Вселенская пьеса. Дилогия (СИ) - Евгения Федорова

Закрыв люк, я насыпал сверху пыли — благо ее здесь было как на летних проселках Подмосковья — рухнул без сил обратно на свою импровизированную кровать, и даже не заметил, как уснул, а проснулся снова от жалящего укола в плечо и порхания светового пятна по стенам.

Надо мной на коленях стоял Яр, зажав фонарик в зубах.

— Живой? — уточнил я хрипло и закашлялся.

— Ты даже не представляешь, насколько! — усмехнулся полковник и сел рядом, неловко вытянув раненую ногу. — Мешает, — пожаловался он, проследив мой взгляд, — подводит регулярно.

— Могу отрезать, — предложил я без тени улыбки, — чтобы не мешала.

— Твоя пантера объявилась. Ходила за мной, тварей всяких распугивала и, кажется, клянчила сухпай. Никогда бы не подумал! Эту животину даже сперолл испугался, взвыл в кустах, словно я в него пальнул, и тикать. Ты знаешь, что в сперолле килограмм триста полезной плотоядной массы? Да откуда тебе знать, ты же у нас принципиальный…

— С чего бы это мэйской кошке тебе помогать, она же тупое животное…

— И ничего не тупое, — обиделся Яр. — Она очень умна и, по-моему, она нанялась за галеты на нас поработать. Я ее твоей порцией подкармливаю, ты все равно ничего не жрешь…

— Ну вот, мои харчи разбазаривают… — протянул я. — Что ты мне вколол?

— То, что и нужно было, биостимулятор. Удалось словил пришельца. Сероватый парень с планеты Сетра, слыхал о такой? Я что-то не в курсе, ну да ладно. Дурак дураком, попался в простую ловушку. Я натянул лиану, и ствол подпер, почти полчаса корячился — как раз на тропе, по которой мы прошли. Ну, на всякий случай. А он за лиану дернул.

— Пришибло? — уточнил я.

— Да нет, живой, лежит там наверху, ноет, когда меня видит, но кричать боится. Оружия у него не осталось, да и сам он один из пары только выжил.

— Его там пантера не сожрет? — уточнил я.

— Не думаю, я с ним долго беседовал, она к нему привыкла.

— О чем? — уточнил я.

— Да жалился мужик, просил освободить, рассказывал, как нужна ему эта победа, вроде как у них планета на грани катастрофы или что-то такое, у него хреновый общегалактический, лопочет быстро, да и ребра дерево ему переломало, я так и не понял. Заливал, короче, на жалость давил…

— Иди и освободи его, — велел я.

— Что? — не понял Тверской.

— Иди, — разделяя каждое слово, отчеканил я, — и… освободи… его.

— Мда, я слыхал, что от лихорадки мозги вскипают, но не думал, что увижу такое, — усмехнулся Яр.

— Тверской, я не шучу. У него нет оружия, ты отобрал у него медикамент, теперь отпусти беднягу.

— Антон, — почти ласково сказал Яр, — это естественный отбор, ты забыл?

— В любой ситуации надо оставаться человеком, — сухо отрезал я, без стыда вспоминая, как сам стрелял из-за деревьев по мародерствующим стрелкам. Яр моего намека не заметил.

— Ты подумай головой, — едва сдерживаясь, заговорил полковник, — он ведь не упустит повода пальнуть тебе в спину. Зачем так рисковать?

Я вздохнул и встал, подняв автомат. Как же неудобно с ним без ремня, приходится все время держать в руках.

Голова закружилась и я, пошатнувшись, чуть не упал.

— Пойду сам.

— Послушай меня! — заорал Тверской, но я остановил его жестом.

— Я — твой капитан. По меньшей мере, ты обязан мне жизнью, мой шприц достался тебе. Я же тебе обязан рассыпавшейся на осколки жизнью…

— Я не разбивал твою семью и не убивал твоего ребенка, — твердо сказал полковник то, что уже однажды говорил.

— Ну тогда это сделал Господь Бог, случай, случайность… мне плевать! — ровно продолжил я. — Если хочешь играть со мной в одной команде, веди себя соответствующе и попробуй завоевать уважение, потому что доверие мое ты уже потерял.

Я заставил его посторониться и поднялся по ступеням, отодвинул тяжелую дверь, со скрипом подавшуюся вглубь гнезда, и выбрел на поверхность. В ночь. В кромешную, беспроглядную темноту. Но я видел! Как видит человек в сумерках, или при очень плохом освещении.

Я обалдело оглянулся — Тверской поднялся следом и включил фонарик.

— Выруби, — попросил я. — И не свети им перед инопланетянином. Настучит — нам несдобровать.

— А если и настучит, плевать, — проворчал Яр. — Это их проблемы, что не доглядели. Я внимательно читал пункт три дробь тридцать девять. Там говорится, что если что-то было найдено на планете или иным другим образом попало к участникам, то виноват инспектор.

