Реверс - Михаил Юрьевич Макаров

самый главный в городе, но и самый сильный. Антошка повернулся к журнальному столу и, стараясь не шуметь, подвинул к себе листок бумаги и цветные карандаши. Опасливо косясь на Бармалея, мальчик начал рисовать его в полный рост. Картинку он покажет в садике ребятам и воспитательнице Елене Сергеевне. Пусть все узнают, какой он храбрый.

Тем временем Бармалей вёл с папой переговоры. Разговаривал он хрипло (наверное, наелся холодного мороженого) и очень быстро. Сто слов в минуту, как бабушка Капа говорит. Папа слушал разбойника внимательно. Папа умный, его не обманешь…

— Я Сутулову навешал люлей! Эко дело, прокатились взад-вперёд до Ярославля. Скоро Борисыч нарисуется, как миленький. К тёще в деревню он, видите ли, поехал! У Петрушина мобила молчит. К гадалке не ходи, он уже пузырь в одну харю выжрал и валяется поперёк кровати, — Сапега раскинул руки, уронил на грудь голову и дурашливо высунул язык, наглядно показывая, в какой непотребной позе лежит сейчас Валера. — Отработанный материал. Дембель! Заменщика ему я подобрал толкового, не беспокойтесь. Рязанцева, кстати, я тоже поднял. Нехай поработает студент на благо Отечества. Юрий Фёдорыч розыск нагнул по полной. В отделе Калёнов и пять оперов ждут команды «фас». Хватит нам сил? Вы говорите, Александр Михалыч, не стесняйтесь… Нарастим, сколько надо!

Кораблёв ответил — людей достаточно, нужно определиться с приоритетами.

— Что реально сделать сегодня? Следователь с экспертом повторно осматривают машину Жидких.

Начальник ОРЧ открыл ежедневник, жирно вывел цифру «1» и написал: «Осмотр БМВ».

Сапега не всегда был ручным. Когда в конце девяностых его поставили на линию убийств, он прокуратуру не праздновал. Всё делал по-своему, культивировал кулак. Пёр напролом, как танк. В других районах с ним старались не связываться, но в Остроге коса сразу нашла камень. Заместитель прокурора Кораблёв, несмотря на свою молодость, не пошёл на поводу у лихого рубаки по прозвищу «Чапай». Межведомственные трения переросли в серьёзный конфликт, от которого страдал результат. Кораблёв вёл борьбу методично, опирался на букву закона и вышел из длившейся больше года свары победителем. Сапега зализал дисциплинарные раны и смирился с мыслью, что кукловодом для Острожских следаков ему не бывать. Он признал в Кораблёве равного партнёра. По-крайней мере, вид такой делал.

Раздался очередной стук в дверь. Спросив разрешения, через порог широко шагнул Рязанцев.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — отдавая дань субординации, сперва он поздоровался с Сапегой, и только потом — с Кораблёвым.

Лицо старлея от ночных зубрёжек осунулось и посерело.

— Сдали сессию? — Кораблёв проявил интерес к неслужебным проблемам оперативника.

— Половину. Ещё неделя, — ответ последовал краткий.

— Выходите скорее, Андрей Владимирович, туго без вас, — и.о. прокурора говорил с приязнью.

Рязанцев молча кивнул. В первой половине дня он сдал самый трудный экзамен — «уголовное право». И оценку получил не «удовлетворительно», а «хорошо». Единственный из всей группы правильно решил задачу про квалификацию действий Жулина, пытавшегося из обреза убить Кузнецова. Зловредный доцент Бахтияров констатировал, что на его памяти впервые сотрудник уголовного розыска смог узреть подводные камни в условиях задачи. От публичной похвалы у Андрейки олимпийскими факелами вспыхнули уши…

Сапега сказал, что они с Рязанцевым берут на себя Жидких.

— Навалимся двойной тягой. Один злой, другой добрый!

Кораблёв подумал, что можно не уточнять, кто какую роль будет играть. Амплуа понятны. Озвучил свою идею про перстень убитой бухгалтерши.

