Вселенская пьеса. Дилогия (СИ) - Евгения Федорова

Некоторое время кошка смотрела на меня выжидающе и я, не сдержавшись, подкинул ей вторую галету, с которой животное расправилось так же быстро, как с первой. Зверский аппетит, нечего сказать.

Я посмотрел на сухпай, но меня затошнило. Нет, еда сейчас не для меня, пусть уж жрет, ничего страшного. Я уже развернул третью галету, когда обнаружил, что животное улеглось на ветке, неудобно подобравшись из-за короткого поводка, и дремлет, прикрыв глаза. Вот ведь, поела, можно и поспать!

Тверской очнулся в начале ночи, а вот сам я к этому моменту уже был в полуобморочном состоянии. Перед глазами по роговице ползали радужные точки, но против ожидания наблюдать за ними было не забавно. От их мельтешения кружилась голова и тошнота волна за волной подступала к горлу.

Яр внезапно шумно вздохнул и приподнялся, а потом смачно выругался.

— Где я, Доров?! — между нецензурщиной осведомился полковник.

— Пить хочешь? — выслушав тираду, вяло уточнил я.

— Мы где? Что случилось то?

Я понимал, что ему хочется узнать обо всем, да и судя по голосу Тверской хорошо отдохнул и был бодр духом. Только вот я подобным похвастаться не мог.

— Это был яд, тебя укусили ящерки, от которых мы отстреливались, — пояснил я, передавая ему в темноте флягу. Кажется, этой флягой я ткнул ему в нос, но полковник жаловаться не стал. Он провел без воды несколько дней и представляю, какая жестокая жажда его сейчас мучила. — Только быстро не пей, и много тоже не стоит — вырвет.

Яр, судя по звучным глоткам, моим советам не последовал. Пил он долго и потом несколько минут не мог отдышаться. Наконец полковник вздохнул облегченно, и выдал:

— Как же хорошо, даже мысли прояснилась. Вот не даром говорят, что вода — это жизнь! — и без перехода: — Что дальше то было, где мы? у меня с ногой серьезное что-то?

— Серьезно — не серьезно, тебе судить, — отозвался я. — Вроде укус выглядел не очень страшно. Мы с тобой сейчас на том самом дереве, под которым стреляли. Я тебя наверх затащил, вкатил двойную дозу…

— Оба биотика? — уточнил Яр.

— Оба, да и с ними ты провалялся четыре дня… или три. Знаешь, я потерял счет времени. Наверное, все же сегодня третий день. Заканчивается.

— Спасибо, что спас, — неловко помолчав, поблагодарил Тверской.

— Похоже, настала твоя очередь.

В темноте мы друг друга не видели, но я отчетливо почувствовал тихий испуг. Не, ну это нормально, это понятно. Он же должен меня уберечь, или операция сорвется. И тогда… кто-то что-то сделает с близким ему человеком.

Что-то я опять не о том думаю…

— Все в порядке, капитан? У тебя голос странный…

— Да мне тут досталось, Яр, — через силу сказал я. — Может и яду, но, скорее всего, просто зараза какая-то. У меня лихорадка…

— Как подцепил? — Тверской сел поудобнее и чертыхнулся, видимо неудачно пошевелив раненой ногой.

— Красная лиана шипы понавыпускала, а я ей спину подставил. Ну и руку рассадил, хотя там мелочи конечно…

— На красных лианах яда вроде бы нет, на спине разрывы глубокие?..

— Да черт его знает, Яр! — взвился я, неожиданно сорвавшись — Я ж не акробат на свои лопатки глядеть!

Из кустов приглушенно рыкнула мэйская кошка, Яр всполошился:

— Это что?!

— Не боись, рассветет — увидишь. Полковник, у нас тут странное, но безопасное соседство, не обращай внимания.

— Да, ты прав, есть дела и поважнее. Чего-то я не могу нащупать рюкзак, где аптечка…

Он поднялся.

— Осторожнее ты, не сверзись! — шикнул я на него. — Мы ж на дереве, дубина!

— Да я вроде вижу чего-то.

— Ничего ты в темноте не разглядишь!

— Постой, Доров, не нервничай. Не цепной пес, чтобы лаять, уймись. Оставь дела профессионалам, — он не весел хмыкнул, с легким шорохам роясь в карманах. — Да уж, неожиданный поворот сюжета вышел, — продолжал он в полголоса. — Кто бы мог подумать, что за нами типексы увяжутся. И ведь я знал, что они стаями охотятся, но когда высыпали на поляну, уже ничего не смог сделать. Черт, как повезло, что ты был на дереве…

Он щелкнул и узкий лучик фонарика яростно прочертил темноту и уперся в кору.

— Откуда? — обалдел я.

— Протащил через сканеры, — пояснил Яр и значительно убавил мощности. Это правильно, мы на дереве как на маяке, как бы на этот лучик не пришел кто-то погреться.

