарю. Хочешь, я сама наберу его?

Поливец отозвался не сразу да еще и рявкнул в трубку:

– Ну чего тебе?! Занят.

Мне сразу же захотелось обругать его последними словами, но я буркнула:

– Я по поручению Логова. Он просил узнать, с кем из Венгровских ты вчера разговаривал?

– Ни с кем, – буркнул Антон, но уже спокойнее. – Меня соединили с секретаршей Андрея Венгровского. Это…

– Старший сын, я знаю. А он сам так и не взял трубку?

– Секретарша поклялась, что немедленно доложит шефу. В таком духе.

– Понятно, спасибо.

Я отбила прежде, чем Поливец успел сказать что-то еще. Артуру даже не пришлось пересказывать наш разговор, он все понял:

– Значит, реакция семьи нам неизвестна, – и подмигнул мне. – Но скоро мы все выясним!

Его оптимизм был заразителен. Подозреваю, Логова любили в Следственном комитете еще и за то, что он всегда верил в успех любого дела, за которое брался, и остальные заражались его убежденностью. Я не интересовалась, есть ли у него нераскрытые дела. Кому приятно о таком вспоминать? Но Артур был на хорошем счету, значит, напортачил немного.

Поэтому рядом с ним я чувствовала себя спокойно, как укутанный в одеяло младенец. Можно позволить себе взбрыкнуть и даже учудить глупость, когда точно знаешь: сильные руки поймают тебя или вытащат из любой дыры, в которой ты застрянешь. Я любила Никиту, но почему-то он не внушал мне такого чувства безопасности, как Артур. Логов казался мне тем самым опытным волком, который побывал во всех передрягах и которого не подловишь. Я надеялась, что никогда не увижу, как Акела промахнется…

– Твой рассказ, – неожиданно вернулся он. – Все в дело в нем, да? Надеюсь, Никита не обидится, что на его болячке ты взрастила историю о другом парне…

– Ты бы обиделся?

Его улыбка показалась мне грустной:

– Про меня никто никогда не писал.

Я пальцем тронула его руку, лежащую на колене, – он всегда