Романы Ильфа и Петрова - Юрий Константинович Щеглов

вызвали массу шуток по поводу кукушки. Последовали всевозможные разговоры: каламбуры, анекдоты, похвальбы, пари, вранье, выдаваемое за правду… Вина обходили стол, блюда следовали одно за другим, доктор разрезал. Кто-то бросал через стол апельсинили пробку, кто-то оставлял свое место, чтобы поговорить с кем-то…» [11.1].

ПР//6

В зал вошел известный мот и бонвиван, уездный предводитель дворянства Ипполит Матвеевич Воробьянинов, ведя под руки двух совершенно голых дам. — Сцена с Ипполитом Матвеевичем, голыми дамами и околоточным использует ряд мотивов рассказа Чехова «Маска». У Чехова миллионер Пятигоров в маске входит в читальню клуба в обществе двух дам и предлагает присутствующим покинуть помещение: «Мамзелям моим не ндравится, ежели здесь есть кто посторонний… Они стесняются, а я за свои деньги желаю, чтобы они были в натуральном виде». Является полиция, которую Пятигоров осыпает насмешками; составляется протокол, после чего миллионер снимает маску и открывает свое лицо, к немалому смущению собравшихся. Интеллигенты и передовые люди города, возмущавшиеся поведением нахала, теперь льстят и аплодируют ему, а власти спешат замять скандал.

Подобные эпизоды были известны и из придворной хроники, например, следующий, сходный с ДС: «Город до сих пор полон рассказами о похождениях великой княгини Марии Павловны… Про сынков ее и толковать нечего. Всем памятно, как они шествовали по общей зале ресторана с голой француженкой, что страшно возмутило публику…» [Минцлов, Петербург в 1903–1910 годах, 24; запись за август 1903].

ПР//7

Статейка была написана возвышенным слогом и начиналась так:

«В нашем богоспасаемом городе что ни событие, то — сенсация!

И, как нарочно, в каждой сенсации замешаны именно:

— Влиятельные лица!!!»

Стиль фельетона Принца Датского так же шаблонен, как его псевдоним. Известным штампом было, в частности, разделение фразы на две части посредством двоеточия и новой строки с тире. Ср. некоторые очерки В. М. Дорошевича, почти целиком составленные таким образом, например:

«Роли распределялись:

— По особенностям дарования…

Чулков Сергей мог продать билетов:

— На целых пятьдесят рублей!..

Здесь начинал свою артистическую деятельность мой:

— Учитель чистописания и рисования Артемьев…

К спектаклю имел какое-то отношение нотариус Н., известный тогдашней Москве как:

— Большой ходок по дамской части» и т. п. [Дорошевич, Уголок старой Москвы, Избранные рассказы и очерки, 6-19].

«Богоспасаемый» — заезженный журналистами лексический штамп, обычный при топонимах. Часто встречается в древнерусской литературе и у классиков: «В богоспасаемой крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов» [Пушкин, Капитанская дочка]. Примеры из А. Аверченко: «Мы счастливы приветствовать известного пианиста Зоофилова, посетившего наш богоспасаемый город…» [Волчья шуба]; «Что-то в нем есть такое, что действительно отличает его от других индивидов нашего богоспасаемого болота» [Скептик].

Глумливо-претенциозный, до отказа напичканный надоевшими цитатами «возвышенный слог» статейки Принца Датского типичен для дореволюционных газетчиков. Его пародирует, например, М. Алданов, у которого в сходном стиле работает журналист Дон-Педро: «Комментарии излишни. Вот уж действительно своя своих не познаша. До каких, однако, Геркулесовых столпов цинизма докатились наши рептилии!.. Что, однако, сей сон означает?! Уж не «эволюционирует» ли почтенная газета? А если эволюционирует, то куда и почему? Тайна сия велика есть» [Ключ, 23]. Этот пассаж иллюстрирует другую ветвь тогдашнего стиля: он основан не на синтаксических штампах (деление фраз двоеточиями и тире), но на заезженных цитатах, затертых цитат, тропах и афоризмах, обязательных в такого рода политических обзорах.

