Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

сменила нейтральное выражение лица на укоризненно-обиженное. Рот стиснула в тугую полоску, словно молнию на нём застегнула. Куда только подевались знаменитые пухлые губки? И глаза сузила на азиатский манер, как королева китайских пиратов мадам Вонг.

Когда Оля злилась, она становилась ещё красивее!

Бесшумно распахнув дверь, Саша вынырнул из салона.

— Ух, ты, сердитка, — лобызнул супругу в нежную щёку.

Аромат духов вызвал лёгкое головокружение. Кораблёв приобнял жену за талию, подмигнул игриво.

— Может, ну его на фиг, этот маникюр? Устроим себе романтический вечер? Антошку бабушке сдадим.

Оля отстранилась со словами: «Помнёшь, отпусти». Тональность её, однако, заметно потеплела.

— Что делаешь? На нас же люди смотрят. Всё, всё. Наташка вон приехала.

На ярко-зелёном, похожем на весёлого жука «Daewoo Matiz» подъехала подруга жены. В последние полгода Оля с ней сильно сблизилась. Наталья была разведённой, бездетной, успешно занималась туристическим бизнесом, много путешествовала. Шебутная, находившаяся в активном поиске, она вызывала у Саши опасения по части влияния на жену. В гости к ним Наталья наведывалась эпизодически, а вот во всякие бабьи дела втягивала Олю неутомимо. Бесконечные фитнесы, массажи, солярии, спа, бассейны, сауны. А ещё шопинг… Сейчас девки спешили «на ногти». Супер-пупер дипломированная мастерица ногтевого сервиса сулила нарастить им прочнейшие акриловые когти, каких не было ни у кого в городе. Значит, опять Кораблёву придётся все выходные мыть посуду. Нельзя допустить, чтобы к понедельнику, к выходу в свет, дорогостоящей Олечкиной красоте был нанесён урон.

— Мы потом посидим в кафешке, поболтаем. К десяти вернусь. Вы чем будете без меня заниматься?

— В парке погуляем, на паровозике покатаемся. Только сначала на работу заеду. Фрамугу забыл закрыть, — повод у Кораблёва был заготовлен.

Выщипанные бровки супружницы вскинулись домиком.

— Только не засиживайтесь! Кабинету тебя насквозь прокурен и аура там такая чёрная. Бр-р… Думай о здоровье ребёнка. Ведите себя хорошо. Пока-пока.

Малютка «Матизик» проворно укатил в сторону центра. Равняясь на подругу, Оля мечтала обзавестись собственным авто. Принципиально Саша не возражал, двадцать первый век на дворе, но ставил категоричное условие — научиться водить надо по-настоящему. Автомобиль — источник повышенной опасности.

— Ну, что, трансформер, прокатимся с ветерком? — обратился Кораблёв к сынуле, увлечённо игравшему на газоне.

— Это он тлансфолмел! — Антошка вскинул над головой здоровенного пластмассового монстра, из которого можно было собрать космический корабль, а можно — боевого робота.

В свои три с половиной мальчуган был боек на язычок, но букву «эр» пока не освоил. Он умел придумывать всякие забавные словечки, умиляющие непроизвольной образностью. «Узляк», одно из таких слов, обозначало рюкзачок, с которым он был неразлучен. В нём хранились любимые игрушки. Сейчас грозный трансформер отправился в «узляк», а последний при папином содействии водрузился на плечики.

Антошка одет нарядно — рубашечка, шортики, гольфы, сандалики. Всё новенькое, импортное, чистенькое, отглаженное. Парнишке есть с кого брать пример, оба родителя следят за модой.

На щёчках — нездоровая шершавая краснота, последствия диатеза. В среду бабушка угостила внучка первой клубникой со своей грядки. Всего-то три ягодки и дала, а к вечеру щёки вспыхнули алым полымем, зазудели, зачесались.

Оля разгневалась на свекровь:

— Сколько можно твердить об одном и том же! Как об стенку горох!

