Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

/ Собрался пешком по свету… / И пришел-таки к маршруту: / Вниз по Волге, вниз по Пруту, / Мимо озера Ильмень / В Порт-Саид через Тюмень…, но не смог осуществить всех планов, поскольку был раздет грабителями около Сокольников [На суше и на море: поэма о туризме, рис. Б. Ефимова, Ог 26.06.27]. «Сейчас моден туризм. Вон, Пашка Соловьев пошел пешком в Индию, Сергей Щевелев, знаешь, на что уж модник, поехал на велосипеде в Египет, Ванька Зухер побежал на Северный полюс…» [Б. Левин, Жертва моды, См 28.1927]. Другой фельетонист предлагает заголовки и лозунги: «Ноги как классовое орудие ходьбы», «Помните, что только пешком можно дойти до социализма», «Пешеходы всех стран, соединяйтесь!» и т. д. [И. Кремлев, Шляпа с пером, Бу 26.1927].

Пешие путешествия в индивидуальном порядке пропагандировались прессой и поощрялись местными властями, чем, естественно, пользовались жулики и самозванцы. Ср. на эту тему рассказы И. Ильфа «Пешеход» и Е. Петрова «Знаменитый путешественник» [См 43.1928; Рабочая газета, 02.10.30]. «Каждому хочется стать пешеходом», — так резюмируется пешеходное поветрие в расссказе Ильфа. Заручившись «мандатом» от совета физкультуры, пешеход разъезжает на поездах по районным центрам и совершает набеги на редакции газет: «В редакцию он входит, держа в правой руке знамя, сооруженное из древка метлы, и лозунг, похищенный из домоуправления в родном городе». Знаменитого пешехода осыпают бесплатными благами, слава его растет, и когда он на исполкомовском автомобиле [см. ДС 1//18] проезжает через маленький город, в толпе шепчут: «Это пешеход! Пешеход едет!»(не реминисценция ли из дантовского-брюсовского: И когда вдоль улиц прохожу я мерно, / Шепот потаенный пробегает вслед). В рассказе Петрова за туриста-пешехода выдает себя обыкновенный летун [см. ниже, примечание 14]. Пешеход, с комфортом передвигающийся по железной дороге, выведен в его же рассказе «Коричневый город» (1928). Одну из юморесок на тему пешеходного поветрия см. в Приложении к настоящей главе.

1//5

…Который вышел из Владивостока юношей и на склоне лет у самых ворот Москвы будет задавлен тяжелым автокаром, номер которого так и не успеют заметить. — Архетипическим фоном этого физкультурника является фигура паломника, отправляющегося в далекое путешествие и гибнущего на пороге желанной цели. Пример — легенда о смерти Иегуды бен Галеви, еврейского поэта из Толедо XII в., который в преклонном возрасте отправился в паломничество в Иерусалим и погиб у самых его ворот, пронзенный копьем проносившегося мимо всадника-сарацина. Ему посвящена одноименная поэма Г. Гейне. Он упоминается также в автобиографическом рассказе И. Бабеля «Дорога», где герой, с огромными трудами дойдя до Петербурга, сваливается там от усталости и болезни и пытается «вспомнить имя человека, раздавленного копытами арабских скакунов в самом конце пути. Это был Иегуда Галеви» (опубликован в 1932).

1//6

Или другой, европейский могикан пешеходного движения. Он идет пешком вокруг света, катя перед собой бочку. — В печати сообщалось о западных туристах, чьи пешие путешествия сопровождались рекламной эксцентрикой. «Современные путешественники-оригиналы чаще всего совершают свой путь пешком… Некий Гарри Розен из Сан-Франциско решил прославиться тем, что обойдет всю землю, играя на скрипке… Немец Фред Мориан держал пари, что он в течение 6 месяцев совершит путь из Кёльна до Берлина через Майнц и Мюнхен, катя перед собой огромную винную бочку… разукрашенную рекламами немецких виноделов: «Пейте только немецкие вина!»» Этим эксцессам буржуазного туризма советская пресса противопоставляет «тот крепкий и здоровый идеал пролетарского туризма, за который теперь ведется кампания в нашей общественности… Турист-пешеход, изучающий народности, природу, хозяйство различных областей Советского Союза, соединяющий спортивные задания с законным удовлетворением любознательности, — вот нарождающийся представитель советского туризма… Пусть другие катят бочки, играют на скрипках или идут задом наперед — уральский металлист или иваново-вознесенская ткачиха полетят на аэроплане, выиграв путешествие в лотерею Осоавиахима» [Альде, Будем путешествовать! Ог 06.02.27; см. также: Б. Лешин, Собиратели километров, ТД 07.1929].