ПР//8

Статья… заканчивалась неизбежным: «Бывали хуже времена, но не было подлей»… — Цитата из «Современников» Некрасова: Я книгу взял, восстав от сна, / И прочитал я в ней: / «Бывали хуже времена, / Но не было подлей». Некрасовский афоризм, взятый из рассказа В. Крестовского (Н. Д. Хвощинской), был заезженной цитатой в левых и либеральных кругах. За гробом поэта Курочкина в 1875 шло мало провожающих, и некоторые объясняли это тем, что «бывали хуже времена, но не было подлей» [Н. К. Михайловский, Записки профана, цит. по кн.: Ашукин, Ашукина, Крылатые слова, 68]. В рассказе Бунина вспоминается реакция эпохи Александра III: «Время было трудное — недаром обжора и пьяница, но либеральнейший человек, старый врач губернской больницы, говорил: «Бывали хуже…»» ит. д. [Архивное дело]. Штамп перешел в советскую прессу. В статье о румынском писателе Панаите Истрати говорится, что «перефразируя известную поговорку, можно сказать: и бывали «разоблачители» похуже, да не было подлей» [Бор. Волин, Литературный гайдук, Пр 20.10.29].

ПР//9

…Принца Датского, который тщетно силился выговорить необыкновенно трудные для него слова: «Ваше высокопревосходительство»……вытряхнул из себя ответ: — Т-т-т-так я же в-в-в-ооб-ще з-аикаюсь! — Заиканье от страха перед высоким начальством, невозможность выговорить титул — общее место, идущее от Гоголя, ср. в «Ревизоре»: «Ва-ва-ва… шество, превосходительство, не прикажете ли отдохнуть…». Встречается у сатириконовцев: «В-ва-ва… — сказал Иванов… — ввв… аше пр… пр… пр… пре-во… сходительство… я пппреподаю… чи… стописание, ваше превосходительство» [В. Азов, Табло // В. Азов, «Цветные стекла», кавычки Азова].

Заикание, афазия — частные случаи более широкого мотива «физиологической реакции» на начальственные возбудители. Данный мотив типичен, например, для юмористического периода Чехова, у которого через него выражается тема чиносознания, превратившегося во вторую натуру (ср. «Хамелеон», где от одного лишь упоминания о генерале полицейского кидает в жар и холод, «Смерть чиновника», «Толстый и тонкий» и т. п.).

ПР//10

…Матвей Александрович гонял длинным бамбуковым шестом голубей, а по вечерам, запахнувшись в халат, писал сочинение о разновидностях и привычках любимых птиц. — Характерное совмещение книжных мотивов:

(а) «Помещик, увлекающийся голубями (собаками, лошадьми и т. п.)» — представлен Троекуровым, Гриневым (который смолоду «лазит на голубятни» и «может очень здраво судить о свойствах борзого кобеля»), Ноздревым; И. Тургенев передает рассказы об увлечении графа А. Г. Орлова голубями-турманами [Однодворец Овсяников]. Обычно такой любитель животных применяет к ним человеческие мерки и способы обращения: например, в «исторической» повести Н. Брешко-Брешковского «АполлонБельведерский» помещик заказывает панихиду с попом по погибшим собакам [Ни 33.1912]. В этом же духе и отец Воробьянинова имеет для любимого голубя «Фредерика» с супругой «Манькой» отдельную благоустроенную голубятню. О турманах, живущих в комнатах помещичьего дома и унавозивших полы, пишет Бунин [Учитель, гл. 8].

(б) «Помещик, пишущий нескончаемое сочинение», — другое известное клише, представленное гоголевским Тентетниковым [Мертвые души, т. 2], который также неразлучен с халатом, или сенатором Тодрабе-Граабен [Белый, Серебряный голубь: Павел Павлович]. Мистер Дик в «Дэвиде Копперфилде» Ч. Диккенса увлекается воздушными змеями и пишет сочинение о Карле Первом.

Воробьянинов-старший сочетает оба признака, будучи страстным охотником до голубей и сочиняя о любимых птицах трактат, которого он так и не кончает.

ПР//11

…Он узнал, что кроме красивых и приятных вещей: пенала, скрипящего и пахнущего кожаного ранца, переводных картинок и упоительного катания