— Интересный пункт, — согласился я. — Отмазывает нас.

— Именно, — согласился Яр. — Кстати, у меня и плохие новости есть. Я разбил прибор, так что осталась надежда только на маячок Рика. С радиацией тоже непонятно как, так что больше я из нашего убежища ни ногой.

— Где этот сетриец то? — уточнил я.

— Прямо, — указал Яр и тут же дернулся — кошка подкралась к нам совершенно бесшумно (я то ее слышал и решил подшутить над полковником) и издала за спиной приглушенный рык.

— Мать твою, — переведя дыхание, подвел итог Яр. — Напугала то как, стервозина! Держи галету.

Я заметил, что руки Тверского после испуга слегка дрожат. Адреналин, приятель, что уж тут поделаешь?!

Я прошел по тропе, прорубленной Тверским, и сразу же увидел и дерево и пленника. Он лежал, распластавшись, и, кажется, ждал конца. Заслышав наши шаги, приподнялся. У него участилось дыхание, сердце колотилось как бешеное, и я отчетливо различал его биение. А, может, для него это нормальная физиология? Или у него два сердца? Не понять, бухает, словно лошадь на галопе копытами перебирает.

— Как тебя зовут? — присаживаясь рядом, мирно спросил я. — Кто ты?

— Я с планеты Сетра, я помощник капитана, зовут Иунозенерик, капитан погиб, — затараторил инопланетянин. Произношение у него и вправду было чудовищное.

— Антон Доров, — с достоинством представился я. — Объединенная Земля, капитан корабля Шквал. Сейчас мы тебя освободим. Маяк остался?

— Конечно остался, — согласился сетриец.

— Доров, не делай этого, он прирежет нас ночью, пока мы будем спать, — заволновался полковник.

— Успокойся уже, а? — с раздражением потребовал я. — Ты ведь будешь себя вести цивилизовано, не так ли, Иуно…з… я буду называть тебя коротко, и не сочти за оскорбление, мы, люди, бываем немного диковаты.

— Ничего страшного! — оживился пленник. — Спасибо за великодушие, капитан.

— Мы поможем тебе, но и ты нам окажешь услугу, — продолжал говорить я. — У тебя есть то, что нужно нам — маяк. Не пугайся, я не хочу его у тебя отобрать. Я предлагаю временный союз. Ты останешься с нами, у нас тут есть довольно безопасное убежище, а потом мы по твоему маяку выберемся с этой планеты. Признаться, она мне уже до чертиков надоела!

— Да, капитан, — согласился сетриец.

— Видишь, Тверской, мы пришли к соглашению, — усмехнулся я.

— Он скажет тебе все, что угодно, лишь бы его освободили, — заметил полковник. — Можно подумать, ты бы поступил на его месте иначе.

— Нет, конечно, — согласился я. — Но я бы испытывал к своим спасителям благодарность.

— Это потому, что ты дурак, Доров, — процедил Тверской.

— Зато я никогда не иду против совести, — с сарказмом сообщил я, думая о том, что совесть у меня — штука весьма избирательная. — Ты мне поможешь поднять ствол?

Сетриец оказался каким-то замороченным. Оказалось, что ничего ему дерево не переломало, потому что у населения планеты Сетра гибкий скелет. Он бы и сам из-под дерева выбрался, да кости встали как-то не так, заклинило его, так что пленник испытывал к нам искреннюю благодарность. Поправочка — ко мне. На Твреского он косился с болезненным испугом.

Я отвел Иуно в наше убежище, потому что оставаться на поверхности было опасно, да еще рой насекомых налетел, и последние метры мы, отчаянно плюнув на все предосторожности, просто бежали сломя голову.

В закрытом помещении звон влетевшего вместе с нами гнуса казался оглушительным и действовал на нервы, но по сравнению с поверхностью тут их было по пальцам пересчитать, хотя они и пикировали, подобно летчика камикадзе в лицо и уши.

Потом полковник по второму разу выслушал историю про гибнущую планету. Ядро Сетры было настолько старо, что по каким-то причинам стало терять магнетические свойства. Траектория движения планеты вокруг местной звезды начала меняться, катаклизмы следовали один за другим. Землетрясения, жуткие извержения, отравлявшие атмосферу продуктами выбросов; изменение температуры, потому что солнце скрылось за постоянной гарью.

Всем было ясно, что планета доживает последние свои витки, и никто не мог с точностью сказать, сколько ей еще осталось: десятки лет или один единственный день.

Проводились самые передовые исследования, бурилисьскважины, в попытке понять причину и добавить катализатор, но все было безуспешно. Планета оказалась слишком стара, и каждый сетриец с рождения знал: настанет момент, когда его любимая планета стряхнет все живое со своей поверхности, и станет бесполезным куском израненной плоти в темноте космоса.