1//7

Вход Бендера в г. Арбатов и его визит в горисполком [от слов «Гражданин в фуражке с белым верхом...» до слов «— К вам можно?»]. — Вход героя в город — типичный романный зачин [ср. ДС 5//1]. В данной сцене ряд деталей имеет параллели в классическом романе (Бальзак, Гоголь, Достоевский), а некоторые черты восходят и к более древним образцам. Приведем лишь несколько соответствий:

Гражданин в фуражке с белым верхом, какую по большей части носят администраторы. летних садов и конферансье… — Для первого появления героя типично овнешненное описание его фигуры и одежды, обычно путем отнесения к каким-то известным типам, модам, изображениям в искусстве и проч. «[У незнакомца]…была прическа а ля Каракалла, ставшая модной благодаря школе Давида…» [О. де Бальзак, Дом кошки, играющей в мяч]. «У неизвестного была крупная голова с шапкой густых волос, с широким сумрачным лицом, какие нередко встречаются на полотнах Каррачи» [О. де Бальзак, Вендетта]. «Путешественник… сидел на коне будто влитой, как сидят старые кавалерийские офицеры» [Бальзак, Сельский врач]. Ср. у Чехова: «По одежде его [незнакомца] можно было принять даже за аристократа… Перчатки с модными застежками, какие мы видели ранее у вице-губернатора» [Злоумышленники: рассказ очевидца].

Он двигался по улицам Арбатова пешком, со снисходительным любопытством озираясь по сторонам… Город, видимо, ничем не поразил пешехода в артистической фуражке. — Для персонажей высокого демонического типа характерно впервые оказываться в некотором месте, даже если это не захолустье, а мировой город (граф Монте-Кристо в Париже, Воланд в Москве). Сценки, развертывающиеся перед глазами Бендера, показываемые через его восприятие, — типичный элемент начала романа: так обстоит дело в «Мертвых душах», в «Сельском враче», в «Мастере и Маргарите» (Воланд наблюдает спор между Бездомным и Берлиозом) и др.

Новоприбывший с интересом, хотя и без удивления, разглядывает место предстоящего действия: «[Путешественник]…любовался пейзажем, ничуть не изумляясь его разнообразию» [Сельский врач]; «Чичиков отправился посмотреть город, которым был, как казалось, удовлетворен, ибо нашел, что город никак не уступал другим губернским городам» [Мертвые души, гл. 1]. Для «фамильного» сходства Бендера с Воландом характерны следующие черточки: Он увидел десятка полтора голубых, резедовых и бело-розовых звонниц… [и далее до конца сцены с Талмудовским, до слов: ] — Нет, это не Рио-де-Жанейро; «Иностранец окинул взглядом высокие дома… причем заметно стало, что видит это место он впервые и что оно его заинтересовало… Чему-то он снисходительно усмехнулся...» [Мастер и Маргарита, гл. 1].

Девушки… бросали на приезжего трусливые взгляды. Он проследовал мимо взволнованных читательниц парадным шагом… — Не только гость смотрит на город, но и город с интересом (восхищением, страхом…) взирает на него; тот, однако, не обращает внимания на производимое им впечатление. «Юный денди, поглощенный тревожным ожиданием, не замечал своего успеха: насмешливо-восторженные возгласы, неподдельное восхищение — ничто его не трогало, он