Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

со стулом к стене, встал и рефлекторно проверил наличие табельного оружия в поясной кобуре.

Когда он выписывал сложный зигзаг между предметами мебели, Антошка вскарабкался коленками на подлокотник кресла и лёг животом на стол, накрыв собой нарисованную картинку. Ни в коем случае Бармалей не должен был понять, что его опознали.

Пушечно бухнула подпружиненная дверь кабинета, сотрясла коробку и стену, затем на удалении хлопнула дверь запасного выхода, тоже неслабо.

— Собирайся, художник! А то аттракционы закроются, — потирая затёкшую поясницу, Саша трудно поднялся со стула.

Звонок следователя застал его на оживлённом перекрёстке Ленина-Шмидта. Кораблёв принял вызов.

— Александр Михайлович! — баритон, вырвавшийся из решётки динамика, ликовал. — Вы, как всегда, правы!

Красный глаз светофора по вертикали сменился жёлтым.

— Я перезвоню, — нажав «отбой», Кораблёв бросил телефон на пустое «командирское» сиденье и тронулся за маршруткой, сзади подпираемый чёрным джипом, из салона которого, сотрясая тонированные стёкла, рвался тяжёлый рок.

Ребёнок на заднем сиденье дисциплинировал. Не будь его, Саша не прервал бы разговора.

Оказавшись в парке, Антошка потянул отца за руку по центральной аллее в сторону детской железной дороги. Едва успевая за шустриком, Кораблёв набрал номер следователя.

— А ты, Кирилл, сомневался, в правоте начальника? — подколол, услышав торопливое «да-да, слушаю».

— При осмотре автомобиля на нижней части чехла заднего сиденья обнаружены помарки крови.

— Не торопишься? Может, назовём их похожими на кровь?

— Нет-нет. Арутюн Аветисович экспресс-тест провёл. «Гемофан»[349] дал положительную реакцию, окрасился в синий цвет. Кровь — сто процентов! Много! Хватит и на биологию, и на генетику. Самая большая помарка полтора сантиметра в диаметре, чехол пропитался насквозь. И ещё следы рук изъяли. Как минимум, троих человек!

— Молодцы. Можете, если захотите.

— Я допишу протокол и сразу вынесу постановление о назначении дополнительной дактилоскопии. Максим Елин с утра примерит новые отпечатки к пальцам Молоткова и Пандуса.

— Правильно, их в первую очередь проверяйте. Жидких подождёт. Его пальчики в его машине ничего не дают. Упакуй только всё хорошенько. В девять ноль-ноль будем определяться по задержанию. Твоё мнение — решающее.

Затем прозвонился Сутулов и казённым голосом поведал, что связался с Ярославским РУБОПом. Завтра утром ярославцы скинут факсом допрос свидетеля, которому известно о материальных проблемах Жидких, возникших в начале мая.

— Годится, Владимир Борисович! — одобрил Кораблёв. — Используем для обоснования корыстного мотива.

Сутулов не был бы собой, не спроси, прежде чем попрощаться:

— А жа…жаловаться обяза-ательно б-было?

— Ничего личного, — со смешком ответил Кораблёв.

Он давно вырос из пацанских штанов и не комплексовал по подобным поводам.

Убрав сотовый в барсетку, Саша возобновил переговорный процесс с Антошкой.

— Сынок, давай ещё кружок и будем домой собираться. Ты устал, глазки вон трёшь, зеваешь. Не устал? А паровозик устал, он целый день детишек возил, ему отдохнуть надо…

Антошка уснул в машине. Кораблёв занёс его на четвёртый этаж на руках, уложил на кровать, осторожно снял сандалии и гольфы. Накрыл пледом. Следовало раздеть полностью, но жалко стало будить, так сладко посапывал мальчонка.

Прикрыв дверь, Саша на цыпочках прошёл на кухню. Достал из холодильника банку пива, открыл и жадно присосался, делая крупные глотки.

Закон подлости оживил лежавший на столе мобильник. Телефон завибрировал и пополз к краю (на беззвучный режим Кораблёв поставил его в машине). Высветилась надпись «Сапега».