— Оль, ну, совсем без витаминов ребёнку нельзя, — заступался Саша за мать, делавшую всё из наилучших побуждений.

Он настоял в кастрюльке череды, сделал примочки. Зуд унялся, раздражение спало, ребёнок перестал хныкать.

Серыми глазищами и ямочками на щеках Антошка похож на маму. Зато волосы у него отцовские — тёмные, курчавые. Любившая точность во всём Оля на хвастовство мужа неизменно уточняла, что волосы вьются у большинства детей, а потом, с годами, они распрямляются.

Кораблёв давно усвоил, что спорить с благоверной себе дороже. Александр Николаевич Веткин, видный специалист в области антропономики[347], авторитетно пояснил, что Ольга — имя сильное, женская форма имени Олег.

— Обычно Ольги натуры упрямые и страстные, — вещал Веткин. — Их лучше не гневить, ибо в ярости они страшны. Конечно, многое зависит от даты рождения, — уточнял Александр Николаевич. — Говори дату, я просчитаю психоматрицу….

При выборе имени ребёнку решающее слово оказалось за Олей. Саша против её варианта возражал. В его детстве Антон считалось зазорным имечком, его обладателей дразнили обидной рифмой. Сейчас оно вновь стало популярным наряду с Романами, Максимами и Данилами…

Споры остались позади, без осадка растаяла обида. Кораблёв давно привык к имени первенца. Казалось, что никакое другое ему не подходит.

Научившись избегать лобовых столкновений с женой, Саша свёл число семейных ссор к минимуму. От участи подкаблучника его спасала оперативная смекалка. Он добивался своего тихой сапой. Руководствовался принципом: «Всегда нужно говорить правду, но не всю». Сейчас, например, ни к чему было Олечке знать, что он намерен провести на работе не меньше часа. По его расчётам этого хватит, чтобы переломить патовую ситуацию с Жидких.

17

18 июня 2004. Пятница 19.00–21.45

Полковник Волчуков навёл шороху в своей песочнице. Как нахлёстанный, в Острог примчался начальник ОРЧ-1 Сапега. О его появлении в прокуратуре возвестила резвая дробь шагов по пустынным, и оттого гулким коридорам.

— Разш-шите, Александр Михалыч?! — крепко стукнув костяшками пальцев в дверь, главный убойщик области рванул её на себя.

— Проходите, Василий Иванович. Только потише, пожалуйста, — Кораблёв, улыбаясь, показал на сидевшего в кресле Антошку.

Мальчик снизу вверх настороженно разглядывал ворвавшегося в кабинет дядьку. Выглядел тот колоритно. Можно было подумать, будто голову его венчает пышный парик или даже небольшая папаха. Люди, впервые видевшие Сапегу, не сразу понимали, что это шапка волос. Густейшая смоляная объёмная шевелюра. Натуральная! Усы Сапега прежде подбривал на английский манер — фасонными острыми стрелочками. А с недавних пор отпустил толстую запорожскую подкову. Крепкий подбородок убойщика обметала иссиня-сизая щетина, казавшаяся трёхдневной. Между тем, брился он утром, тщательно, фирменным «жиллеттом».

Сапега был в полосатой тенниске навыпуск и сужающихся книзу летних брюках.

Антошка не сводил распахнутых глазёнок с гостя. Тот уселся за приставной столик, лицом к хозяину кабинета, а к мальчику — полубоком. И тотчас из-под полы его рубахи вылезла коричневая пистолетная кобура.

«Бармалей!» — осенило Антошку.

На днях папа с мамой по очереди читали ему книжку про злого африканского разбойника. На иллюстрациях тот имел такие же чёрные лохмы, большущие усы и такую же тельняшку. В одной руке он держал пистолет, а в другой — здоровенный острый нож. У Бармалея, прибежавшего на папину работу, ножика не было видно. Может, он спрятал его в кармане?

Рядом был папа, и мальчик не испугался разбойника. Он знал, что его папа не только