Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

описывают реконструкцию, пробуждение деревни, да еще революционные поэты, вот и все чтение» [Viollis, Seule en Russie, 153–154; со слов московского библиотекаря].

Согласно опросу читателей Московской области в 1927, наиболее читаемыми среди рабочих были Ф. Гладков, Л. Сейфуллина, А. Неверов и А. Серафимович; служащие предпочитали Гладкову П. Романова [Brooks, Studies of the Reader…, 195]. Забудь про графа Нулина — / Теперь нужна Сейфуллина [Бе 03.1928].

Книги Э. Ожешко должны восприниматься в этом ряду как девические бестселлеры более старых времен (и тем самым в некотором диссонансе с Гладковым и Сейфуллиной): «Читаю «Цепи» Ожешко» [из письма 16-летней девушки в 1911; В. Каверин, Перед зеркалом]. «Моя любимая Элиза Ожешко» [Прегель, Мое детство, 1: 246, 3: 251]. О читательских вкусах и анахронизмах эпохи см. также ДС 4//6; ДС 7//10; ДС 34//2; ЗТ 13//10 и 11.

1//13

…Размахивая вздутой папкой с тисненой надписью «Musique», быстро шел человек… Он что-то горячо доказывал седоку. Седок… время от времени показывал своему собеседнику кукиш. — «Нотная папка, где по-французски золотыми буквами написано «Musique»», была известной принадлежностью музыкальной барышни, спешащей на урок [Прегель, Мое детство, 1: 317; Тэффи, Дача, и др.]. У Л. Кассиля упоминается ««Musique» — черная папка с толстыми шнурами, с вытисненным медальоном Антона Рубинштейна, с белыми муаровыми закрышками» — в руках студентки дореволюционной консерватории [Вратарь республики, Собр. соч., т. 1: 384]. В. Милашевскому запомнилась «большая папка с черными петлями-ручками. Посредине папки медальоном — выдавленный выпукло, с легким блеском, профиль Бетховена» [Вчера, позавчера, 32]. В рассказе Г. Ландау «Аля», как и в ЗТ, папка «Musique» употребляется для целей, имеющих мало общего с музыкой, — ее носит проститутка для привлечения клиентов [ «Сатирикон» и сатириконцы, 378].

Кукиш — жест презрительного отказа, частый в плебейском обиходе 20-х гг. [см., помимо данного места, ЗТ8//36].В одном очерке о поездке по РСФСР некий «колбасник» обращается в контору на пристани за жалобной книгой. «Вам жалобную книгу, гражданин? — переспросил представитель власти… — Так получите же жалобную книгу, гражданин. — С этими словами гражданин из конторы протянул в окошко два чрезвычайно грязные кукиша и потряс ими в воздухе» [А. Гарри, О хорошем и плохом, КН 11.1929]. Вульгарный этот жест перешел в советское обращение из старого (ср. его употребительность у чеховских персонажей). Намек на него находим в «Самоубийце» Н. Эрдмана: «Для играния на бейном басе применяется комбинация из трех пальцев» [из самоучителя игры на трубе; д. 2, явл. 1].

1//14

Придется поставить вопрос о рвачестве. — В лице инженера Талмудовского выведен рвач, или летун, — человек, часто меняющий работу в погоне за выгодными условиями, частый персонаж сатиры начала пятилетки. Летуна нередко изображают парящим в небе: так, на рисунке К. Готова «Новый вид спорта» руководители производства пытаются поймать этого человека-мотылька сачками с надписью «Тарифная сетка» [Пж 18.1930]. На другой карикатуре фигура специалиста, улетающего по небу от завода, снабжена стихами: Птичка рвачая не знает / Ни заботы, ни труда, / Хлопотливо не свивает / Долговечного гнезда… [sic; Кр 30.1930].

Летун редко признается в корыстных целях, рисуя себя человеком принципа: «Мне на деньги плевать. Я вовсе не из-за денег, а из-за культурно-бытовых и общественных условий». При споре с нанимателями он «загибает пальцы», входя в такие подробности, как наличие и качество клуба, театра, даже буфета с холодным квасом и т. д., ни на минуту не забывая и о главном, т. е. окладе [Сарданапалыч, Речь летуна, Ог 30.08.30]. Ср. слова Талмудовского: «— Плевал я на оклад! Я даром буду работать!.. Квартира — свинюшник, театра нет…».

Кампания против летунов и рвачей особенно усилилась после XVI партсъезда летом 1930. Теме летуна, маскирующегося под пешего туриста, посвящен рассказ Е. Петрова «Знаменитый путешественник».

Талмудовский — персонаж «виньеточный», не участвующий в основном действии романа, но знаменующий своим появлением наиболее важные его моменты и паузы: начало [ЗТ 1], канун первого свидания Бендера с Корейко [ЗТ 14], пожар «Вороньей слободки» и сцену в газоубежище [ЗТ 21 и 23], открытие Турксиба и победу Бендера над Корейко [ЗТ 29]. Виньетка использует злободневный мотив, специфика которого (передвижения летуна по стране) мотивирует его возврат в ключевых точках сюжета, развертывающегося на широком пространстве. Перед нами пример умения, с каким соавторы вплетают элементы современной им действительности в жанровую и сюжетную механику классического романа. Другие примеры подобной органичности — в сценах с агитационным гробом и газовой тревогой [ЗТ 18//19 и ЗТ 23//1].

1//15

— Вы — дезертир трудового фронта! — Дезертир (такого-то фронта) — одна из стертых политметафор эпохи: «Беспощадная борьба с правыми примиренцами — дезертирами с революционного фронта!» [из лозунгов к Международному красному дню, Из 21.07.29]; «Требуем решительных мер к дезертирам трудфронта» [заголовок в заводской газете, НМ 02.1930:168] и др. Выражение «трудовое дезертирство» существовало уже в эпоху военного коммунизма (встречается, например, в резолюциях IX съезда компартии).

1//16

— Здравствуйте, вы меня не узнаете?.. А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца. — Я тоже похож на своего отца, — нетерпеливо сказал председатель. — Вам чего, товарищ? — Тут все дело в том, какой отец, — грустно заметил посетитель… — Ср. сходный разговор плута, выдающего себя за сына наркома иностранных дел СССР Г. В. Чичерина, с секретарем горисполкома в повести Свэна (И. Кремлева) «Сын Чичерина» [Бе 14,15 и 16.1926]:

«— Послушайте. Должен вам сказать, что папа приедет только через неделю.

— Папа? Какой папа?

— Вот чудак! — засмеялся молодой человек, — он еще спрашивает. Понятно, какой. Не римский же папа. Георгий Васильевич, вот кто…» [цит. по кн.: Вулис, И. Ильф, Е. Петров, 152].

Фраза «Вам что/чего?» в те годы грубовато-демократичных манер была заменой старомодных «Что вам угодно?», «Чем могу помочь?», причем не только в канцеляриях, но и в сфере обслуживания. «Вам чего, товарищ? — спросил Галерейский, не поднимая головы» [Ильф, Петров, Призрак-любитель; далее оказывается, что перед Галерейским привидение]. «Вамчто, гражданин?» [Обида, См 26.1926]. «— Товарищ, — настойчиво повторил неизвестный. — Шестой год знаю, что товарищ… — ответил секретарь. — Вам чего?» [Свэн. Обыкновенная история // Сатирический чтец-декламатор]. Отметим тот же тон нетерпения в сцене ЗТ 1: «Я тоже похож на своего отца». Бюрократы в рассказах В. Катаева, говоря с посетителями, чередуют две шаблонных фразы: «Вам что, товарищ?» и: «Короче!» [В. Катаев, До и По (1926)]; ср. ЗТ 24//14; ср. «Вам чего?» [продавец большого спортивного магазина — покупателю, Чу 09.1929].

1//17

— …Я сын лейтенанта Шмидта. — «Дитя лейтенанта Шмидта» [ИЗК, 244, июнь-сентябрь 1929].

Лейтенант Петр Петрович Шмидт (1867–1906) — один из романтических героев русской революции, руководитель восстания на крейсере «Очаков» в ноябре 1905 в Севастополе. Расстрелян по приговору военного