— Весь внимание, Василий Иванович, — слизывая горьковатую пену с губ, отозвался Саша.

Полковник доложил о результатах беседы с Жидких. По его словам, жулик загрузился капитально.

— Глазки бегают, рукам места не находит. На перстень была реакция, умно вы придумали. Понятное дело, на раз такого волчару не кольнёшь, нужно время. Камера заряжена, я проверил. С замиранием сердца жду вашего веского слова, Александр Михалыч.

После бурной активности, проявленной милицией, Кораблёв мог дать один ответ. Положительный.

— Зер гут[350], — Сапега от радости перешёл на немецкий. На арест завтра?

— Снова за горло берёте, Василий Иванович…

— Всё понял, не надоедаю. Мои, Сутулов с Рязанцевым, с утра на месте. Чего надо, пускай следователь им говорит, не стесняется. А я Фомина пришлю для контроля. Не подведём, Александр Михайлович. Честное пионерское!

На пустой желудок после тринадцатичасового рабочего дня «Балтика»-семёрка шарахнула по мозгам. Сигарета добавила драйва.

«Что бы вы делали без дяди Саши?» — думал Кораблёв, выпуская дым в открытое окно.

Пятничным вечером он был доволен. И родительские обязанности выполнил, и людей на трудовые подвиги мобилизовал. Успеху способствовало отсутствие второй половины. Будь Оля дома, она бы исфыркалась по поводу бесконечных телефонных переговоров мужа. Её кредо было: «Работу нужно оставлять на работе». Любые возражения Ольга игнорировала.

«Однако, ей возвращаться пора, — Саша подтянул к себе телефон. — Потороплю гулёну, а то разбалуется».

18

18 июня 2004. Пятница.

22.30–23.40

Мерзкий лязг решётчатой двери ИВС вернул Жидких на пятнадцать лет назад. Словно машина времени сработала. Только тогда Валера был молод и не представлял всего ужаса свершившегося. Понимал, конечно, что влетели они по-крупному, но не думал, что лично он — на круглую десятку. А когда суд впаял ему червонец усиленного режима, он не знал, что в зоне часы останавливаются. Десять лет там стремятся к бесконечности.

Смрад кичи шибанул в ноздри, травмируя обонятельные рецепторы. Месиво тяжёлых запахов начало бесцеремонную интервенцию, пропитывая каждый миллиметр одежды, каждую клеточку тела.

В подвал Жидких спустился в сопровождении молодого атлетичного опера. «Качок», — сначала подумал Валера, но коричневые ороговевшие «пятаки» на костяшках вкупе с текучей пластикой выдали в парне рукопашника. У такого не забалуешь. Часом ранее этот боец на пару с усатым полканом из облуправления кололи Жидких на мокруху.

Набор аргументов сыскари вывалили стандартный.

«Ты нам — раз хорошо, мы тебе — десять! Зарабатывай смягчающие! Мы знаем — ты сидел в машине, не убивал, а это другая статья и другой срок!»

Валера позволил втянуть себя в разговор и теперь жалел об отвязавшейся «метле». Пара-тройка фраз получились неосторожными, а одна — конкретно лишней. Сам того не желая, он подсказал ментам, что они на верном пути.

В изоляторе их заждались дежурный с помощником. Рослый блондинистый прапор с оттопыренными, как у Чебурашки, ушами, развернул доставленного лицом к стене.

— Учи правила внутреннего распорядка!

Машинописный листок под треснутым стеклом оказался аккурат перед глазами. Уйму разных обязанностей напридумывали менты для арестантов.

«… выполнять законные требования администрации; соблюдать требования гигиены и санитарии; соблюдать правила пожарной безопасности; бережно относиться к имуществу ИВС…»

Оставшийся за спиной крепенький сержант бдил в оба.

«Серьёзное ко мне отношение», — невесело хмыкнул Валера.

Периферийным зрением он зацепил, как опер отдал прапорщику протокол задержания. Белобрыс насупил брови и