Рязанцев деликатно кашлянул в кулак:

— Разрешите, Александр Михайлович? Получается так, что Жидких был в машине, а нападение совершили Пандус с Молотковым. Поэтому Жидких может и не знать, что Молотков украл перстень.

Кораблёв понял, куда клонит убойщик:

— Украшение надо привязать к потерпевшей. Наглядно!

— У меня есть фотка, где живая Грязнова с этим перстнем на пальце. И отдельно — крупный план.

— Замечательно. Так и разыграйте! — надежду на успех остудила мысль, неожиданно пришедшая в прокурорскую голову.

Жидких, скорее всего, решит, что менты его тупо разводят. Сами свинтили с трупа гайку, а говорят, будто у подельника изъяли. Желаемого эффекта можно было достичь, лишь посадив Молоткова напротив Жидких. Увы, покойники оживают только в сказках. Или хотя бы натыкать Жидких носом в протокол выемки перстня у Молоткова. А то по документам, которыми был изъят вещдок, его путь выглядел слишком извилистым.

Озвучивать свои сомнения зампрокурора не стал. Не стоило отбивать у людей желание работать.

— А где Сутулов? — запоздало спохватился Сапега. — Давно пора ему объявиться.

— Он прямо в отдел поехал, — пояснил Рязанцев. — Сказал, в Ярославль будет звонить. Поторопит коллег насчёт обещанной помощи. Какой именно — не сказал. Разрешите идти, товарищ полковник? Подготовлюсь к беседе со злодеем.

— Давай. Разогрей его хорошенько к моему приходу.

Покидая кабинет, оперативник подмигнул Антошке, клубочком свернувшемуся в кресле. Мальчик гадал, за кого этот плечистый коротко стриженный дядька — за папу или за Бармалея…

— От Пандуса нет новостей? — поинтересовался Кораблёв.

— Пока нет. Я на выходных пересекусь с начальником оперчасти. Думаю, в понедельник-вторник будет явка. В «тройке» не таких кололи.

Кораблёв прикусил губу. Противник грязных методов работы, он согласился с переводом обвиняемого в «централ» под нажимом областной прокуратуры. Начальник отдела криминалистики Пасечник активно лоббировал интересы убойщиков. Делал он это не из альтруистических побуждений. Прокуроры-криминалисты отвечали за раскрываемость убийств в масштабах области.

Давая согласие на перевод Пандуса в учреждение ИК-3, Кораблёв для успокоения совести сделал приписку: «Сроком на 10 суток».

— Алиби Жидких надо ломать, не отходя от кассы, — и.о. прокурора взял прицел на следующую неделю. — В понедельник нужно собираться в Ярославль на несколько дней. Алиби готовилось основательно. Копать придётся глубоко. Кого пошлёте?

— Сутулова, понятное дело. Видите, он там уже какие-то позиции наработал, названивает кому-то… С ним кого? Петрушин пускай тут последние деньки досиживает. Рязанцев на сессии… А пошлю-ка я своего боевого зама, Фомина! Для вас, Александр Михалыч, ничего не жалко. А следователь-то поедет?

— Обязательно. Дело областной подсудности. Процессуальные документы должны быть оформлены безукоризненно.

— Замётано! Александр Михалыч, я так понимаю, что если сейчас мы с мужиками поднапряжёмся, вы тормозите Жидких на сорок восемь часов? А с арестом завтра будете выходить, или в воскре сенье?

Кораблёв от души рассмеялся, демонстрируя золотые коронки на премолярах[348] верхней челюсти.

— Василий Иванович, вам палец в рот не клади!

— А я чего? Мне просто нужно Юрию Фёдорычу перспективу доложить.

— Давайте не будем ставить телегу впереди лошади. Сколько на ваших?

— Девятнадцать двадцать, — Сапега бросил взгляд на циферблат высокоточных кварцевых часов «Orient», которые носил на кожаном ремешке.

— В девять вечера созвонимся и подобьём бабки. Удачи!

— Да уж, рассиживаться некогда, — единым волнообразным движением, как танцор брейк-данса, полковник отодвинулся