Полковник быстро мазанул голубоватым пятном по развилке, прикидывая ее размеры и свыкаясь с геометрией, потом бесцеремонно перевел луч мне на лицо. Снова выругался, но уже по другому. Посветил вдоль ветвей, откуда рыкнула мэйская кошка. Присвистнул.

— Даже знать не хочу, как тебе удалось надеть на нее ошейник, и не рассказывай мне, для чего ты просто ее не пристрелил, — потребовал Тверской. — Доров, какого черта было так рисковать?!

— Поверь мне, я не рисковал, — проворчал я. — Когда она сюда сунулась, я спросонья приложил ее прикладом, и поверь, у меня в этом деле уже практика ого-го.

— В каком деле, — не понял полковник, пристраиваясь рядом со мной и жестом показывая, чтобы я ему предъявил израненную спину.

— В деле быстрого реагирования на появляющиеся на этом дереве рожи, — кривясь, я расстегнул комбинезон, спустил его до пояса.

— Ничего хорошего, — лишь бросив взгляд, сообщил Яр. — Сейчас промою, а то под коркой крови ничего толком не поймешь. Потом будем решать.

Я вздрогнул от его прикосновения. Руки полковника показались мне ледяными, но было понятно, что это не он замерз, а я горю.

— С таким жаром до спасения ты не дотянешь, — сообщил мне нерадостную весть Яр. — Нагрузка на сердце, почки и печень тебя убьет. Надо будет достать еще биотик…

— Думаешь, я не пробовал? — проворчал я, кусая губы.

— Расскажи мне эту захватывающую историю, — предложил полковник и он был прав, пытаясь отвлечь мои мысли. Верное решение. — Только не говори, что слез с дерева именно для этого…

— Именно для этого, — согласился я, — так что смотри, не повтори моих ошибок. Этот мир — минное поле даже для того, кто понимает что к чему…

И, кривясь и охая, прерывая рассказ, чтобы отдышаться или выругаться, я поведал ему печальную историю своего похода за добычей.

Яр тем временем тщательно промыл рваные и довольно глубокие раны, после чего оставшимися салфетками прикрыл выглядевшие особенно плохо. От этих манипуляций, от голоса живого человека рядом мне стало легче. Ночь вокруг нас было подозрительно тихой, никто не стрелял, и даже тело рептилии, валявшейся под стволом, никто не пришел есть. Изредка порыкивала мэйская кошка и, видимо, напуганные ее голосом, остальные твари старались держаться от нашей «елки» подальше. Кажется, жизнь налаживалась.

Планета Мэй. День четвертый.

Когда я проснулся, Яра в развилке не было. Он ушел, забрав мачете, автомат и три обоймы, оставив мне одну целую и полупустую. Кошка никуда не делась и внимательно наблюдала за мной, но не проявляла никаких признаков агрессии. Болела голова, температура не спала. Я лежал на боку, скрючившись, и мое тело превратилось в один сплошной сгусток боли.

Сделав несколько жадных глотков воды, я бросил мэйской кошке очередную галету и снова уснул. И, кажется, больше в себя не приходил.

Планета Мэй. День пятый.

Кошка переступала с лапы на лапу. Ее охватило волнение: короткий поводок не давал подойти и обнюхать брата. Она чувствовала себя потерянной.

Второй из ее новой стаи ушел и не вернулся. Как она не слушала, но не слышала его быстрых шагов.

Ей хотелось есть, но ни одна тварь не рисковала лезть на деревья. Днем кошка схрумкала жука, но это была ее единственная добыча за весь день.

И вот, наконец, вернулся второй из стаи. Он был грязен и зол, лез на дерево долго и с натужным сопением. Кошка знала: второй из стаи вернулся без добычи. Она чувствовал его усталость и тоску. От голода она тихо взвыла и, свернувшись клубком, уснула.

Планета Мэй. День шестой.

— Ахренеть!

Я с трудом приподнялся на локте, потеряно оглядываясь, и увидел мэйскую кошку без ошейника. Она, как и ничего непонимающий Тверской, стояла посреди прогалины, пялясь на изменившееся пространство.

— Яр, автомат, — хрипло напомнил я, и тот повернулся к хищнице. Запоздало, надо сказать. Если бы тварь решила нами полакомиться, она бы уже разорвала Тверского на части и приступила к коронному блюду: беззащитный Доров в собственном соку. Но кошка внезапно подскочила и метнулась прочь.

— Тебе лучше? — уточнил Яр, глядя, как улепетывает животное, получившее неожиданную свободу.

Хочешь не хочешь, плохо — не плохо, а надо было вставать и разбираться, что произошло.

Морщась и ругаясь сквозь зубы, я кое-как поднялся и задал самый обычный в такой ситуации вопрос: